Махнув дядьке и стражам рукой, я бегом скатился по лестнице вниз и в фойе нос к носу столкнулся с Антонио. В мокрой от пота рубашке, растрёпанный, с красными от горя и бессонницы глазами он торопливо выпалил:

– Нас предали. Сюда едут каратели! Быстро уходим! У нас всего пара минут!

В освещённом ранним солнцем переулке напротив дверей гостиницы, я увидел невзрачный серый минивэн с грязными стёклами и ржавыми пятнами на дверях и крыльях. Мы кое-как втиснулись в пропахший бензином салон и вскоре вновь испытали незабываемое «удовольствие» мотания по окраинным улицам. По дороге Антонио передал нам шесть авиабилетов на рейс до Москвы и угрюмо замолчал, неподвижно глядя перед собой. Я жалел парня, переживающего потерю единственного брата, но был бессилен вылечить эту страшную душевную рану.

Подкатив к одному из трёх римских аэропортов, микроавтобус остановился за углом решётки ограждения. Распутав затёкшие руки и ноги, мы выбрались из жуткой тесноты минут пять приходили в себя и приводили в порядок одежду и вещи. Я оглядел всех, кинул взгляд на дядьку и невольно улыбнулся, увидев его в новом светлом костюме и шляпе. Вот пижон. И когда только успел прикид поменять?

Мы тепло попрощались с Антонио и не спеша направились вдоль освещенной утренним солнцем кипарисовой аллеи к стеклянному кубу главного корпуса. Однако мы не прошли и сотни метров, как сзади раздался крик. Я обернулся и увидел бегущего во весь опор Антонио. Руками он энергично указывал на взлётное поле и пассажирские терминалы.

Шагнув к высокому сетчатому ограждению, я вгляделся в территорию аэропорта и сразу всё понял. Там сновало множество карабинеров и людей в чёрной специальной экипировке. Три поданные на посадку самолёта окружили солдаты в касках и с автоматами, а по взлётной полосе разъезжали военные джипы. У входа в аэропорт виднелось полицейское оцепление. От неожиданности я закусил губы, понимая, что мы опять чуть не угодили в западню.

Дело принимало скверный оборот. Нас отрезали от самого быстрого транспорта, а другими путями в Россию можно добираться до морковкиного заговенья. Мы окружили запыхавшегося Антонио в ожидании разъяснений. И услышали то, что меньше всего хотели бы:

– Уф-ф. Едва успел предупредить. Мне только что сообщили по мобильнику, что шмонают все без исключения рейсы восточного и северного направлений. – Он рыскнул взглядом по сторонам и продолжил: – Остаётся одно… попытаться сесть на один из западных рейсов, в пути захватить самолёт и немного подправить маршрут.

Мне эта затея не понравилось, и я недовольно заявил:

– Стоп! Этот вариант не подходит. Самолёт мы, естественно, захватим, но без пассажиров. Я не хочу рисковать ничьими жизнями, поскольку нас пытаются, и будут пытаться прикончить. Сделаем так. Антонио, возьми Владимира, отыщите на стоянке готовый к отлёту борт, блокируйте технарей, найдите среди них тех, кто может управлять самолётом, и немедленно…

Сергей поднял руку, желая высказаться:

– Не знаю важно это или нет, но я десять лет отбатрачил пилотом в военной транспортной авиации, пока не уволили по собственному желанию…

– Что ж ты молчал, чудило!

– Ни к чему было.

– Меняем расклад. Антонио, Сергей бывший пилот, он знает о самолётах всё и может ими управлять! Отправляйтесь немедленно. Александр и Владимир обеспечивают прикрытие. В драку не ввязываться, сделать всё тихо, скрытно, без крови и внешних эффектов.

– Есть, – по-военному ответил Александр и замялся, – но… нам же придётся вас оставить. Я не имею права…

– Саша, обо мне не тревожься. Самолёт – сейчас главное. Не подведи, и будь на связи. С богом.

Оставшись втроём, мы переглянулись. Елена открыла рот, но я предупредил её вопрос, подняв руку:

– Я хочу провернуть одно дельце, но для этого придётся проникнуть в корпус управления полётами. Вы идёте следом и, после захвата диспетчерской, присматриваете за операторами, чтобы не распускали руки и языки. Пока я буду действовать, ты Лена, будешь находиться с дядей Колей. Не спорь. Нет! Я сказал, не спорь! Да, пойми же, ты мне помешаешь. Я же не могу таскать тебя на себе или всё время прикрывать. Из-за тебя может пролиться кровь. Не хочешь крови? Тогда делай, что говорю. Всё. Пошли.

