Несколько дней, пока шли там бои, мы хоть и с перерывами, но имели связь с Сентяновкой и Шипилово, слышали звонкие голоса телефонисток Люды Белявской и Вали Куринной.

Узнав, что весь подвижной состав уже угнан с этого участка и там теперь проходит передний край, я дал указание начальнику станции Сентяновка Мащенко отходить в тыл.

— Не можем, — ответил Мащенко. — Мы пока нужны здесь нашим войскам. Будем драться.

Как выяснилось позже, наше командование использовало задержку в наступлении противника на этом участке и начало перегруппировку своих сил.

Фашисты трое суток вели ожесточенный артиллерийский и минометный огонь по Сентяновке. Все эти трое суток не уходил с поста дежурный по станции В. Ткаченко, управляя передвижением бронепоездов по станционным путям. Составитель Г. Юраш ползком по кюветам пробирался от стрелки к стрелке, выполняя команды дежурного по станции. Каждое станционное помещение использовалось теперь как командный пункт или узел связи, а то и как огневая точка.

К ночи в расположении врага затихла стрельба, слышался только гул моторов. Необходимо было узнать, что затеяли фашисты. Разведгруппу повел машинист В. Гайворонский, которому знакома здесь каждая тропка. Разведчики засекли новое расположение огневых средств врага и с наступлением рассвета на головы гитлеровцев обрушился меткий огонь бронепоездов. Гайворонский, забравшись на крышу вокзального здания, корректировал стрельбу.

Вскоре возникла необходимость перебросить на станцию Шипилово, которая была еще не занята врагом, четыре эшелона. Ночью эти транспорты благополучно, под прикрытием бронепоездов, прибыли по назначению. Бойцы прямо из вагонов бросились к намеченному рубежу обороны, а железнодорожники тут же принялись готовить в тыл освободившийся подвижной состав. Утром на опустевшую станцию ворвались гитлеровцы, захватив не успевшего отойти начальника станции С. Нехая и его боевых товарищей, выполнявших свой боевой долг до последней минуты.

Враги, обозленные стойкостью и мужеством железнодорожников, подвергли героев зверским пыткам и потом расстреляли.

Через несколько дней наши части вышибли фашистов с этой станции, и мы похоронили своих товарищей с воинскими почестями.

Непосредственная угроза оккупации надвигалась и на станцию Родаково. Уже в утренних диспетчерских докладах мне сообщали, что подвижной состав с этой станции выведен полностью, что люди эвакуированы, за исключением небольшой оперативной группы движенцев, на случай, если понадобится подать на эту станцию военный транспорт или санлетучку.

— Правда, в локомотивном депо еще работа кипит, — докладывал начальник локомотивной службы.

— Но ведь оборудование вывезено, паровозы ушли, что же вы там делаете?

— Бронепоезда ремонтируем.

Оказывается, накануне в Родаково прибыли два поврежденных бронепоезда, и деповские ремонтники решили не оставлять рабочих мест, пока не отремонтируют машины.

Бой шел у самой станции. Работали и пушки подбитых бронепоездов. А мастер Н. Костюшин вручную вертел токарный станок, на котором точились детали арматуры. Сварщики сами изготовили электроды и сваривали бронелисты. Слесари обрабатывали буксовые подшипники. Начальник депо Г. Прокуда и мастер В. Азаров руководили ремонтом, одновременно выполняя обязанности слесарей, котельщиков, арматурщиков.

Бойцы и командиры не знали как и благодарить паровозников, получив возможность уже через сутки вновь выйти на огневые рубежи. За это время фронт близ Родаково стабилизировался и родаковские паровозники превратили свое депо в базу по ремонту боевой техники.

Война железом и кровью испытывала нашу стойкость, нашу преданность народу и ленинской партии. Сила духа, неиссякаемая, горячая любовь трудящихся к своей социалистической Родине проявлялись в это грозное и жестокое время множеством массовых примеров отваги и героизма. Презирая опасность, жертвуя нередко жизнью, наши труженики выполняли свой долг, находя при этом такие формы и методы своего труда, в которых мы видели, что стахановское движение не только живет, оно развивается применительно к условиям и обстановке военной действительности.

