— Роман, тебе не идет этот тон, — безапелляционно заявила мама. — Представляешь, я сегодня держала на руках детеныша кенгуру! Здесь недалеко есть что-то вроде приюта, где выхаживают кенгурят, которые остаются в сумках погибших матерей. Ты не представляешь, как часто здесь сбивают кенгуру. Кенгурята невероятно милые. И смотрят так серьезно. Один вообще был жутко на тебя похож. Такой же бука.

Роман положил телефон на барную стойку, включил громкую связь и, опершись локтями о столешницу, запустил пальцы в волосы. Ему очень хотелось сказать, что вчера у него был день рождения, что ему было очень важно, чтобы она позвонила, что она, черт побери, обещала приехать! Но вместо этого Роман смотрел на мамино фото, сделанное пару лет назад на борту «Рене», и слушал рассказ про то, как мама и Патрик нянчились с несчастными кенгурятами. В общем-то ничего необычного сегодня не произошло. Если быть до конца честным, мама и раньше могла надолго уехать и пропустить его день рождения, но хотя бы всегда звонила.

На экране засветился вызов от отца. Роман потянулся к телефону, и пальцы застыли в нескольких сантиметрах от экрана. Мама продолжала рассказывать о том, как чудесно в Австралии и сколько всего он пропустил, не согласившись поехать с ней, хотя, признаться, Роман не помнил, чтобы ему предлагали.

— Солнышко, ты все еще дуешься? — голос мамы звучал ласково и виновато.

Он как наяву видел сейчас ее лицо: в такие минуты оно становилось похожим на лицо юной девочки, немного капризной и очень милой.

— Не дуюсь, — сказал Роман то, что она хотела услышать, и сбросил входящий.

— Ну и славно. Давай в следующий раз ты все же поедешь с нами? Патрик — удивительный человек. Вы понравитесь друг другу. Он уже тебя любит. Дай ему шанс.

«Шанс на что?» — едва не спросил Роман. Он искренне не понимал, почему он должен давать какие-то шансы незнакомому мужчине, который разрушил их семью, отнял у него мать, уничтожил его отца, который виноват в том, что Роман торчит в чужом городе. Бабушка Аня, его русская бабушка, сказала, что нельзя винить во всем этого мужчину. Диана, мол, — взрослый человек, и ее невозможно куда-либо увести против воли. Но винить мать у Романа почему-то не получалось. Она была такой хрупкой, нежной, милой, так любила, чтобы о ней заботились и восхищались ею… Она была центром их семьи, вокруг которого все вертелось.

— Хорошо. — У Романа не были ни сил, ни желания говорить о Патрике.

— Спасибо, милый. Ну а как ты там на самом деле? — на этот раз в голосе мамы послышалась искренняя забота, и на Романа вдруг накатило все разом: мысли о чужом городе, дурацком университете, Волкове, его девушке…

Роман сглотнул и, выключив громкую связь, чтобы больше не видеть счастливую улыбку мамы, поднес телефон к уху:

— Все хорошо. Я уже привык. Здесь… весело.

— Отлично. Я очень за тебя рада. А как отец?

— А ты спроси у него сама, — ответил Роман, чувствуя, как на него наваливается усталость.

— Ладно, милый. Передавай Анне и Константину привет, когда будешь звонить. Целую.

Тон у мамы изменился. Роман не стал предлагать ей самой позвонить родителям отца. Это было бесполезно. У мамы там кенгуру и эвкалипты. Рай на земле.

Роман положил на барную стойку замолчавший телефон, потер лицо руками, понимая, что нужно непременно поспать, но вместо этого придвинул мобильный вновь и набрал номер английского деда.

— Да, мой мальчик, — бодро откликнулся дед. — Что-то случилось?

— Как партия века? — спросил Роман, гоняя пальцами по столешнице пару кунжутных зернышек, невесть как пропущенных домработницей.

— Пока идет. Но я уже выигрываю по материалу.

Мистер Дженкинс что-то возмущенно сказал на заднем плане, дед злорадно рассмеялся.

— Слушай, а это ты сказал маме, чтобы она позвонила?

После секундной заминки дед проворчал:

— Делать мне больше нечего.

Но этой заминки Роману хватило.

— Ладно. Дженкинсам привет. Передай миссис Дженкинс, что я скучаю по ее тыквенным печеньям.

