Как это часто и бывает, чувство всепоглощающего горя сменилось острой яростью, срезающей любые ростки рассудительности на корню. В условиях боя Артемир перешел к этой стадии на удивление скоро. Дрожащими руками схватив с песка скользкий от крови предыдущего хозяина прямой и недлинный равенский клинок, позабыв о том, что нет на нем никаких доспехов, или хоть щита(не предполагалось, что он будет биться врукопашную). Артемир смело пошел прямо на сарга, прямо в гущу резни. Беззастенчиво и решительно расталкивая скопления равенцев, вышел он к неровной линии строя солдат Надзора, выставивших вперед стену своих щитов выпукло-треугольной формы. Хоть большинство этих солдат и были напуганы, не готовы к бою, да и вообще, щеголяли лишь ночными рубахами и короткими штанами, представляли они грозную, по меркам недообученных равенцев, силу.

Крик заколотого перед Артемиром худощавого равенца стал сигналом о передаче эстафеты боя Претенденту. Переступив через агонирующюю жертву, Артемир увидел перед собой немолодого, уже порядком утомленного сарга, выглядывающего из-за щита и ощетинившегося мечом. Видно, было что-то в лице Артемира, от чего этот сарг тревожно нахмурился, слегка тряхнув своим оружием, укрепляя хват. Это ему не помогло. Истошно заорав, Артемир исступленно начал колотить мечом по своему врагу, полагаясь на силу своей злобы, а не на мастерство фехтования. Сложные выученные фигуры моментально выветрились у него из головы, оставшись лишь размытыми тенями рефлексов в руках. Несмотря на то, что Артемир наносил широкие рубящие удары, сарг не мог вылучить момента для решающего контрудара, лишь отбиваясь щитом и ставя скользящие блоки. Да еще и сноровистые гвардейцы Артемира надежно прикрывали его фланги от соседних противников. Приумножая с каждым ударом свой бешеный раж, Артемир со всей силы пнул оппонента прямо в середину щита, оттолкнувшись назад. И если Артемира удержали на ногах окружающие его гвардейцы, то вот сарг, не ожидавший такой силы, повалился на спину, прихватив с собой нескольких стоящих позади бойцов. Не дав возможности прийти в себя после падения, Артемир хищником подскочил к уязвленному врагу и вонзил острие меча ему в шею. Лежащий на спине сарг закричал, но его крик обратился в булькающий хрип. Его глаза расширились в предсмертном ужасе, а руки, выпустившие оружие, судорожно схватились за пробитую шею. Артемир резко вынул клинок, и из раны хлынул поток темной крови, забирающий с собой угасающую жизнь убитого врага. Не утолив даже на толику жажду крови, Артемир сделал два шага вперед и пырнул мечом в живот следующего сарга. Молодой боец, едва только вставший после падения, не почувствовал дуновения смерти, которое уже превратилось в вихрь и сдуло его из этого мира под душераздирающий вопль, что заиграл музыкой в ушах разошедшегося Претендента.

