Двадцатого августа того года Мастер в торжественной обстановке освятил ашрам Озерной Святыни Общества Самоосознания. В волнующей публичной церемонии приняло участие около полутора тысяч людей. Почетными гостями были вице-губернатор Калифорнии Гудвин Дж. Найт и его супруга. Присутствовало множество сановников и других персон, известных в мире. На меня произвело огромное впечатление то, с какой непосредственностью, уважением и полной внутренней свободой Мастер мог общаться с самыми разными людьми, блистательными и скромными, знаменитыми и неприметными, с любовью уделяя внимание каждому, и никогда не старался отвечать ожиданиям других или вести себя определенным образом. Он был просто таким, каким был всегда: божественным отражением каждого, кого встречал, полностью лишенным каких-либо собственных «комплексов».

После открытия Мастер иногда организовывал вечерние концерты у озера в храме под открытым небом. Собирались большие толпы, привлеченные выступлениями известных артистов и великолепной естественной сценой под звездным небом. Для Мастера эти концерты были средством служения другим, поскольку божественное вдохновение часто приходит к человеку через музыку. Но прежде всего он расценивал эти концерты как средство привлечения людей на духовную стезю, ибо пока вдохновение не будет исходить из реального общения с Богом, оно всегда будет оставаться, как он нам напоминал, поверхностным и мимолетным.

Однажды вечером, после концерта, он сидел, дружески беседуя с группой учеников. Размышляя о массе посетителей, которые приходили на концерты только ради временного духовного подъема, он заметил: «Посторонние приходят и видят внешнюю сторону нашей жизни. Они не понимают, что это место может дать им, и уходят. Но те, кто с нами, видят суть. Они никогда не уйдут».

Я знал, что он имел в виду не только случайную публику, но и учеников; не все были достаточно проницательными, чтобы осознать те бесценные дары, которыми он наделял их.

Спустя некоторое время после открытия Озерной Святыни Чак Джэкот, тамошний монах, пытался починить насос, качавший воду на небольшой холм, на вершине которого возвышалось изваяние Иисуса Христа, благословляющего ашрам. У подножия статуи вода ниспадала живописным каскадом. Хотя Чак и был профессиональным водопроводчиком, но наладить насос ему не удавалось.

Наконец, он нашел духовное решение; по крайней мере, он надеялся, что это было решением. Вспомнив цитату из «Автобиографии Йога»: «Когда кто-нибудь произнесет с благоговением имя Бабаджи, на верующего сразу же снизойдет духовное благословение», Чак опустился на землю и мысленно воззвал к великому Мастеру. К его великому изумлению, в видении перед ним предстал Бабаджи, благословил его и дал бесценный духовный совет. Когда Чак пришел в себя, то обнаружил, что насос плавно работал и вновь стала подаваться вода.

— По всем законам насос просто не мог работать, — говорил он нам. — Он даже не был залит перед запуском.

— Я просил Бабаджи дать Чаку этот опыт, — сказал позднее нам Мастер.

Многие действовали в соответствии со словами в «Автобиографии Йога» и получали необычайные благословения.

Педро Гонсалес Милан, который позднее стал лидером нашего центра в Мериде, Мехико, рассказывал мне, как он впервые читал «Автобиографию Йога». Дойдя до той цитаты, он отложил книгу и ушел в себя. «Если эти слова справедливы — думал он, — я должен убедиться в этом! Бабаджи, услышь крик моего сердца, приди ко мне!»

— Мгновенно, — говорил он мне, — комната наполнилась чудесным светом. А мое сердце наполнилось радостью.

Я тоже испытал благословения Бабаджи, когда обратился к нему с молитвой. В 1960 году, во время моего второго приезда в Индию, перед тем как вернуться в Калькутту и вновь окунуться в деятельность нашего местного центра, я хотел найти уединенный уголок, чтобы провести там несколько дней. Но я не знал, куда направиться. Мое затруднение отчасти состояло в том, что меня, западного свами, индийцы воспринимали как диковину. В особенности жители деревень: они собирались толпами близ моего жилища, часами ожидая моего появления. Тогда, прибыв в Индию из Цейлона, я остановился в гостинице Мадраса. Однажды утром я молился Бабаджи: «Пожалуйста, помоги мне найти тихое, уединенное место».

