— Нет.

Спорить было, наверное, глупо, но стоило Димке подумать, что Лялька войдет в список вызовов и увидит исходящие на его номер, как его окатило волной стыда. Ни за какие сокровища мира он не признался бы никому в том, что иногда звонит с этого телефона на свой, потому что высвечивающийся на его экране входящий от мамы примирял его с этим дурацким миром и давал силы на то, чтобы вставать с утра и идти в универ, шутить, смеяться, делать вид, что все хорошо. Иногда Димке казалось, что именно это не дает ему сорваться, а не бесполезные встречи с психологом дважды в неделю.

Лялька смотрела прищурившись и больше не выглядела мило. Прижатый к ее груди Виник грустно свесил уши. Мысль о том, что он старший брат и должен как-то разрулить сейчас ситуацию, не дать ей перерасти в конфликт, стучала в Димкином мозгу с настойчивостью дятла. И, случись это в другой день, Димка, наверное, смог бы справиться, но после сегодняшнего сна, который опять вывернул его наизнанку, сил не осталось.

— Дай сюда! — заорал он и, вырвав из рук не ожидавшей этого Ляльки телефон, закинул его на верхнюю полку шкафа и для верности оттолкнул ногой компьютерное кресло подальше от Ляльки.

— Придурок, — прошипела Лялька и выбежала из комнаты, больно толкнув его по пути в плечо.

Димка зажмурился и сжал руками виски. Он отстойный старший брат, он отстойный друг, да и как человек он — полное дерьмо. Признание этого факта не уняло тошноты, зато позволило хлопнуть от души дверью в ванную. Плевать. У него все равно ничего нормально не выходит. Так что и начинать не стоит.

В магазин он все же поехал, хотя действительно мог бы заказать телефон через интернет.

Выехав из дома, он решил, что, добравшись до Москвы, отпустит Андрея, купит телефон и позвонит Машке. Он, конечно, фиговый друг, но Машка же терпела его все это время. К тому же рядом с ней он чувствовал себя почти нормальным. Он позвонит, они пойдут погуляют, и все наконец начнет налаживаться. Димка уже почти озвучил свои намерения Андрею, но за окном начал накрапывать дождик. Пока он прикидывал, нормально ли будет предложить Машке погулять в такую погоду, дождь превратился в ливень. В принципе, можно было бы забрать Машку из дома и сразу поехать в кафе или кино. Но Машка обычно болезненно воспринимала такие приглашения, считая, что он не должен за нее все время платить. Обычно ему удавалось путем уговоров и шантажа добиться ее согласия на то, чтобы платил он, потому что он мужчина, а не потому что у нее нет денег, но сейчас их отношения были такими, что даже не стоило пытаться затевать подобные выяснения.

В итоге Димка попросил Андрея просто поездить по городу. Они бесцельно крутились по центру Москвы часа два. Димка старался не думать о ссоре с Лялькой, о Крестовском, о Шиловой, даже о Машке, потому что выходило, что он облажался по всем фронтам. Спустя какое-то время он все же остановил Андрея у салона связи и купил себе новый смартфон. В машине он бросил коробку на сиденье рядом с собой, даже не достав гаджет. По пути домой он смотрел на пелену дождя за окном и думал о том, что покупки не радуют. Совсем. И началось это очень-очень давно. Наверное, еще при родителях.

Так прошел еще один бесцельный день.

Вечером перед сном он наконец достал новый телефон, поставил его на зарядку и, вставив сим-карту, включил. Оказалось, что Машка написала ему сообщение больше двадцати двух часов назад. Вчера поздно вечером.

«Я знаю о фото. Позвони мне».

И ссора с Лялькой вдруг оказалась ерундой по сравнению с тем, что Машка узнала о фотосессии с Шиловой. Димка сглотнул и нажал на вызов.

Маша проснулась резко, будто что-то выбросило ее из сна. Еще до того, как открыть глаза, она поняла, что находится не дома. От пледа, которым она была укрыта, пахло одеколоном Крестовского, и Маша моментально вспомнила, как приехала к нему и, главное, почему. Стыд накатил волной. Как теперь посмотреть ему в глаза? Однако не успела она до конца осознать глубины своего падения, как услышала чей-то рассерженный шепот. Вероятно, именно он ее и разбудил.

