Кетеван понимающе улыбнулась мужу. Она и сама не знала, что ей больше понравилось — история про зеркальщика Отию или то увлечение, которому Давид по-детски поддался. Она задумчиво глядела на его поседевшие виски.

— Испытания твоей машины закончатся сегодня?

— Должно быть, если все будет в порядке. — Давид вдруг забеспокоился и торопливо повел жену к выходу.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — сказала Кетеван.

1959

Под самой Мтацминдой в асфальтированном дворике двухэтажного дома маленький мальчик подбегает к крану и подставляет под хлесткую струю горлышко зеленой бутылки. На мальчике короткие штанишки и белая рубаха, волосы намочены и тщательно расчесаны.

Утро.

С вокзала доносится баритон электровоза, мальчик оборачивается и, щурясь, вглядывается в даль, словно пытаясь увидеть, стоит еще поезд или уже ушел.

«А отец все еще спит. Мы обязательно опоздаем», — встревожился мальчик. Он отнял бутылку от крана, и струя, ударившись в землю, обрызгала ему ноги. Когда электровоз загудел вторично, мальчик быстро побежал к дому.

К его радости отец уже встал.

Ладо всем телом налегал на крышку переполненного коричневого чемодана, только закроет, как замок — щелк! — и раскрывается.

— Кетеван, придется что-нибудь достать, не закрывается! — крикнул он жене и выпрямился, заметив вошедшего сына.

— Вовремя ты подоспел, Гия, страшно хочется пить.

— Это нам в дорогу. — Гия спрятал бутылку за спину.

— Ничего, на вокзале мы ее снова наполним, а вода все равно нагреется, — Ладо взял бутылку и жадно приник к ее прохладному горлышку.

Из соседней комнаты вышла Кетеван в узком платье из легкой ткани. Высокие каблучки ее туфель стучали по паркету. Ладо с улыбкой оглядел ставшую вдруг выше и красивее жену.

— Тебя там похитят, — сказал он.

— Тебе, конечно, хочется, чтобы меня похитили, но меня не похитят, — пошутила Кетеван.

— Не говори глупостей, — нахмурился Ладо, но тут же опять улыбнулся, обнял жену и поцеловал.

Через двадцать минут они стояли на улице и ждали такси.

— Мы опоздаем, — волновалась Кетеван, то и дело поглядывая на часы, — мы непременно опоздаем, и виноват будешь ты!

— Если опоздаем, виноват буду я, — спокойно отвечал Ладо, — но дело в том, что мы не опоздаем.

— Ты поздно заснул вчера?

— Очень, — Ладо оживился.

— Писал что-нибудь?.. Гия, вернись на тротуар!

— Нет, ни одной строчки, но зато обдумал новый рассказ. Думаю, получится неплохо…

— Когда ты приедешь в Сухуми?

— Постараюсь на той неделе, а если нет, то в конце месяца, побуду с вами денька два… Кетеван, хочешь, я расскажу тебе…

— Я боюсь, что нам не дадут отдельной комнаты, — сказала Кетеван.

— Дадут, попроси директора санатория… Знаешь, что я придумал…

— Я беспокоюсь за Гию, он так любит купаться…

— Не отпускай его одного — и все… Рассказ будет такой…

— Одна и я боюсь купаться. До твоего приезда я, наверное, не войду в море.

— Вот и прекрасно.

— Такси, мама, такси! — закричал Гия и побежал по спуску за автомобилем.

Заскрипели тормоза, такси остановилось поодаль, водитель высунулся из окна и задним ходом подъехал к пассажирам. Они сели в машину, и их узкие тени поглотила, вобрала в себя огромная тень машины. Гия захотел сесть впереди рядом с шофером.

— Кетеван, — зашептал Ладо, — знаешь, о чем я напишу рассказ?

— О чем?

— Я думал всю ночь о тебе, о Гие…

— Ну и что? — Кетеван заинтересовалась.

— Представил себе, как вы будете без меня там, на море. Представил себе все: как вы приезжаете, первый день у моря, восторг Гии — он ведь еще не видел моря… У одного английского или французского писателя есть рассказ: девочку, которая никогда не видела моря, с завязанными глазами подводят к самой воде, а потом повязку снимают, и, пораженная величием и красотой моря, она теряет сознание…

— Гия сознания не потеряет, — улыбается Кетеван.

