Избалованная мужским вниманием, Лиза, по-видимому, не представляла себе, что кто-то может ее отвергнуть. Она не видела в этом никакого предательства.

Видимо, она могла позволить себе то, что сделала бы не всякая женщина.

В это самое мгновенье, когда я с трудом высвободился из мягких, но сильных объятий Лизы, она кинулась на меня, коленом прижала к кровати, сдавила руками горло, подбородком больно прижалась к моему лбу и злобно прошипела:

— Задушу!..

До сих пор не знаю, как это произошло, но я одним рывком отбросил эту крупную и сильную женщину, вскочил как сумасшедший, наскоро накинул гимнастерку, сунул ноги в валенки, сорвал с гвоздя полушубок и, высоко поднимая ноги, чтобы не задеть спящих на полу, кинулся к дверям…

— Дурак, — догнал меня шепот Лизы, — куда ты, на дворе мороз. Вернись и дрыхни сколько влезет…

Но я больше ничего не слышал… Ослепший от ярости, толкнул дверь и очутился на улице.

Душная комната, храп пьяных гостей и обезумевшая от страсти женщина — все это показалось мне сейчас каким-то кошмаром.

Никакая сила не могла бы вернуть меня назад, но и стоять на морозе смысла не было.

Надо было идти.

Я надеялся одолеть семнадцать километров и к рассвету добраться до Хвойной.

Одно лишь меня смущало: ночное путешествие было связано с большим риском. Леса прифронтовой полосы кишели голодными волками. Они спасались от войны: бои гнали их в тыл, подальше от передовой. Волки бродили огромными стаями, часто в поисках добычи они выходили на дорогу и, осатаневшие от голода, никого и ничего не боялись.

Были случаи, когда изголодавшиеся хищники нападали на автомашины и врывались в дома. Поэтому прифронтовые леса были опасны, как никогда. Войти одному в лес означало верную гибель.

А мне предстояло идти через глухую чащу. Но я был несколько самонадеян, и смертельная опасность показалась мне не такой уж неотвратимой.

«Почему волки должны появиться именно в этом лесу?» — успокаивал я себя.

Ночь была так удивительно тиха, а лес манил таким покоем и красотой, что в опасность просто не верилось. И я внушил себе, что благополучно доберусь до бронепоезда.

Еще раз оглянувшись на дом, где я едва не задохнулся от хмеля, перегара и духоты, мне показалось, что какая-то фигура в белом маячит у окна.

«Подглядывает за мной, — подумал я досадливо, — небось думает, что не решусь идти один».

Уж не знаю почему, но мне нестерпимо захотелось сейчас же, немедленно доказать ей обратное…

Я круто повернулся и не мешкая отправился в путь.

Несмотря ни на что, волки не выходили у меня из головы. Но сейчас мое положение казалось мне не таким уж опасным: если бы я находился в открытом поле, то появление волков действительно могло стать роковым. А в лесу, заметив приближение хищников, я, в конце концов, мог забраться на дерево.

Я достал из кобуры пистолет, зарядил, поставил на предохранитель и, положив его не в кобуру, а в карман полушубка, прибавил шагу.

Опасными были первые десять километров. А на подходе к Хвойной начинались железнодорожные пути, где стояли санпоезда, проходили эшелоны, — в общем, там было уже не так страшно.

Я чувствовал себя бодро и уверенно.

Свежий воздух бальзамом вливался мне в грудь и вызывал прилив сил. Снег звонко хрустел под ногами. А луна светила так ярко, что я видел дорогу далеко вперед и различал кое-что даже в глубине леса.

Я шел и приглядывался к деревьям. Прикидывал — смогу ли в случае необходимости вскарабкаться повыше. Но не видел ничего утешительного: ветки огромных сосен росли на такой высоте, что я при всем желании не мог бы за них ухватиться. А взобраться по толстому стволу в зимнем обмундировании, да еще в валенках, было совершенно невозможно.

Так пролетел первый час ходьбы. Еще немного, и полпути будет пройдено.

А сосны становились все выше и толще. Целый лес корабельных сосен.

И тут я вдруг почувствовал странное беспокойство… Не знаю почему, но мною овладело предчувствие какой-то опасности…

Я то и дело останавливался, вслушиваясь в тишину, сразу потеряв уверенность и беспечность.

