— Да, но какова цель? — переспросил подполковник. — Именно это я и хочу узнать.

— Я хотел избавиться от вас, потому и поил, — будто бы в шутку ответил я.

— Думаете, я такой болван? Я был вам противен, а вы меня привечали? Хотели избавиться — и поили? А я именно потому и не уходил, что мне было интересно, как вы поступите? Я видел, что вам неприятен мой визит, и все-таки не уходил. Хотел проверить, поставите водку или нет. И вы всегда ее ставили! Да, всегда! Но почему?! Почему?! Вот что интересует меня, по-че-му?..

Что я мог ответить? В самом деле, почему?

В самом деле, надо ли оказывать гостеприимство всем, кто встретится на жизненном пути?

— Когда вы меня угощали, вы преследовали какую-то цель. Что вам надо было от меня, чего вы добивались? Вот что главное! — Подполковник, сощурив глаза, напряженно вглядывался в меня.

Я чуть было не расхохотался, когда он делился со мной своими психологическими экспериментами. Я сидел молча и с улыбкой слушал исповедь философствующего начальника полигона.

— Вы молоды, но чертовски хитры! Если бы вы победили, тогда, может быть, и раскрыли бы свои карты, но вы побеждены и потому предпочитаете не показывать их…

— О чем вы?

— О том, что вы предпочитаете не показывать мне свое оружие, которое вам, может быть, еще пригодится. Фокусник обычно так и поступает: если ты разгадал его проделки — он объяснит тебе секрет, если нет — и не подумает! Жизнь — это цирк, люди — фокусники. Но одни — хорошие и опытные, другие — такие, как вы, наивные и неловкие. Да, именно неловкие… Ха-ха-ха, как вы рассмешили меня, товарищ майор!..

Мне было все ясно. Я встал.

— Знаю, вы на меня обижены, — встал и подполковник. — Но именно в этом ваша ошибка: не ждите от человека добра, и вы всегда будете в выигрыше. Если, случится, он невзначай сделает вам доброе дело, то хорошо, а если нет — во всяком случае, вам не будет обидно. Признайтесь, вы думали, что я буду молчать о ваших недостатках… Дайте мне сказать, не прерывайте… У каждого из нас есть свои недостатки. Вот именно, вы думали, что я смолчу о них, но я не смолчал! Если хотите знать, настоящая дружба в том и заключается, чтобы вскрывать недостатки друг друга! Главное, правильно понимать, что такое дружба! Вы очень молоды, и если будете слушаться меня — не прогадаете! Дружба бывает разная, она имеет разную подоплеку. Без подоплеки нет дружбы! Такая дружба встречается только… дай бог памяти вспомнить… да, в этих самых… романтических книгах… Но все эти романы — глупость, потому что в них все неправда. Ее выдумывают те самые писатели, что пишут ради денег, мать их в баню. Да, да, вся тайна именно в этой подоплеке… Магнето имеется не только в автомобиле — все имеет свое магнето. Дружба лишь тогда настоящая, когда от нее есть польза, а так — для чего она? А раз дружба необходима для того, чтоб достичь чего-то, значит, у нее есть своя подоплека. Что, я не прав? В молодости курсанты говорили мне, что я настоящий философ. Жаль, что в свое время не взялся за науку, я бы всем показал кузькину мать!..

Я смотрел на подполковника и улыбался, нет, не потому, что он нес околесицу. Я подумал, что подполковник принадлежит к категории людей, которые, стоит им добиться хоть маленького успеха, вмиг становятся самоувереннее, у них появляется назидательный тон, и они начинают поучать. Человек, оказывается, любит не только приобретать, но и отдавать, — он отдает тебе то, что ему самому непригодно.

— Сдавать полк я буду завтра с утра, чтоб все закончить в один день. А теперь желаю вам спокойной ночи и хороших сновидений, — сказал я.

— Начнем с утра, — согласился подполковник, — что касается снов, то я их вообще не вижу и не дай бог видеть.

— Почему?

— Сны иногда сбываются.

— Но ведь может присниться и хороший сон.

— Я уже ничего хорошего не жду.

— А как же вы живете тогда?

