И уж безусловно, никто не намеревался уходить, услыхав о дуэте «Смешилка и Нудилка». Аплодисменты перед выступлениями следует непременно оправдывать…

Нудилка принялась упрекать меня в том, что я высмеяла несчастного регулировщика, который так художественно регулировал на опаснейшем перекрестке. Но не упомянула, что этой своей «художественностью» он отвлекал водителей от дороги… и создавал аварийные ситуации.

— Несчастный, как мне известно, сейчас среди гостей, — парировала я. — Прошу представиться!

Несчастный приподнялся… Он был во фраке и с бабочкой.

— Перед вами руководитель балетного шоу «Танцующий регулировщик»! Оказалось, что танцевать лучше на сцене, чем на перекрестке. Неужели еще недавно, до первого моего фильма, он купался не в лучах и прожекторах своего шоу, а в выхлопных газах? В это трудно поверить — вот я и напомню, как это происходило…

Мое напоминание купалось не в прожекторах и не в выхлопных газах, а в громком успехе.

— Ты мне открыла глаза! — призналась Нудилка той, чуть измененной, фразой, которую мы недавно произносили, но по иному поводу.

— Ну а мэра ты почему лишила работы? — не сдавалось занудство. — Его из-за тебя больше не выбрали…

— Он гарантировал избирателям выполнить их просьбы после выборов. А я призвала выполнить их до… Не после, а до!

Бывший мэр в зале отсутствовал. Но вскочили его бывшие избиратели с заранее подготовленными мной лозунгами: «Не после, а до!», начертанными на просторных бумажных листах.

— Надо, чтобы все мэры выполняли свои обещания до выборов, а не оставляли их на неопределенное после!

Избиратели вновь бурно меня поддержали.

— Ты мне раскрыла глаза! — повторила Нудилка то, что сделалось обязательным восклицанием в нашем дуэте.

Оставалось раскрыть глаза брату Нудилки. Сие было отважным замыслом.

Нудилка начала этот дерзкий эксперимент отрепетированным вопросом:

— А почему ты, звезда, допускаешь, чтобы в твоей школе Выпендрилка сделалась примой?

— Кого ты имеешь в виду? — задуманно не поняла я.

— Выпендрилку…

Какое ужасное прозвище!

— Не хуже Нудилки.

— Хуже, гораздо хуже… И чем Выпендрилка заслужила его?

— Тем, что выпендривается. Выставляет себя напоказ…

— Как выставляет? Вот так?..

Я стала демонстрировать, как Выпендрилка не замечает окружающих, как взбивает волосы, рассматривает свои руки и ноги…

Зал надрывался.

— Проведем голосование: можно ли дорогой выпендривания взлететь… до звезд? — предложила Нудилка, поскольку мне, звезде, предлагать это было нескромным.

Зрители оставили Выпендрилку без единого голоса.

Тот, ради которого мы затеяли этот номер, находился в зале среди гостей. Я никак не могла его отыскать. Вероятно, на нервной почве…

— В пятом ряду, — подсказала Нудилка.

Он не аплодировал, и глаза его не распахнулись, а, наоборот, запахнулись. Он напряженно задумался… О чем? Я нередко хочу проникнуть в чужие раздумья. Но нет ничего более тайного, чем затаенные мысли. А если я все сделала напрасно, не так? Я нуждалась в мудрости бабули. Сама я не могла догадаться, какой бы она дала мне совет… Нудилка же не одобряла такой сюжет, но пошла на звездном моем поводу.

— Оставайтесь с нами! Не уходите… — попросил ведущий гостей, а также всех прилипших к экранам. И к нашему с Нудилкой дуэту…

Но мы с Нудилкой оставаться уже не могли, потому что номер наш завершился.