Близился рассвет. Потянуло утренним ветерком, жутковато зашумели вершины столетних сосен. Казалось, весь лес населен злыми духами…

Слух мой обострился до предела. Глаза зорко вглядывались в даль. Я был очень напряжен, но шага не сбавлял, напротив, как будто меня кто-то подталкивал, я почти бежал.

Но тяжелый полушубок и валенки мешали быстрому бегу, увеличивали мою усталость. Сердце бешено колотилось.

Я остановился перевести дух. И заодно пригляделся к одной сосне, примериваясь, мог бы я или нет в случае опасности взобраться на нее.

В это время где-то вдали раздался протяжный вой…

Я похолодел… Застыл на месте… Чуть было не повернул назад и не побежал к дому Клавдии Петровны. Но удержался: если уж бежать, то только вперед, этот путь скорее приведет к людям.

Я снова напряженно прислушался — ни звука.

«Наверно, мне показалось, — решил я. — От страха людям часто кажется то, чего нет на самом деле».

«Может, это была собака», — успокаивал я себя, снова переходя на бег трусцой, — в конце концов, если я буду бежать размеренно, то в короткий срок одолею оставшееся расстояние».

Но тут снова повторился леденящий душу вой. Теперь он был где-то близко…

У меня волосы встали дыбом. Я задрожал, ибо вой доносился как раз впереди, куда я так спешил.

Я заметался, как зверь в капкане, не зная, бежать вперед или возвращаться назад.

Тем временем вой раздался справа, а потом такой же вой прозвучал в ответ и слева!

Можно было не сомневаться, что волки почуяли добычу и брали меня в кольцо. Я знал, что во время охоты хищники часто прибегают к такому маневру.

Чувство опасности способно рождать мощный прилив сил. Я достал пистолет, взвел курок и зашагал в прежнем направлении, но еще быстрее.

Волки словно поджидали, когда я двинусь с места. Теперь их вой, от которого кровь стыла в жилах, доносился то справа, то слева, то спереди, то сзади.

Я встал как вкопанный и принялся оглядываться по сторонам. Как назло, все деревья казались такими высокими, что взобраться на них не было никакой возможности.

А зловещий вой все приближался. Тогда-то у меня и мелькнула мысль, что я обречен…

Вдруг в темной чащобе различил какие-то красноватые огоньки. Страшная догадка пронзила меня насквозь — это светились их глаза!..

Сам не знаю, как я очутился на обочине, сразу по колено провалившись в сугроб. С отчаянной быстротой я стал рыть в снегу яму. Решил вырыть узкий окоп, со всех сторон оградить его снегом и обороняться от волков, пока хватит пуль… А потом…

Я как сумасшедший выбрасывал из ямы снег и утрамбовывал его вокруг. А вой становился все ближе, все громче, все чаще…

Со страхом прислушиваясь к отвратительному звуку, я болезненно соображал, сколько их может быть, как будто бы это имело значение. При этом я не переставал сооружать свою крепость. Скоро она была готова…

Ужасный вой раздался совсем близко!..

Я поднял пистолет… И тут я уловил какой-то гул, все более явственный. Я навострил уши и различил рокот мотора… И в ту же минуту из-за поворота вынырнули две ярко светящихся фары.

«Машина!» — мелькнуло у меня в голове, и я дважды выстрелил в воздух.

За выстрелом последовал уже знакомый мне вой, но машина приближалась, рокот усиливался, вой прекратился.

Я испугался, что машина может проехать, не заметив меня.

Я выскочил из своего укрытия и выбежал на дорогу как раз в тот момент, когда машина поравнялась со мной.

— Стой! — закричал я во весь голос и еще раз выстрелил.

Машина мгновенно затормозила, и я подбежал к ней. Дверца открылась, две длинные автоматные очереди, пущенные Лизой, вспороли лесную тишину, а в следующий миг спрыгнувший с подножки Жирасов сжимал меня в своих объятьях.

Он был трезв и тяжело дышал. Я никогда не видел его таким взволнованным… Позади него стояла Лиза. Она до самого подбородка запахнула теплую шубку и подняла воротник, но все равно заметно дрожала.