Лайар вгрызся.

— Ну-ну, — проговорил он жуясь. — Вот к этому вы все и сводите каждый раз, когда сочинять больше не в состоянии.

— Отчего же? Сочинить я могу все, что угодно. Например — вот. Фуги — семена зла, которые могли дать такие всходы, что даже аквитаникам мало бы не показалось. Не зря же есть свидетельства, что до времени бурь, карлики были самой развитой цивилизацией. Ты видел фотографии их бункеров? Они строили циклопические подземные сооружения в то же самое время, когда твои предки еще плясали с пальмовыми листьями на жопе. А мои — вступали в эпоху феодализма. Если б Шторм вовремя не загнал фугов под землю, они бы возвели сверхтехнологичное фашистское государство, а всех остальных, — пятьдесят на пятьдесят, — угнали в рабство и поставили к стенке.

— Ну понес.

— Ты сам начал, пеняй. Я лишь хочу сказать, что вы, люди рациональные, рациональны настолько, что ждете от муравья понимания замыслов мальчишки с увеличительным стеклом.

— Так может Шторм просто играется? — журналист без стеснения доел яблоко. Он не стал выкидывать огрызок в окно, но аккуратно затолкал его в банку для окурков. — Как этот мальчишка.

— Возможно. Однако даже мальчишкой не всегда движет одно лишь озорство. Иногда он хочет понять свое отношение к жизни и смерти. Разобраться в своем отношении к абсолютной власти над слабыми. Я думаю, что Шторм, хоть и суров, но справедлив. Сейчас он размышляет о чем-то, но, когда решится — настанет новая эпоха разрушений. Великий покарает следующий континент, тех, кто зарвался. Тех, кто опасен для других и самих себя… А волков? Их он уничтожит всех до одного.

— Да почему же?! — с пьяной досадой воскликнул Лайар. — Они же ничего не крадут у него. Он сам… Как это сказать на твоем языке храмового маньяка… Он сам их помечает! Сам прорастает в людях как сорняк. Нагнивает как раковая опухоль. И сам же их за это карает?

Никтей Зайло поднялся, вырастая словно вампир из тени. Он театрально расставил руки, и провозгласил:

— Опять же — ты ничего не знаешь мой друг. Ты путаешь шизофреников и проходимцев из Радуги с людьми, которые любят Болезнь, радостно принимают ее, холят, лелеют, кормят опухоль собственной плотью. И это вместо того, чтобы благородно покончить с собой! Мир полон штормовых ангелов. Они находят самых злых и бесчестных и метят их — это правда. Но не для того, чтобы польстить им! Это предупреждение! Это — знак! Приговор! Уходи из этого мира! — гласит он.

— Зачем тогда давать больным силу? — Лайар в полном одурении отер набежавшую слюнку. — Почему болезнь убивая людей одновременно делает их сильнее?

— Как я уже говорил, — сверкнул глазами Никтей, — Шторм — справедлив. Без одного не бывает другого. Прикосновение ангелов несет смерть, но, одновременно, передает и частицу божественности. Как ей распорядиться? Решает умирающий. Но всегда это — Зло. Люди привычны к нему. Злобу легче накапливать, легче направлять, словно лазерный луч. И она горит красным, хорошо заметным огнем. Потому Великий карает зарвавшихся уже сейчас. Кроваво. По делам их…

Никтей обессиленно уселся на стул.

— Набрехался? — сочувственно спросил Лайар. — В глотке поди мешок с песком. Давай чаем что ли переложим?

Секунд тридцать писатель молча глядел в пожелтевший от курева потолок.

— А давай!

В этот момент в дверь позвонили.

— Кого еще Шторм принес, — зевнул Лайар. — Ты кого-то ждал сегодня?

— Решительно никого, — возразил тенебриец. — Опять у людей похмелье. Поправляться пришли.

— Мы все выжрали?

— Все.

— Неудобно получается.

— Ничего, ничего, чаем будем поправляться. Запусти там, если не трудно… Может у них с собой есть.

— И то верно.

Дверь в квартиру Никтея никогда не запиралась. Кроме пустых бутылок и бесконечных табуреток красть тут было нечего. Все гонорары и донаты немедленно пропивались или пускались на благотворительность для обездоленных молодых девушек. Поэтому Лайар, оттягивая пальцами пропотевшую футболку, крикнул в прихожую:

— Войдите! Не заперто!