— Я жду! — по шепоту невозможно было понять, кто говорит.

Маша осторожно открыла глаза. В комнате царил полумрак, свет горел лишь на вытяжке в кухонной зоне и еще, кажется, у входной двери. Спинка дивана мешала Маше увидеть говоривших.

— Юль, я понимаю, как это выглядит со стороны, но это правда не то, о чем ты могла подумать, — раздался шепот Крестовского.

Машу будто окатило кипятком от осознания того, что в квартире Шилова. Господи, если она сейчас потребует объяснений от Маши, то придется вставать, а на ней вещи Крестовского! Маша зажмурилась изо всех сил.

— Крестовский, ты вконец охренел? — Шилова перестала шептать, однако из-за проблем со связками ее речь звучала ненамного громче шепота.

— Юль, тише, пожалуйста. Ты Машу разбудишь.

— Что?

— Юль, ну правда. У нее сегодня был сложный день.

— И что же такое случилось?

— Это личное. Я не могу это обсуждать.

Крестовский по-прежнему шептал, Шилова говорила обычным голосом.

— Личное? У вас с ней?!

— Да нет же! — голос Крестовского взлетел вверх, но он тут же вновь зашептал: — Просто это не мой секрет. Маше нужно было… выговориться.

— Рома, ты меня совсем за дуру держишь? — в интонации Шиловой появились неприятные нотки.

— Нет. Я… правду говорю.

— Она спит в твоей квартире!

— Ну не в кровати же! — шепот Крестовского стал сердитым. — Хватит уже, пожалуйста. Я никогда тебя не обманывал. Между нами ничего нет.

— Между мной и тобой? — с сарказмом уточнила Шилова.

— Да что ж такое?! Между мной и Машей. Она с Волковым.

— И потому спит на твоем диване. Кстати, Волков в курсе?

Машино сердце замерло. Если Шилова расскажет Димке, а судя по ее финту с фотографиями, непременно расскажет, Димка убьет Крестовского. И саму Машу — заодно.

— Полагаю, Волков не в курсе. Но я бы попросил тебя с ним это не обсуждать. Я сам с ним поговорю.

Правильность и порядочность Крестовского показались Маше вдруг такими неуместно наивными, что жутко захотелось обнять это нелепое создание.

— А со мной тоже поговоришь? — после паузы спросила Шилова.

— Конечно. Отвечу на любые вопросы, кроме причины, по которой Маша здесь. Это — ее.

У двери послышались какая-то возня, шуршание одежды и шепот Крестовского:

— Не сердись. Это того не стоит, правда.

— Разбуди ее и выстави отсюда, — вдруг произнесла Шилова.

— Как это? — Джентльмен в Крестовском явно был удивлен.

— Я жду.

Маша так и видела, как Шилова сложила руки на груди.

— Я не могу, Юль.

— Крестовский, ты еще мой парень или уже Рябининой?

— Что?

— Это очень простой вопрос.

Крестовский ответил не сразу. Видно, подбирал слова, чтобы быть правильно понятым.

— Еще несколько дней назад я был уверен, что твой, — наконец сказал он.

Сердце Маши едва не выскочило из груди. Что он несет?

— А потом посиделки с Рябининой при свечах резко изменили твое мнение?

— Нет. Не изменили. Меня озадачило, что моя девушка поехала к фотографу, хотя мы договаривались, что она не поедет. Или я что-то не так понял?

— Ты что-то не так понял, — отрезала Шилова.

— Офигеть! — Крестовский забыл о том, что нужно шептать.

— Ну да. — Шилова была невозмутима. — Ты же с русским не очень дружишь. Вот и пожинаешь плоды.

Крестовский рассмеялся. Шилова не поддержала его веселье.

— Знаешь, я боюсь, что мы сейчас много наговорим такого, о чем потом пожалеем, поэтому давай на сегодня возьмем тайм-аут, окей?

— Окей, милый. Еще какой «окей».

— Юля, ну давай не так. Не уходи вот так.

— Пошел ты. Отпусти. Ну.

Звонок домофона заставил Машу вздрогнуть, а Крестовского — выругаться по-английски.

— Да-да, Ирина Петровна. Сто девятнадцатая. Поднимайтесь, пожалуйста.