Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

5.10. По закону русскому

В ПВЛ много раз мы встречаем упоминания об особом «законе русском», который определял жизненные нормы руси Рюрика. Во многих работах, посвященных древнерусскому праву, как, например, в лекциях В. О. Ключевского (Ключевский 1902: 107), «закон русский» упоминается в числе источников «Русской правды», но отдельно не рассматривается. Есть главы, посвященные «закону русскому» в исследованиях о «Русской Правде» (Зимин 1954: 65–70) и русском средневековом праве (Feldbrugge 2009: 51–52; Петров 2003: 221–224). Но есть относительно небольшое количество работ, непосредственно посвященных «закону русскому» (Георгиевский 2004; Никольский 2004). Среди них выделяется капитальный труд М. Б. Свердлова (Свердлов 1988). Но и эти работы сосредотачиваются на рассмотрении юридических норм, не на поиске параллелей в древнем праве других народов.

В исследовании М. Б. Свердлова, написанном во времена господства официального антинорманизма, «закон русский» приписывается славянам, поскольку и русы считаются славянами. Но с учетом этого обстоятельства данная работа вполне может быть использована и содержит весьма интересные гипотезы и выводы. Характерно, что и в более позднее время появляются антинорманистские работы о древнем русском праве с приписыванием его восточным славянам (Агафонов 2006) или балтийским славянам (Меркулов 2014). И это понятно, потому что о восточнославянском древнем племенном праве мы не знаем вообще ничего.

При этом встречаются забавные казусы, например, в статье Э. В. Георгиевского, посвященной «закону русскому», для доказательства наличия письменности у восточных славян к середине IX в. и возможности кодифицирования права восточных славян, приводится ссылка на книгу В. А. Чудинова «Загадки славянской письменности». Что не позволяет рассматривать данную статью как работу, подготовленную на серьезном научном уровне.

Опровержение восточнославянской природы «закона русского» содержится непосредственно в ПВЛ, где говорится под 907 г., что русы приносят клятву оружием своим «по закону русскому». Клятва оружием является чисто скандинавским видом клятвы и отличается от клятв, приносимых славянами при заключении мирных договоров. Более того, как уже было показано выше, скандинавы и русы, в отличие от других народов, клявшихся своим оружием, верили, что оружие может ожить и нанести вред владельцам, напасть на них в случае нарушения клятвы (Riisoy 2016: 148–149; Губарев 2013: 241–242).

Поэтому обратим внимание на поиск возможных параллелей к формулам «закона русского» не только в скандинавском, но и в древнефризском праве. Согласно М. Н. Тихомирову, Л. К. Гетц сближал древнейшую редакцию «Русской Правды» с древнефризским правом Lex Frisonum, кодифицированным в империи франков (Тихомиров 1941: 25). Как указывает М. Стейн-Вилькесхёйс: «Medieval Frisian law, also, devotes attention to patching up quarrels by way of an oath and preserves some ancient formulae»[22] (Stein-Wilkeshuis 2002: 158).

К «закону русскому» можно уверенно отнести те клаузы в договорах Руси с греками, в которых в ПВЛ содержится ссылка на «закон русский», «наш закон», «закон и покон русский» и просто «закон», когда клауза стоит рядом со ссылкой на «закон русский»[23].

«Царь же Леонъ со Олександромъ миръ сотвориста со Олгом, имшеся по дань и ротѣ заходивше межы собою, цѣловавше сами крестъ, а Олга водивше на роту, и мужи его по Рускому закону кляшася оружьемъ своим, и Перуном, богомъ своим, и Волосомъ, скотьемъ богомъ, и утвердиша миръ» (ПВЛ 1950 ч. 1: 25).

«Наша свѣтлость болѣ инѣх хотящи еже о Бозѣ удержати и извѣстити такую любовь, бывшую межи хрестьяны и Русью многажды, право судихомъ. неточью просто словесемъ, ез и писанием и клятвою твердою, кленшеся оружьем своим, такую любовь утвердити и известити по вѣре и по закону нашему» (ПВЛ 1950 ч. 1: 26).

«Аще ли убежит сотворивый убийство, да аще есть домовит, да часть его, сирѣчь иже его будеть по закону, да возметь ближний убьенаго, а и жена убившаго да имѣеть толицем же пребудеть по закону» (ПВЛ 1950 ч. 1: 26).