— Жизнь притягательна не только прелестью своей, но и горечью. Главное — жить, а там все на пользу идет. Хочешь ты того или нет — все на пользу. Сколько ни пляши, жизнь свое берет…

Я никогда не чувствовал себя столь одиноким и неприкаянным, как в ту ночь. Мне было очень холодно и неуютно.

Встал я спозаранку, но подполковника все-таки дома не застал. Видимо, и ему не спалось.

К полудню мы закончили все дела, и осталась последняя церемония: надо было выстроить полк, чтоб объявить, что один из нас сдает, а другой принимает командование.

Подполковник целый день ворчал: как можно сдавать полк за один день, на это необходимо по крайней мере три дня, может, где-то неполадки, где-то, не дай бог, недостача, а потом ему отвечать…

И хотя я ему несколько раз объяснял (да и сам он отлично это знал), что за все отвечают начальники отдельных служб и командиры подразделений, подполковник все не мог успокоиться. Для церемонии сдачи полка, считал он, необходима целая комиссия. До войны так было: комиссия знакомилась с делами полка, давала оценку его подготовке и материальному обеспечению, и только после этого новое начальство принимало полк.

— А так, — ворчал он, — кто знает, может быть, мне припишут ваши недочеты или же, наоборот, все, что потом я сделаю хорошее, будут считать вашей заслугой…

Я не стерпел и отрезал:

— Не беспокойтесь, вряд ли вы сделаете здесь что-либо хорошее, а если и сделаете, то ваше добро не пропадет.

Мы уже подходили к плацу, где выстроился полк. К нам направился с рапортом заместитель командира.

Надо же было, чтоб именно в это время, обидевшись на мои слова, подполковник ускорил шаг и оказался впереди.

По правилам, рапорт должен был принять прежний командир, то есть я. Заместитель было замешкался, но не растерялся, прошел мимо идущего впереди меня подполковника и подошел с рапортом ко мне…

Когда я, приняв рапорт, объявил, что отныне командиром полка будет подполковник Яхонтов, по строю прошел гул и ряды заметно заволновались.

— Разрешите обратиться!.. — раздалось вдруг из середины строя.

Мы с подполковником переглянулись.

— Пусть говорит! — пожал он плечами.

— Говорите! — ответил я.

Из строя, сделав два шага вперед, вышел капитан Светловидов и громко спросил:

— Насколько нам известно, через две недели нас пошлют на фронт. Неужели так необходимо менять командира, тем более…

— Смирно! — рявкнул подполковник, и у него заалели уши, И через мгновение раздалась другая команда: — На-пра-во!

Едва полк повернулся, новый командир снова крикнул:

— К местам расположения шагом марш!

Полк двинулся, но все шли нехотя, не в ногу. Капитан Светловидов после некоторого раздумья побежал к своей батарее и стал во главе ее.

Мне было больно и обидно, что из-за малодушия подполковника я не смог как следует попрощаться со своим полком. Расстроенный, пошел я к себе.

— Товарищ майор, — догнал меня подполковник, — ваше пребывание здесь плохо влияет на рядовой состав… Правда, это… Одним словом, хорошо было бы, если бы вы сегодня же уехали… Нет, не думайте, что я… Разумеется, можете сделать это и завтра, но… Одним словом, машина готова, собраться вам поможет сержант Рыкулин.

Я сам ждал только одного: как можно скорее покинуть полк.

Двадцать километров мы проехали молча. Погруженный в свои мысли, я даже забыл, что позади меня сидит сержант Рыкулин.

— Наверное, вы думаете, что я рад вашему уходу из полка, — услышал я и оглянулся. Сержант Рыкулин, наклонившись вперед, смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Ты хочешь сказать, что тебе жаль?..

— Конечно.

— Почему?

— Людей жалко. Яхонтов не сможет командовать. И себе напортит, и людям…

Я промолчал. Да и что я мог ответить? Он был прав, но говорил ли он это от чистого сердца, этого я не знал.

«С чего это он вдруг разоткровенничался?» — подумал я.

— Я не останусь у подполковника… — проговорил вдруг Рыкулин.

— Куда же ты пойдешь?

— На батарею.

— Что, допек тебя подполковник?