Ручка клюнула вниз, дверь раскрылась и на пороге возник Ретро. Улыбчивый, неотразимый и немного запыхавшийся.

— Добрый вечер, — сказал он. — Здесь проживает Никтей Зайло? Писатель.

— Здесь-здесь, — подтвердил Лайар. — Только он в сейчас в говно. Вы его знакомый?

Не дожидаясь ответа, журналист прошел к раковине и принялся набирать в чайник воду. Ретро снял обувь и ступил на липкий линолеум. С него чуть не слетели носки, но детектив смог-таки добраться до кухни.

— Да как вам сказать, — ответил он, глядя на спящего Никтея, — никогда его прежде не видел. Но хотел задать пару вопросов.

Уронив голову на столешницу, писатель умиротворенно выдыхал ядовитые пары.

— А, вы поклонник, — догадался Лайар. Он какое-то время возился с конфоркой, от чего на кухне явственно завоняло газом. — Ну его совсем, — сообщил он, оставляя чайник в покое. — Минералку будете?

— Не откажусь.

Ретро сел на табуретку у двери и поглядел на человека, спящего под простыней. Раздался протяжный стон, и юноша лет восемнадцати отрывисто произнес:

— Голова. Больно.

Деликатно отведя взгляд, Якоб сосредоточился на Лайаре и успел поймать холодную бутылку. Он тут же вылакал ее и сказал:

— Благодарю. Вижу, что мастер действительно перебрал. Извините за неуместный вопрос, а вы давно с ним сидите?

Журналист плюхнулся на драное кресло, и тоже пригубил воды.

— Нет. Часа два или три. Когда я пришел тут уже топор можно было вешать. У Ника сейчас творческий кризис… Чтобы его преодолеть нужно очень много пить, сами понимаете.

— Понимаю, — с готовностью кивнул Ретро. — А никто больше не заходил? Кто-нибудь… Неожиданный.

— Вроде вас?

— Да, вот так же, с бухты барахты, на ровном месте, ни с того ни с сего.

— Нет.

— А этот юноша? — Ретро кивнул в сторону простыни. — Вы его знаете?

— Первый раз вижу. Когда я пришел, он уже был тут. Ник сказал, что это его муза… Послушайте, кто вы все-таки будете? Такой.

— Я частный детектив, — признался Якоб. — Ищу пропавшего человека. Мною была получена информация, что пропавший и господин Зайло могли быть косвенно связаны. Поэтому и пришел.

Лайар выпятил нижнюю губу.

— Ничего себе, — он повозился в кресле. — Чего-чего, а расследований у нас тут еще не было.

— Я могу взглянуть на этого молодого человека?

— Не знаю, — озадаченно сказал Тинто. — Наверное. Раз такое дело.

Якоб благодарно кивнул и подошел к спящему. Он подумал про себя, что фигура спящего, сокрытая простыней, вызывает чувство несообразности… Что-то в ней было непропорционально громоздкое. Может быть, под простыней он укрыт еще чем-то? Странно, в такую жару…

Ретро приподнял уголок простыни. Он увидел золотую маску с блестящим желтым париком. Помедлил, но потом вспомнил, что настоящий профи ничем не брезгует, ничего не стыдиться и никогда не испытывает неловкости. Детектив сбросил покрывало полностью.

Костюм зеленой Феи? Кто-то тащится по оливской мифологии, но, почему-то, хочет, что б феей был молодой мужчина. Зеленый атласный материал отлично тянулся и подчеркивал достоинства изумительного тела. Слишком субтильного и аккуратного для гарзонца. Какой предприимчивый лонгат. И как мастерски он соорудил крылья. Выглядят потрясающе.

— Нет, — констатировал Ретро. — Это не он.

Возможно, дело было в том, что Фитцвиль был измотан чередой неудач и мысли его были сумрачны. Кроме того, оставалось всего два часа до смены капельниц. Он уже чувствовал страх и прибывающую тоску. А потом — болезненное воодушевление.

Иначе, он, конечно провел бы очевидную ниточку между тем, что видел на полу в доме госпожи Насча и этим зрелищем. Обязательно провел бы. Несомненно.

— Симпатичный, наверное, парнишка, — сказал он как будто сам себе, протягивая пальцы к маске. — Прямо как мой… Только волосы гуще и губы не потрескались. А еще он недавно отрезал себе кончик носа. Такой шутник.