«Аще ли ударить мечем, или бьеть кацѣм любо сосудомъ, за то ударение или бьенье да вдасть литръ 5 сребра по закону русскому» (ПВЛ 1950 ч.1: 27).

«Аще ускочить челядинъ от Руси, по нь же придуть въ страну царствия нашего, и у святаго Мамы аще будеть, да поимуть и; аще ли не обрящется. да на роту идуть наши хрестеяне Руси по вѣрѣ ихъ, а не хрестеянии по закону своему, ти тогда взимають от насъ цѣну свою, яко же уставлено есть преже, 2 паволоцѣ за чалядинъ» (ПВЛ 1950 ч.1: 36).

«Аще украденное обрящеться продаемо, да вдасть и цѣну его сугубо, и тъ показненъ будеть по закону гречьскому, и по уставу и по закону рускому» (ПВЛ 1950 ч. 1: 37).

«Аще ли от нея возметь кто что, ли человѣка поработить, или убьеть, да будеть повиненъ закону руску и гречьску» (ПВЛ 1950 ч. 1: 37).

«Ци аще ударить мечемъ, или копьемъ, или кацѣмъ любо оружьемъ русинъ грьчина, или грьчинъ русина, да того дѣля грѣха заплатить сребра литръ 5 по закону рускому» (ПВЛ 1950 ч.1: 38).

Из выделенных пунктов следует, что «закон русский» — языческий закон. Особо стоит отметить большое внимание, уделяемое законом мести и возмещению за увечье или убийство, что характерно для большинства варварских правд, о том числе для древнескандинавского права.

Рассматриваемое содержание «закона русского» соответствует тому, что говорит о русах мусульманский писатель и географ Ибн-Русте. Русы выслушивают приговор «царя» и исполняют его, но если обе стороны недовольны его решением, то тяжба решается поединком (Петров 2003: 224). Данное сообщение Ибн-Русте соответствует описанию решения споров поединком в исландских сагах.

Между нормами «закона русского» и краткой редакции «Русской Правды», составленной при Ярославе, есть существенное отличие. Во времена Рюрика и первых Рюриковичей варяги-русь составляли дружинную знать и «закон русский» был их правом, правом дружинников-скандинавов. Никаких пришлых наемных варягов-находников, отношения которых с варягами-русами Рюрика нужно было бы регулировать нормами закона, тогда не было. А ко времени Ярослава практика приглашения и найма варягов была уже достаточно развита и нужно было регулировать отношения между варягами, местным населением и русско-варяжской славянизированной знатью.

Статьи «закона русского», содержащиеся в текстах договоров, носят следы редактирования с учетом византийского права по той причине, что применяться эти статьи должны были на территории Византии (Свердлов 1988: 35; Никольский 2004).

Первое упоминание о «Законе русском» содержится в договоре Руси с греками от 907 г., хотя ясно, что сам «закон русский» как устное и не кодифицированное право, основанное на традициях и обычае, существовал издревле.

Итак, по мнению ряда историков, основные положения неписаного «Закона Русского» вошли составной частью в краткую редакцию «Русской Правды».

Еще Гетц отмечал сходство «Русской Правды» и фризского сборника законов Frisonum Lex. Он видел это сходство в характере составления данных юридических документов. Оба они, по его мнению, носят частный характер сборников, основанных на случаях, встреченных на практике и обобщаемых до уровня закона, то есть составлены на основе изучения отдельных часто встречающихся юридических казусов. Хотя, как он признает, фризские законы являются более детально разработанными, чем законы русов.

Интересно, что Пространная редакция «Русской Правды» по своей детализированности ближе к германским варварским Правдам, в частности к Frisonum Lex, чем Краткая редакция. Что вызвало гипотезу А. П. Толочко о Краткой редакции, полученной сокращением Пространной редакции «Русской Правды» (Толочко 2009).

Ф. Фельдбрюгге, говоря о возможных заимствованиях из древнегерманского права, отмечает удивительную близость положений Краткой Правды и Lex Saxonum.

вернуться

22

«Средневековое фризское право также обращает внимание на улаживание ссор путем принесения клятв и сохраняет некоторые древние формулы» (перевод О. Л. Губарева).

вернуться

23

Текст приведен по изданию ПВЛ 1950 г., подготовленному Д. С. Лихачевым под ред. В. П. Адриановой-Перетц.

27
{"b":"852596","o":1}