— Да, потому что он еще слишком мал, чтобы понять… Ты тоже была маленькой, когда впервые увидела море?

— Да, меня возили на побережье каждое лето. — Кетеван лукаво блеснула глазами и спросила: — Так ты напишешь рассказ про Гию и про меня?

— Нет, я хочу написать рассказ о девочке, которая никогда не видела моря.

— Никогда, совсем никогда? Или когда состарилась…

— Эта девочка не успела даже повзрослеть. Она умерла, так и не увидев моря.

Кетеван пристально поглядела на мужа, его голос показался ей странным. Опухшие от бессонной ночи глаза, казалось, блестели от набежавших слез. Словно он видел перед собой несчастную героиню рассказа.

«Какой он еще ребенок, — подумала Кетеван, — переживает из-за выдуманной истории».

— Почему же ты все-таки убиваешь эту девочку? — спросила она мужа.

— Не я, а война убивает ее.

— Война?

На некоторое время оба замолчали.

— Кетеван, — начал Ладо, — я хочу описать любовь юноши и девушки, сильную, безрассудную, какой бывает первая любовь. Они случайно знакомятся в один прекрасный летний вечер на тбилисской улице, полной народу. Он — студент первого курса, она — школьница. В тот же вечер они впервые остаются одни… — Ладо запнулся, — вообще они встречаются всего три раза…

— Почему именно три? Пусть они встретятся еще, — заметила Кетеван.

— Еще? — поднял брови Ладо. — Можно, поглядим… Так вот, они впервые остаются одни… Беседа между ними идет сдержанная, застенчивая, но зато совсем иначе звучат их голоса, никогда юноша не был так остроумен и ловок, никогда девушка не была так изящна и нежна. В ту минуту они не знают, не чувствуют, что ими движет неведомая сила, та, что выше и сильнее всех остальных. У девушки черные брови, изогнутые, словно лук, и голубые глаза. Каштановые волосы разделены белой полоской пробора. Ей шестнадцать лет. Она еще не ощущает своей привлекательности, не осознает своего очарования. Она еще дитя. Она любит музыку, любит ее, как живое существо, по понедельникам ходит на симфонические концерты. Она и сама еще не знает, почему ее так сильно влечет музыка. Вот и юноша этот привлек ее, словно любимая мелодия, а она и в тайне этого чувства не может разобраться. Она словно слушает новый мотив, который бросает ее в дрожь, кружит голову. Сила этого нового ощущения так же непостижима, как сила музыки. В этот вечер они скоро расстались, и девушка сказала…

— Кино, мама, ведь это кино! — вдруг воскликнул Гия, тыча пальцем в стекло автомобиля.

— Да, кино.

— А в Сухуми тоже есть кино?

— Конечно.

— А зоопарк?

— Вот приедем — увидишь.

— Знаешь, какие пальмы в Сухуми? — Шофер с улыбкой покосился на мальчика.

— Дальше, Ладо, дальше! — торопила мужа Кетеван. — Что же сказала девушка?

— Она сказала: мне надо домой, чтобы успеть приготовить уроки. А юноша ответил: завтра воскресенье, ты сможешь позаниматься завтра. Нет, сказала девочка, это не школьные уроки, я должна приготовить немецкий. Она с детства изучала немецкий язык и могла свободно читать толстые книги.

— Ладо!

— Да?

— А разве это важно для рассказа?

— Что?

— То, что девочка знала немецкий.

Ладо задержался с ответом.

— Наверное, это имеет свое значение, — Кетеван пришла ему на помощь, — иначе бы ты не придумал!

— По правде говоря, — Ладо покраснел, — эта деталь в рассказе не играет никакой роли. Никакой, — почему-то повторил он.

— Тогда зачем ты перегружаешь произведение? — Теперь покраснела Кетеван: она редко осмеливалась делать мужу замечания. — Прости, что я прервала тебя, — добавила она.

— Я хочу подробно, до мелочей, описать их первую встречу, потому что в действительности их знакомство в тот вечер началось, в тот вечер и кончилось. Не кончилась только любовь…

— Что тебе задано на урок? — спросил юноша.

— «Вертер». Запись от восьмого ноября. Я должна выучить ее наизусть.