Вскоре после этого я завтракал в столовой гостиницы, когда человек за соседним столом, обратившись ко мне без всяких условностей, сообщил: «Мой дом расположен в уединенной части Кодайканала. Для меня было бы честью предложить вам его для медитации. Несколько недель я буду в отъезде, так что никто не будет вас беспокоить. Кодайканал находится в горах, его прохладный климат будет благоприятен для вас. Люди с Запада часто едут туда, чтобы избежать жара равнин».

Я воспользовался его предложением. Место оказалось идеальным во всех отношениях.

Спустя некоторое время после открытия Озерной Святыни, я присутствовал с Мастером на концерте под открытым небом в знаменитой Чаше Голливуда. Владимир Розинг, его старый друг и ученик, дирижировал опереттой Иоганна Штрауса «Летучая мышь».

Священник одного из наших ашрамов старался продемонстрировать перед Мастером организаторский талант. Его поведение в тот вечер должно было показать мне, что он — мой начальник.

«Мастеру требуется одеяло, Дон. Будь так добр, принеси шерстяное одеяло». Или: «Дон, будь так добр, принеси Мастеру стакан воды».

Я с готовностью подчинялся ему, сознавая, что реальной наградой в духовной жизни является возможность служения (особенно своему гуру). Меня порадовало, когда Мастер, чтобы испытать, не дам ли я себя вовлечь в соперничество, сделал вид, что принимает мои подношения с легкой снисходительностью, как бы показывая, что принимает их от лица с меньшими лидерскими способностями. Мне было совершенно достаточно чувствовать сердцем улыбку Мастера.

После концерта я получил представление о трогательной стороне его натуры. Среди приглашенных находилась мисс Ланкастер (теперь — Сестра Шайласута). Она присоединилась к нам, когда мы выходили, и высказалась с веселой улыбкой по поводу светского сюжета оперетты. Конечно, Мастер не пошел бы на «Летучую мышь» и не рекомендовал бы нам идти на нее. Но в данном случае дирижером был его друг, поэтому с трогательной преданностью дружбе он ответил мисс Ланкастер: «Это было хорошее зрелище».

После открытия Озерной Святыни мы направили все наши усилия на завершение строительства Индийского Центра — большого нового здания на землевладениях нашей церкви в Голливуде. Если быть точным, это не было новое здание. Мастер, возобновляя стратегию, которой он придерживался при строительстве нашей церкви, купил на окраине большое, очень старое, полуразрушенное строение и перевез его, скрипучее и качающееся, на участок церкви. Я думаю, он хотел обойти обременительные ограничения строительного кодекса, которые распространялись только на новое строительство. Итак, снова соседи вынуждены были мириться с этими невзрачными остатками былой роскоши. И снова их уныние уступило место гордости, когда мы превратили эти остатки в великолепный, выглядевший как новый зал.

«Мы», сказал я? Да, возможно, это местоимение всего лишь эвфемизм. Мой собственный вклад почти не имел никакого отношения к финальному великолепию этого здания. Я рыл траншеи, кидал лопатой песок в бетономешалку и выполнял разные мелкие работы, которым суждено было впоследствии оказаться скрытыми под слоем штукатурки.

«Я так многому научился на этой работе!» — с радостью сказал я однажды Энди Андерсену, нашему прорабу, когда проект близился к завершению. Энди несколько мгновений смотрел на меня в полном молчании; очевидно, желая быть милосердным, он просто не находил слов.

За месяцы руководства нашими работами по строительству Индийского Центра, Энди глубоко полюбил Мастера. Мастер был тронут его преданностью и простым добрым характером. С приближением Рождества 1950 года Энди становился озабочен покупкой подходящего подарка своему Гуру. В обед он специально съездил в Маунт-Вашингтон, с волнением поднялся на третий этаж, положил подарок к двери Мастера и убежал.