Воспользовавшись брешью в строю саргов, вдавленной Артемиром и его охраной, Хрграр принялся активно расширять ее, орудуя своим массивным оружием, презирающим любую защиту. И если в плотном ряду возможности его были сильно ограничены, то теперь хорошо наточенная молчаливым убийцей сталь наслаждалась свободным пространством, вволю разгрызая щиты и доспехи саргов, ломая кости и разрывая плоть. Соседствующие с Претендентом равенские воины узнали его, и начали, подобно заразной болезни, распространять слова о том, что их вождь успешно возглавил бой, неудержимо пробиваясь через воюющие порядки Надзора. Воодушевленные самоотверженным героизмом(во всяком случае, так им казалось) Артемира и его спутников, равенцы в унисон усилили свой натиск, было ослабший. То тут, то там сарги начали сдавать позиции, отчаянно стараясь укрепиться хоть где-то, хоть как-то… Но это им не удавалось. Все более и более боеспособное войско восставших предельно упорядочилось, вооружилось, стряхнуло оторопь первоначального страха. Перейдя в повсеместное наступление, равенцы вселили в сердца саргов тревожную неуверенность. Артемир, вскоре утомившийся и получивший несколько несерьезных порезов от вскользь прошедших копий и мечей, остудил свой пыл и вышел из сражения. К счастью, это уже не повлияло на ликующих равенских бойцов. Продвигаясь все дальше, равенцы все больше деформировали и без того не готовый к фланговому бою у себя в тылу саргийский гарнизон. Конечно, осажденные предприняли попытку развернуть свои строи широким фронтом, но выйти за пределы фортиков им не давали сильно обнаглевшие равенские фланкиры, облепляющие укрепления и обстреливающие из всего, что есть, саргийских стрелков и пушкарей. Из-за этих маневров Надзор не мог ни полноценно использовать свои батареи, ни грамотно выстроить огонь своих застрельщиков. Последним ударом для саргов стал неожиданный даже для Артемира ход(как не трудно догадаться, с руки Датокила): с западных окраин гунтальского побережья, недалеким от берега ходом, вдруг пошла флотилия маленьких деревянных суденышек с равенцами на борту каждой. Беспрепятственно преодолев по воде путь до боя, лодчонки вышли в тыл саргов и, под сильным обстрелом, начали высаживать своих пассажиров на берег, вклиниваясь надежно в войско Надзора. Совсем потерявшие боевой дух сарги начали беспорядочно отступать кто куда, но большинство — навстречу смерти. Все было кончено. Основные силы гунтальского Надзора потерпели крах. Конечно, оставшиеся по всему северному побережью укрепления и их гарнизоны, не успев прийти на помощь своим собратьям, подготовились к битве, но их малое число и сокрушенная мораль заставили веру в их победу померкнуть навсегда. К концу того же дня все силы Надзора или пали, или капитулировали. Победа равенской клики была абсолютной.

— Молодцы, братцы! Нам удалось! Эх-х, каково!.. — в приступе ликования, легко затмившим горечь утраты, благодарности и братской нежности Артемир бросался с крепкими объятиями почти на каждого отдыхающего равенца. Претендент прекрасно понимал, какими усилиями поле брани обратилось в простор надежды и свободы, зарождающиеся плоды которых обильно политы были человеческой кровью.

— Безумец! Что вытворяет?! — Датокил с блестящими от волнения и радости черными глазами подошел к Претенденту и потрепал его за плечо, не сдерживая улыбки. — Бросился на сарга, как мышь на змею, и ведь сожрал же! Хах!

— Ведь ты дал мне для этого зубы, Датокил Хитрейший! Ты… — Артемир прервался, заглянув за плечо Датокила и сощурившись. — Быть не может, Салатор?

— Я услыхал крики, эта вот… из-под песка! Смотрю, а там яма с решеткой и в ней энтот сидит и зовет истошно… — сопровождающий грязного и ободранного коменданта равенский мечник отчитался перед Артемиром и Датокилом.

— Артемир, Датокил, скажите ему уже, что я на вашей стороне! — взмолился Салатор, отпихивая недоуменного бойца.

— Иди, друг мой, ты свободен. — Артемир отправил восвояси почтительно откланявшегося равенца. — Что они с тобой сделали? — обратившись к Салатору, Претендент поморщился от врезавшегося в его нос грубого смрада, исходящего от благородного заголовца.

— Ах, тебе лучше не знать, хотя ты сам видишь и чувствуешь… — Салатор стыдливо и злобно отвел взгляд. Выглядел он неважно: грубая тканевая роба пленника контрастировала с прежним его образом, грязные и скатавшиеся его пряди волос, прежде красивые и яркие, стали невзрачны. Под правым глазом красовался разбухший кровоподтек.

— Что ж, приведи себя в порядок, а позже мы будем чествовать тебя на празднике нашей победы. — с сочувствием попросил Артемир.

— И то верно… — рассеянно ответил Салатор и неспешно отправился в сторону пляжа.

Оставшись наедине с собой, ибо Датокил уже незаметно отошел по делам, Артемир воскресил в голове своей горестную картину безжизненного тела своего друга. Очистившись от ратной злобы и ненависти, эта печаль, смешавшись с радостью победы, обернулась спокойной и безропотной благодарностью, которой Артемир проникся. И это инертное, но вязкое и тягучее чувство заставило Артемира отправиться к укреплению, ставшему одним из последних пристанищ равенского героя.