«Я дал возможность вам измениться по собственной воле, — сказал он ему однажды и, имея в виду его запятнанное прошлое, добавил: — А ведь значительно проще быть хорошим человеком, чем плохим. Скверный человек всегда в страхе. А добрый не боится ничего и никого. Сами боги оберегают его, потому что на его стороне Бог всех богов!»

Так как я принял этого человека, Мастер делал все, чтобы помочь ему, хотя, когда впервые узнал о его приеме, воскликнул: «Хотелось бы наделить тебя интуицией!»

Его слова могли быть приняты всерьез, как благословение. Во всяком случае, вскоре я обнаружил, что способен с первого взгляда определить, принадлежит человек Маунт-Вашингтону или нет. Иногда даже прежде, чем он намекнет на свое намерение приехать, я мог сказать: «Вы наш». Насколько я помню, когда такое предчувствие посещало меня, оно всегда оправдывалось.

В своих беседах Мастер старался повернуть наши умы к Богу. Он побуждал нас видеть проявления Господа во всем и в каждом. «Уважайте друг друга, — сказал он нам однажды, — как вы уважаете меня».

Много часов он проводил в беседах с нами, помогая нам и ободряя нас. Прежде всего он призывал нас искать вдохновение в себе, в медитации.

Как-то, разговаривая со мной на нижнем этаже, он замолчал, услышав, как один из монахов пел в главной церкви под аккомпанемент индийской фисгармонии. Потом радостно заметил: «Вот что мне приятно слышать в этой обители Бога!»

БОЖЕСТВЕННАЯ МАТЬ однажды сказала мне: «Тем, кому я дарю слишком много, Я не дарю Себя».

Мастер объяснял нам различие между радостным приятием божественных благ, дарованных Богом в знак Его любви, и стремлением к собственно благам.

«Ищите Бога ради Его Самого, — говорил он нам, — а не ради надежды на какой-нибудь дар от Него». Парамаханса Йогананда учил нас, что истинным признаком духовности является безразличие ко всему, кроме Любви Бога. Если Бог дает меньше подарков, то для искреннего верующего, говорил он, это означает только одно: проявление Его любви.

Трогательный эпизод, иллюстрирующий это учение, произошел через два-три года после моего присоединения к Обществу Самоосознания. Мастер в поездках между Лос-Анджелесом и Инсинитасом иногда останавливался в городе Лагуна-Бич, где в маленьком шотландском магазине чая был особый ассортимент печенья. Однажды, приехав за этим деликатесом, он послал в магазин Вирджинию Райт (теперь — Ананда Мата). Она вернулась и сообщила, что последняя пачка печенья уже продана.

Удивившись, Мастер помолился: «Божественная Мать, как это вышло?» Не то чтобы он был огорчен. Скорее, он привык получать божественное руководство даже в малых делах его жизни; он хотел знать, не является ли этот неожиданный отказ неким уроком свыше. Вдруг он увидел в направлении этого магазина луч света. Через несколько мгновений открылась дверь и вышла его владелица. «Подождите! Подождите!» — воскликнула она. Спеша к автомашине с маленькой пачкой, она сказала: «Я отложила этот заказ для местного покупателя. Но я хочу, чтобы вы взяли его. Для него я могу испечь еще».

На самом деле у Мастера не было такого уж сильного желания купить печенье, но его глубоко тронул проявившийся в этом эпизоде пример божественной любви. Чем незначительней просьба, на которую откликается Бог, тем весомее, в определенном смысле, доказательство Его любви. Вмешательство Бога при серьезной необходимости можно объяснить другими мотивами — например, помочь завершению важной работы. Но что, кроме любви, может побудить участвовать в тривиальном деле?

Для Мастера помимо божественной любви все дары относились к общему разряду под названием «меньшие дары». Превратить религию в процедуру «проявления» бесконечного ряда мирских товаров, считал он, — значит предложить религию материализма. И хотя он говорил, что, как дети Беспредельного, мы имеем право на бесконечное изобилие Бога, Мастер напоминал нам, что это врожденное право может быть полностью востребовано только в космическом сознании.

