Кроме того, когда дело касалось такого глубоко личного предмета, как любовь, я не мог изображать поверхностного человека, что часто помогало мне на других стезях жизни. Мне приходило в голову то, что я не был внешне привлекательным и что у меня, в сущности, не было ничего стоящего, чтобы предложить другим. Я сомневался в собственной ценности и поэтому остерегался доверять чувствам ко мне другого человека. Когда другой мальчик, рослый, вечно отпускающий шутки, популярная футбольная звезда, стал ухаживать за Рут, у меня не нашлось самоуверенности для соперничества. В такой ситуации я бы не мог соревноваться с ним, даже если бы был переполнен самоуверенностью, поскольку завоевание и навязывание себя никогда не связывал с любовью.

Я находил удовольствие в пении. Мистер Хаббард, руководитель нашего хора, старался убедить меня сделать пение своей профессией. «В твоем голосе звенят деньги», — настаивал он, не сознавая, что деньги для меня были слабой приманкой. В тот год я пел в «Мессии» Генделя, в «Дворцовом страже» Джильберта и Салливана. В нашей церкви Святого Якова-младшего мы с братьями пели также партии трех мудрецов в Рождественской торжественной службе — событие, которое, к моему удивлению, все еще помнят старожилы Скарсдейла.

Другие церемонии в церкви мало увлекали меня. Наш священник, отец Прайс, продолжал грозить нам в своих проповедях, что если мы не будем вести себя благопристойно, то очень скоро «попадем прямо в лапы нацистов».

Но меня понесло совершенно в ином направлении. Дуг Беч, друг Боба и мой друг, ввел меня в ночной клуб Ника, в деревне Гринвич, известный как постоянное место встреч энтузиастов диксиленд-джаза. Эдди Конден, Пиви Рассел и другие «великие люди» джаза играли с таким недостижимым мастерством, что я в конце концов не мог не влюбиться в джаз.

Очарованный этой новой «сценой», я жадно поглощал сведения даже о мелочах жизни моих новых героев: как жена одного из джазистов обычно избивала его; как они ели в ночном клубе на противоположной стороне улицы, потому что у Ника невкусно кормили; как маленькая пожилая леди приходила в клуб вечерами в субботу, занимала передний стол, восторженно аплодировала, слушая музыку, и выкрикивала, словно подросток: «Давай, давай!» Поразительно, как люди могут придавать значение таким «новостям» лишь потому, что в них фигурируют знаменитости. Но они поступали именно так. Так поступали и мы.

У Ника я впервые выпил. Из всех глупых времяпрепровождений, которым предается человечество, пьянство и курение, безусловно, стоят в начале списка. Я думаю, что немногие люди начинают пить или курить ради получаемого удовольствия. Мне кажется, что здесь превалирует желание не выглядеть странным. Во всяком случае, так было со мной. Алкоголь не казался мне отвратительным, но курение было для меня сравнимо с пыткой: все равно что привыкать есть тухлую пищу, стараясь получить при этом удовольствие.

Я хорошо помню, как первый раз учился втягивать дым. Одна девочка на вечеринке в Скарсдейле продемонстрировала мне свое искусство. С первой затяжки у меня закружилась голова, и я почти сполз на пол. Потом в духе какого-то извращенного идеализма, который был характерен для меня большую часть того года, я сказал себе твердо: «Я овладею этим, если даже оно убьет меня!» Я вряд ли сознавал, что настоящее мастерство означает, прежде всего, не уступать такой глупости. В тот вечер я преуспел в овладении искусством курения.

Самое отвратительное в пьянстве, с духовной точки зрения, состоит не во временной невменяемости, к которой оно может привести, и не в похмелье, которое иногда наступает после загула, а в долговременном воздействии, которое алкоголь оказывает на личность. Как-то незаметно он делает человека более приземленным; восприятие становится менее утонченным; появляется склонность глумиться над вещами, которые прежде казались ему святыми. Эго становится менее восприимчивым к своему окружению и более подавляющим, агрессивным. Оно как бы грубеет в попытке компенсировать ослабление природных сил. Такое воздействие алкоголя можно наблюдать не только во время опьянения. Результаты впоследствии проявляются как долговременные изменения личности.