Проникнуть незамеченными внутрь аэропорта и тем более в его технический корпус казалось делом невозможным, поскольку все входы плотно охранялись. Однако в нашем положении «невозможно» означало всего лишь «трудно». Непринуждённо беседуя, мы открыто вошли через главный вход в зал аэропорта. Двигаясь среди сотен снующих людей, мы добрались до стойки регистрации, немного для вида там потолкались, а потом незаметно порознь сместились в сторону кафетерия.

Не буду врать, в тот момент я находился между отчаянием и безрассудством, чувствуя себя идиотом, сующим голову в гадючье гнездо. Сами понимаете, в таких делах, самая лихая беда – начало. Тупо использовать артефакты при таком скоплении людей означало гарантированный провал, поскольку зал был напичкан аппаратурой наблюдения и агентами. Надо было рисковать, и я вспомнил прошлый опыт.

Подняв энергетику до боевого состояния, я настроился на частоты Стихий и вошёл в резонанс с психикой двух охранников, стоящих у служебного входа рядом с кафетерием. Сосредоточившись, я стал думать за них, а они – делать то, что мне нужно.

Свободно пройдя мимо охраны, мы миновали короткий коридор, прошли через подсобное помещение кухни и на выходе нос к носу столкнулись с огромным полицейским одного со мной роста, с тяжёлыми покатыми плечами и каменным лицом профессионального боксёра.

– Куда прёшь? Кто такие? А ну, стоять! – прорычал полицай, потянувшись к висящим на поясе наручникам.

– Извини, приятель, некогда мне с тобой трепаться, – спокойно сказал я по-русски, чуть подсел и, резко распрямившись, от пола выбросил вверх кулак, который влип в его челюсть. Лязгнули и хрустнули зубы, здоровяка подбросило и унесло в проём двери. Похоже, этому мужику сегодня потребуется серьёзная помощь дантиста и лицевого травматолога.

Путь освободился, но я чувствовал, что мы потихоньку начали вязнуть в обстоятельствах и опаздывать, поэтому ещё выше поднял энергетику и попёр вперёд, как бульдозер. Ленка и дядька едва успевали, несясь следом за мной по застеклённому коридору.

В техническом корпусе аэропорта царило беспокойное оживление, здесь в горластой суете нас никто не заметил, и мы беспрепятственно добрались до фойе, за которым находилась диспетчерская. Там я передал дядьке сумку и плотно упакованный в полотнище меч, кивнул Елене и жестом остановил их перед раздвижными дверями. Мы уговорились, что они войдут в диспетчерскую только после моего звонка. Приведя свои эмоции в порядок, я активировал браслет, поправил под рубашкой пектораль и мысленно настроил скипетр на гипноизлучение.

В диспетчерской сразу за дверями я наткнулся на вооружённую охрану, вернее, им не повезло встретиться со мной. Когда служащие сообразили, что к чему, мне удалось уложить спать всех людей в погонах. Занятые контролем воздушного пространства и разговорами с экипажами диспетчеры не сразу обнаружили отсутствие охраны, а, заметив, отшатнулись и в испуге замерли. Я спокойно объяснил, что лично им ничего не грозит, а лежащие на полу охранники живы, здоровы и просто крепко спят.

Я уже позвонил дядьке, приглашая его с Еленой в диспетчерскую, когда откуда-то черти принесли ещё одного охранника. Он вбежал внутрь помещения, увидел лежащих на полу коллег и сразу же без предупреждения открыл огонь из автомата. Мгновенно сработал браслет-преобразователь, и примерно в полутора метрах от меня появились вспышки от попадающих в защитное поле пуль, которые все до одной осыпались на пол. Стрелок выпучил глаза, на секунду замер, затем, как ядовитую змею, отшвырнул автомат, закрыл голову руками и забился в угол.

Эту сцену наблюдали все шесть диспетчеров, и остались под сильным впечатлением. Я махнул рукой вошедшему дядьке и Елене, и выбежал вон, услышав за спиной возглас «ого!» и щелчок запираемой двери. Я торопился в административный корпус, чтобы блокировать систему наблюдения, а заодно расстроить внутреннюю связь и управление охраной.