Вместо этого истинно верующий предпочитает «проявлять» скромную жизнь и обычно довольствуется вещами, необходимыми для поддержания его духовного поиска. Если Бог дает ему больше этого, он использует избыток на благо других. И все, чем он владеет, считает собственностью Бога, чтобы с радостью возвратить все это Владельцу при первом же напоминании.

Даже для мирских людей простая жизнь является важным ключом к счастью. Через дорогу от места уединения Мастера в Твенти-Найн-Палмз в одиночестве жил человек, обитавший в маленькой однокомнатной хижине. У него не было сада, в доме почти не было современных удобств, однако он весь светился счастьем. Он не был обременен долгами, не занимался бесполезными домашними делами, чтобы транжирить бесценные часы свободы. Вновь и вновь проигрывал он запись популярной песни, выражавшей его полнейшую удовлетворенность жизнью: «У меня есть домик в Твенти-Найн-Палмз».

Мастер, глядя однажды на жилище этого человека, заметил: «Он словно король в своем дворце! Такова радость простой жизни!»

Мастер обычно говорил: «Когда я вижу, что кто-то больше нуждается в какой-то из моих вещей, чем я, я отдаю ее».

«Несколько лет назад, — рассказывал он нам, — у меня был чудесный музыкальный инструмент из Индии — эсрадж. Я любил играть на нем духовную музыку. Однажды этот инструмент понравился посетителю, и я без колебаний отдал его ему. Спустя несколько лет кто-то спросил меня: «Разве вам не было хотя бы немного жаль?» «Ни мгновения, — ответил я. — Разделяя радость других, только увеличиваешь свою радость».

Мастер имел при себе лишь столько денег, сколько было необходимо для его поездок в различные ашрамы. Но даже эти деньги он раздавал. Его желание делиться с другими было столь сильно, что порой он раздавал больше, чем имел. Я помню, как он попросил у меня взаймы пять долларов, чтобы отдать их кому-то. В поездках он тоже предпочитал простой образ жизни. Обычно он брал с собой в чистой пластиковой коробке для питания немного орехов, фиников и изюма. Как правило, он ел в машине, чтобы избегать «инородных вибраций» ресторанов.

Он находил удовольствие в приготовлении пищи для других и был отличным поваром. «Это вид служения», — говорил он мне просто. Однажды, приготовив для нас особенно вкусное блюдо, он объяснил: «Я всегда знаю, сколько специй следует добавить. Я могу ощущать вкус пищи духовным оком. Во время приготовления я никогда не пробую еду на язык» [В религиозных традициях Индии такая особенность приготовления пищи введена в ранг запрета. Считается, что еда готовится прежде всего для Бога, и Он первым должен отведать готовое блюдо. — Прим. ред.]. Несравненным ингредиентом его блюд было, разумеется, его благословение. После такой еды мы всегда чувствовали духовный подъем. Хотя нас он кормил порой роскошно, сам обычно ел мало.

Он проявлял такое же безразличие ко всем внешним удовольствиям. Это не было апатией; восхищение жизнью являлось характерной чертой его личности. Но было очевидно, что он получал удовольствие от вещей лишь постольку, поскольку они демонстрировали различные проявления его единственного, бесконечного Возлюбленного. Часто, когда он выражал радость, я замечал в спокойной глубине его глаз безмерную отрешенность.

Однажды я ощутил эту отрешенность в ситуации, которая, мне кажется, была чрезвычайно важной. Это было летом 1950 г. Месяцами я с нетерпением ждал нашей поездки в Индию. Мастер сказал, что мы поедем тогда, когда Бог даст ему относительно этого ясное указание (если Он сделает это). Но в данной фразе я услышал только «когда», пропустив мимо ушей «если». В конце концов в июле он объявил, что Бог хочет, чтобы в этом году мы не предпринимали путешествия.

— Но мы поедем в другое время, Мастер? — спросил я.

— То в руках Божьих, — ответил он бесстрастно. — У меня нет назойливого любопытства в таких делах. Я исполняю то, что Он хочет.

Нет назойливого любопытства в отношении поездки в Индию? Мысленно я затянул пояс ожиданий, стараясь убедить себя, что это безразлично и мне. Но боюсь, едва ли преуспел в этом.