— А мы скучаем по тебе, сынок, — тихо сказал дед.

Роман кивнул, хотя дед и не мог этого видеть.

Вдруг дед разразился бранью, а Дженкинс расхохотался.

— Я перезвоню, сынок. Этот старый книжный червь считает, что нашел брешь в моей обороне.

— Нашел, нашел, — злорадно хохотал Дженкинс, и Роман представил, как он потирает свои большие смуглые руки.

— Пока, — сказал Роман, но дед оборвал связь раньше.

Стоило Роману положить мобильный на столешницу и отойти на пару шагов, как телефон зазвонил вновь. Из трубки донесся раздраженный голос отца:

— Роман, давай мы решим раз и навсегда: как бы мы друг на друга ни злились, что бы друг другу ни наговорили, мы никогда не будем сбрасывать звонки.

Роман устало потер лоб.

— Хорошо.

— Договорились?

— Да, конечно. Извини.

— Ладно. И насчет девушки Волкова…

Роман вздохнул.

— Ты меня слушаешь?

— Да, конечно.

— Вычеркни ее навсегда из списка девушек, на которых стоит обратить внимание. Я признаю, что она красивая и ножки у нее что надо, но давай ты не будешь делать глупостей?

Романа отчего-то покоробило упоминание о Машиных ногах. Сразу вспомнился ее рассказ о бабушкином соседе и то, как это задело его вчера. Роман тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли.

— Роман, ты меня слушаешь?

— Да, конечно.

— Ты обещаешь? Имей в виду, еще раз скажешь «да, конечно», и я решу, что ты там параллельно чем-то занят и меня не слушаешь вообще.

Роман запнулся на очередном «да, конечно» и произнес:

— Да, я обещаю, что проблем с Волковым не будет.

— Это не то, что я хочу услышать, Роман. Я уж молчу о том, что в своей картине мира я бы хотел, чтобы мои сыновья — крестный и родной — были вновь не разлей вода. Но хотя бы просто не влезай в отношения Волкова и его девушки. Я прекрасно понимаю, что Димка вчера зажигал с другой и Маша обиделась. Но тебя это не касается никоим образом. У девушек такая дурь в голове порой, что тебе и не снилось, поверь. Она может сейчас окручивать тебя, чтобы Волков позлился и повымаливал прощение. Плавали — знаем. Поэтому повторяю: держись от нее подальше.

— Папа, я тебя услышал, — четко произнес Роман, чувствуя, что вчерашняя дрожь вновь возвращается. Простыл он, что ли?

— Обещаешь?

— Да, конечно.

Отец фыркнул и, пожелав ему хорошего дня, отключился.

Роман обвел бездумным взглядом студию, решил, что надо сполоснуть чашки после кофе и чая, но вместо этого направился на кухню и, порывшись в шкафчике, вытащил прописанное ему полгода назад снотворное. Он прибегал к нему в крайних случаях, ненавидя то, каким заторможенным бывал на следующий день, но выбора не было: его колотило все сильнее, и он понимал, что дрожь — нервная.

Запив таблетку водой из-под крана, Роман аккуратно завинтил крышку, убрал пузырек на место и выключил звук на телефоне. Несколько секунд подумал и написал сообщение Юле, чтобы та не беспокоилась. А потом, не раздеваясь, забрался в постель и, едва начав читать третью главу «Театра», вырубился на ближайшие восемнадцать часов.

Перед Сергеем Димка так и не извинился. Правда, хотел, но, вернувшись домой, обнаружил, что Сергей заперся в кабинете. Оттуда слышалось, как дядя разговаривает с кем-то на повышенных тонах, поэтому соваться под горячую руку Димка не решился.

В холодильнике лежала коробка с давешней пиццей и стояли контейнеры с едой: какая-то трава для Ляльки, отбивные, которые в неимоверных количествах мог потреблять Сергей, и Димкина любимая лазанья. Вынув контейнер с лазаньей, Димка сунул его в микроволновку. Пока еда разогревалась, он налил себе сока и, сделав глоток, подумал, что нужно все-таки поговорить с Лялькой. Если Сергей прав, то без Димкиной помощи тут реально не обойтись. Правда, Димка с трудом представлял, что он может сказать ей.