А кроме того… Как после первой телевизионной передачи, в которой меня открыли, бесшумно приоткрылась дверь, и так же осторожно, словно на цыпочках, в щель просунулась мама. Она, как и тогда, согнутым указательным пальцем поманила в коридор. Но уже нас обеих… Неужели на весь день отлучилась из адвокатской фирмы? Чтобы волноваться за стенами студии… Неужто без отдыха трепетала в комнате отдыха, где участники передач не отдыхали, а переживали свой успех или его отсутствие? Но там ждала нас не одна моя взволнованная мама, но и, как в тот исторический для меня день, прославленный режиссер. Тот самый, который превратил меня в звезду на земле… Он, продолжавший быть ребенком больше, чем сами дети, на этот раз был не в трусах и не в шортах, а успел натянуть брюки.

«Я был на краю пропасти!» — признавался режиссер раньше. То есть пребывал у пропасти в прошлом, но в нее не угодил.

А тут впервые оказалось, что он находится на том страшном краю в данный момент. Я внимательно огляделась… Увидела паркет, а на нем — ковер, но пропасти не было.

Чтобы мы не сомневались в его сообщении, режиссер достал из наружного кармана своей традиционной куртки почтовый конверт, а из конверта — письмо. Торопливо, в районе переносицы, нацепил очки и прочитал: «Ваша Смешилка, как мать Тереза, всем помогает, всех выручает. А не пора ли ей в кого-то влюбиться? На всякий случай посылаю свою фотографию».

Дальше случилось невероятное: Нудилка вырвала фотографию из рук режиссера, разорвала ее на мельчайшие клочки и выбросила в мусорную корзину. Она так защищала интересы своего брата, будто брат ее мной интересовался.

— Вы можете оградить Смешилку от этой фотографии и этого письма. Но как оградить от других — а по смыслу таких же! — писем, которыми завалена киностудия? Пришлось взять дополнительную сотрудницу для их прочтения… Как оградить Смешилку от напора поклонников, рвущихся на студию? Пришлось нанять и дополнительного охранника.

— Они восхищаются моей дочерью не в том смысле, не как женщиной… — перекрыла режиссерский речевой поток мама.

Подобное я уже слышала. Но сама-то предпочитаю, чтобы мной восхищались в том самом смысле. И возразила:

— Почему не как женщиной?

— Потому что об этом тебе думать еще рано.

— Думать уже поздно — пора действовать! — отреагировал режиссер.

Мама схватилась за сердце. Но не сдавалась:

— Они поклоняются ее доброте, благородству. И конечно, таланту…

Я же хочу, чтобы поклонники мои поклонялись не доброте, не благородству и даже не таланту, а персонально мне.

— Любопытно, а как вы, популярнейший воспитатель и гуманист, реагируете на эти письма и несвоевременные, досрочные поклонения? — не без иронии осведомилась мама.

— На официальном бланке отвечаю всем одинаково: «Несовершеннолетних ни с кем не знакомим!»

— Это правильно! И морально, — согласилась мама.

Они ненадолго обрели, как говорится, консенсус, что значит — взаимопонимание. А взаимопонимание между людьми самое ценное, как объясняла бабуля.

И все-таки воспитатель и гуманист уточнил:

— Но на чистое первое чувство Смешилка имеет право. Тогда бы мы, отвергая письма и прочее, оповестили общественность, что, как говорится, сердце ее занято. Однако она не влюбляется… Почему?

— Вы ошибаетесь. Она влюблена! — оповестила пока что не всю общественность, а режиссера Нудилка.

— Понимаю. Так можно сказать, потому что она влюблена в людей, о которых заботится, в своих зрителей…

— И в моего брата!

Мама опять схватилась за сердце. Режиссер себе, а не ей забросил в рот крошечную пилюльку и, не запив водой, проглотил. Видимо, от радостного возбуждения.

— Влюбилась?! Ты уверена?

— Как в том, что ее прозвище Смешилка, а мое — Нудилка. Она влюблена давно. И, простите за выражение, по уши!

Я потрогала уши. А мама вскричала:

— Что значит «давно»? Не порочь мою дочь!

— Значит, свершилось? — Режиссер потер руки. — Тогда я спасен!

Он, напоминавший по-прежнему собой два шара, победоносно прокатил те «шары» по дивану.

— Что же вы не предупредили, о чем пойдет речь? Я бы их из студии не вызвала! — не унималась мама.

Режиссер ее не расслышал.

— Итак, Смешилка влюбилась! Ну а он… в нее?