— Ох, — воскликнул он, вернувшись в Индийский Центр, — ну и глуп же я! Я забыл написать свое имя на пакете. Мастер так и не узнает, от кого этот подарок!

Тут же раздался телефонный звонок. Это был Мастер, который просил позвать Энди; через несколько минут он вернулся с улыбкой до ушей.

— Мастер просто хотел поблагодарить меня за подарок.

Как и многие рабочие-строители, Энди любил пиво. Иногда он даже приходил на работу слегка навеселе. Однажды Мастер попросил его проложить в Маунт-Вашингтоне бетонный подъездной путь.

— Сюда подъезжают тяжело груженые грузовики с бумагой для типографии, — объяснил Мастер. — Какой толщины должен быть бетон, чтобы выдержать такой вес?

После нескольких минут размышлений Энди ответил: «Четыре дюйма будет вполне достаточно, Мастер».

«Делайте шесть дюймов», — сказал Мастер с доброй улыбкой.

Энди готов был возразить, но увидел улыбку Мастера. «Хорошо, сэр», — сглотнул он, подавляя свою профессиональную гордость.

Меня в то время удивило, почему Мастер с такой приятной улыбкой потребовал увеличить толщину бетона на два дюйма. Позднее я понял. Когда пришел день заливки бетона, по глазам Энди было видно, что он пьян до бесчувствия. Не сознавая полностью, что делал, он налил на новую дорогу слишком много воды, разбавившей бетон, и без этих двух дополнительных дюймов бетон растрескался бы. Из доброго уважения к Энди Мастер не разрешил кому-либо заменить его. Но, предвидя ситуацию, он и потребовал добавить два дюйма бетона. Его улыбка объяснялась сочувствием к Энди.

Индийский Центр был официально открыт для публики 8 апреля 1951 года. Пресса назвала его «Первым культурным центром такого рода в Америке». Большой зал на первом этаже был освящен как «место встреч людей доброй воли всех наций». На верхнем этаже, в ресторане для публики, подавали восхитительные вегетарианские блюда, рецепты которых разработал сам Мастер. Спустя годы, зал встреч и ресторан приобрели широкую популярность.

Индийский Центр (как теперь называлась наша собственность в Голливуде) и Озерная Святыня были, в определенном смысле, внешними дарами Мастера миру. Но был и другой дар, бесконечно более ценный для нас, его учеников, которого он удостоил нас в последние два года своей жизни.

Как сильный человек может принимать на себя удары, предназначенные более слабому, так великие учителя обладают силой принимать карму других. Они могут выдерживать значительное число таких кармических «ударов», не испытывая заметных болезненных последствий. Однако иногда, особенно к концу жизни, чтобы помочь ученикам, которым придется в дальнейшем совершенствоваться без физического присутствия Гуру, они принимают огромное количество кармы. В эти периоды их собственные тела могут временно испытывать страдания.

Именно таким даром Мастер теперь награждал нас. У него начали болеть ноги. По этой причине он какое-то время не мог ходить. Прежде всего это была «астральная болезнь», объяснил он. Он говорил о множестве ужасных демонических существ, которые вызывали разрушения в его теле, особенно в его тонком теле, хотя и физическое принимало на себя долю страданий.

«В самый трудный период я обращал мои мысли к телу, — говорил он нам, — потому что хотел ощущать боль так же, как чувствуют ее другие».

Дайя Мата, глубоко сопереживая, однажды воскликнула: «Почему Божественная Мать обходится так с вами?»

«Не смей критиковать Божественную Мать!» — ругал ее Мастер. Личных симпатий и антипатий не было в его природе. Его единственным желанием было делать то, что хотел Бог.

Даже в самом разгаре его болезни, он все же ходил, когда это требовалось. Иногда он делал это с Божьей помощью. В августе 1951 года ему предстояло выступить перед большим собранием на теннисных кортах в Маунт-Вашингтоне. Не желая обнаруживать перед собравшимися свое тяжелое состояние, которое он рассматривал как священную жертву своим ученикам ради их духовного совершенствования, он решил, когда подойдет время, пройти пешком. Автомобиль подвез его к краю кортов. Открылась дверь машины. Мастер руками приподнял ноги и поставил их на землю. «Вдруг сверкающий свет окружил мое тело, — рассказывал он позднее. — Я легко смог пройти пешком». Мы видели, как он поднимался на помост для лектора, стоял всю продолжительную лекцию и вернулся без посторонней помощи к машине. «Уже в машине, — говорил он нам, — мои ноги вновь стали беспомощными».