Это можно объяснить тем, что вещества, порой кажущиеся инертными, в действительности служат почвой для различных состояний сознания. Мы можем глумиться, как это случалось со мной, над «святошами» церкви, которая осуждает «винопитие» как инструмент сатаны, однако смех заглушил уже многие истины. Сама склонность отпускать шутки по поводу пьянства (характерная для общества, где оно так популярно) предполагает подсознательное стремление заставить замолчать даже шепот сознания. Ведь каждый человек в глубине души должен сознавать, что пьянство является осквернением его истинной, божественной природы.

Другой причиной, часто влияющей на изменение сознания, является музыка. Оглядываясь назад, я поражаюсь тому, как быстро, благодаря неослабному увлечению музыкой джаза, я переходил к образу жизни, который прежде был мне совершенно чужд. Шли месяцы, и моей второй натурой становилось увлечение спортом, романтикой любви, веселым времяпрепровождением; я смеялся с теми, кто хохотал громче всех, слонялся повсюду с самыми неугомонными, обменивался шутками и любезностями, испытывая половодье волнений юности собственного эго, соревнуясь с другими эго.

И все же в глубине моего существа жил бдительный друг, на которого не производила впечатления вся эта суета; он спрашивал меня о мотивах моего поведения, беспристрастно наблюдал за моими глупостями и с печальной укоряющей улыбкой вопрошал: «Действительно ли ты хочешь этого?» С собой я был достаточно откровенен, чтобы признать, что это не так.

Постепенно во мне росло страстное желание прекратить бесполезную трату времени. Я сознавал, что в жизни можно так много узнать и в ней существует многое, к чему стоит стремиться. В конце года для письменной работы по английскому языку я выбрал тему: «Различные концепции Вселенной у древних цивилизаций и особенности цивилизаций, которые повлияли на развитие этих концепций». Вопросы, не относящиеся к моему «большому эксперименту», вновь настойчиво стали осаждать мой разум. Что такое жизнь? Что такое Вселенная? Какова цель жизни на земле? Ответы на них едва ли можно было «просмеять» за одну ночь у Ника.

Однажды вечером мы с одноклассником заглянули в местный ресторанчик, часто наводняемый учениками средней школы. Пока мы ждали, когда освободятся места, мой товарищ начал импровизировать на тему музыки, которую выдавал автомат-проигрыватель. Ради смеха я поддерживал его. Однако вскоре мой молчаливый «внутренний друг» спросил меня, негодуя: «Зачем это дерганье, это мотание головой вверх и вниз, подобно механической кукле, эти гримасы на лице? Разве это не вид пьянства?»

Мой «внешний» друг написал впоследствии в моем ежегоднике, какое удовольствие получил он от нашего совместного «джем-сейшена». Меня же это просто привело в замешательство, так как я почувствовал себя игрушкой ритмической истерии.

В школе Скарсдейла я узнал, что могу при желании принять участие в игре «Популярная личность Америки», и, в каком-то смысле, вышел победителем. Однако мой успех не сделал меня счастливее. Когда мне показалось, что я понял, чего хотят от жизни другие юноши, я уже не мог сказать, что меня по-прежнему привлекало такое видение жизни.

Я вновь вернулся почти на исходную позицию. Единственное, чему я научился в тот год, — это как замаскироваться и спрятать свои истинные чувства. Что ж, может быть, это было полезным уроком? Едва ли можно считать заслугой выставлять напоказ свои самые высокие устремления перед людьми, которые не могут оценить их по достоинству. Но это нельзя было считать движением к реализации моих устремлений. Я понимал, что следующим шагом должно стать более обдуманное продвижение к ним.

Я ОКОНЧИЛ СРЕДНЮЮ ШКОЛУ в Скарсдейле в июне 1943 года, вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать лет. Школьный товарищ Джордж Кальверт пригласил нас с Бобом поработать с ним на отцовской ферме в северной части штата Нью-Йорк. В то лето мы собирали клубнику и метали сено. Это была энергичная работа, полезная для здоровья, доставлявшая нам немало радости. Через шесть или семь недель такой работы я решил использовать каникулы для расширения своих познаний о мире. Моя цель вела к радикальным переменам: от сельских пастбищ — к серым небоскребам и акрам бесплодного бетона.