Бригада котельщиков того же, пробитого снарядами, прокопченного пороховым дымом депо Родаково объявила себя фронтовым подразделением.

Руководитель бригады И. Сергиенко вместе со своими рабочими без конца что-то изобретал, придумывал, приспосабливал. Но вот, это было в январе 1942 года, мне докладывают, что четыре паровоза, вчера доставленные для ремонта в депо, уже вышли на линию и повели угольные составы.

— Как же это? Ведь для такого ремонта требуется трое суток?

— Я и сам не знаю, как они управились, — отвечает начальник локомотивной службы. — Знаю только, что и бронепоезд они чинили в это же время.

Таких фактов было тогда немало. А какого невиданного размаха достиг трудовой подъем, когда выяснилось, что фашистское наступление остановлено и восточная часть Донбасса остается в наших руках. Будто чудом ожила индустрия в этих районах. Ни разрушения, причиненные вражеской авиацией, ни проведенный уже частичный демонтаж оборудования не помешали снова развернуть работу на всех шахтах треста «Кадиевуголь», «Первомайскуголь» Антрацитовского района. Выдавали кокс батареи Кадиевского и Брянского заводов, действовал Коммунарский металлургический.

Непрестанно вывозили продукцию промышленности наши станции Кипучая, Овраги, Славяносербск, Изварино, Верхнедуванная, Семейкино, Должанская, Щетово, Бежановка, Варварополье, Ирмино, Киндачевка, Антрацит, Карахаш, Марьевка, Фащеевка, Ровеньки, Красная Могила, Вальяновский, Коммунарск и другие. Правительственное задание об увеличении погрузки угля, о необходимости питать топливом соседние железные дороги мы воспринимали как боевой приказ Родины. Все отлично понимали, что наш уголь в данный момент так же дорог и необходим стране, как боеприпасы, без него будут парализованы коммуникации фронтов.

И в это время радостная весть. Немцев бьют у ворот столицы. Сокрушительный разгром фашистов под Москвой так воодушевил всех дончан, что силы их будто удвоились. Каждый убедился: гитлеровцев можно бить, а значит надо бить крепче, увесистей, изо всех сил.

Наша Северо-Донецкая жила, действовала, хотя и находилась в непосредственной близости от зоны боев. Многие магистральные линии были или перерезаны врагом, или разрушены, но железнодорожники, удачно используя подъездные пути заводов и шахт, прибегнув к целому ряду новых творческих методов и приемов организации перевозок, выходили победителями из поединка с врагом.

Восемь месяцев коллектив станции Марьевка грузил и отправлял уголь почти на виду у гитлеровских войск. Передний край проходил по восточной окраине Попаснянского узла, где бесчинствовали фашисты, а всего лишь в нескольких километрах от Попасной двигался порожняк к шахтным бункерам, уходили в путь груженые составы. Шла эта работа преимущественно ночью. Стрелочница Е. Ляшева буквально на ощупь перекладывала балансы стрелок. Осмотрщик вагонов Р. Ищенко в полной темноте устранял неисправности, заправлял буксы вагонов. Начальник станции А. Чемерис сам управлялся со всей маневровой работой. Угольные маршруты отправлялись в Алмазную, откуда они, кружа по отдаленным, глухим веткам, попадали в Родаково, Ворошиловград и уходили в центральные районы страны.

Рядом с передним краем оказалась станция Светланово. До немецких позиций было всего 400—500 метров. А возле станции, в отвалах шахты «Горская», лежало 25 тысяч тонн первосортного угля. Но как его вывезти оттуда? Станционные пути использовать невозможно. Фашисты открывали бешеный огонь даже по отдельному, появлявшемуся на путях человеку. Решили проложить путь, соединив им шахтную ветку с магистральной линией Светланово — Шипилово. Зимней вьюжной ночью принялись за дело путейцы во главе с дорожным мастером Ф. Гусаком. Связисты электромеханика Г. Нескромного протянули телефонный провод. Пока фашисты обнаружили у себя под носом строителей, двухкилометровая ветка была уже готова. И как ни бесновались враги, но уголь мы вывезли. А к началу лета 1942 года транспортировка его в глубь страны была уже удвоена по сравнению с зимой.