— Несите мое тело, — смеясь говорил он нам однажды, когда мы несли его вверх по лестнице, — а я понесу ваши души.

В другой раз он заметил, улыбаясь: «Одного лишь тела недостаточно. Некоторые люди, имея ноги, совершенно не могут ходить!»

Постепенно его состояние улучшалось. Однажды, после полудня, я помогал ему сесть в машину. «Вам становится лучше, сэр», — воскликнул я радостно.

— Кому становится лучше? — тон голоса Мастера был бесстрастным.

— Я имел в виду ваше тело, сэр.

«Какая разница? Волна, выплескивающаяся из чрева океана, все равно остается его частью. Это тело Бога. Если Он хочет, чтобы телу было комфортно, — прекрасно. Если Он хочет, чтобы тело страдало, — великолепно. Лучше оставаться беспристрастным. Если у вас есть здоровье и вы дорожите им, вы всегда будете бояться потерять его. А если вы бережете здоровье и начинаете болеть, то всегда будете сожалеть о том, что вы утратили.

Величайшей бедой человека является эгоизм, сознание обособленности. Он воспринимает все, что с ним происходит, как воздействие лично на него. Почему? Это не ваше тело. Вы это Он! Все есть Дух».

По мере того как состояние Мастера улучшалось, он стал снова проводить больше времени с монахами. Однажды он беседовал с нами на передней веранде в Маунт-Вашингтоне, когда мимо проходила ученица, мисс Луиза Карпентер. В одной руке она держала бумажный пакет, в котором была какая-то покупка. Увидев Мастера и не желая мешать беседе, она молча поклонилась ему и прошла к двери. Мастер остановил ее.

— Что у вас в этом пакете?

— Немного фиников для вас, Мастер. Я хотела положить их у вашей двери.

— Очень благодарен вам. Я был бы рад получить их здесь.

Приняв фрукты, Мастер разделил их между нами. «Мне хотелось одарить вас всех чем-нибудь, — воскликнул он. — Как только я увидел ее с пакетом, я уже знал, что мое желание исполнено».

Как-то в теплый осенний вечер, он сидел в машине, беседуя с нами перед прогулочной поездкой. Он объяснял какую-то философскую идею, когда, прервав объяснения, спросил: «Не кажется ли вам, что сегодня довольно жарко?»

Мы замялись, зная, что он намеревался дать нам денег на мороженое. Он выжидающе смотрел на нас. Наконец я сказал, улыбаясь: «Да, было жарко, сэр, но теперь стало прохладнее».

«Очень плохо! — Мастер весело засмеялся. — Вы сами лишили себя чего-то освежающего!» Он вернулся к своим рассуждениям. Прошло несколько минут и он вновь спросил:

— Вы уверены, что вечер не жаркий?

— Что ж, — отвечали мы со смехом, — жаркий, если вы говорите так, сэр.

Тогда он решительно заключил: «Я не могу беречь деньги и не буду! Вот, возьмите эти доллары на мороженое. Я люблю деньги лишь для того, чтобы раздавать их».

У меня до сих пор есть три доллара, которые он дал нам как-то вечером на мороженое. Я потратил собственные деньги и хранил те, к которым он прикасался.

Однажды вечером он коротко говорил о своей недавней болезни. На наше выражение глубоко сочувствия он сказал равнодушно: «Это ничего! Когда с блюда жизни поглощен обед мудрости, не имеет значения, сохраните ли вы это блюдо или разобьете и выбросите прочь».

В другой раз он заметил: «Я настолько забываю о себе в эти дни, что теперь должен спрашивать других, ел ли я!»

— Человек попал на эту землю, чтобы искать Бога, — напомнил он нам однажды вечером. — Это единственное оправдание его существования. Друзья, работа, материальные интересы — все это само по себе не имеет значения.

— Сэр, — спросил один из монахов, — правильно ли просить у Бога материальные вещи?