Посвящается моей бабуле.

Ты не должна была ничего, но отдала все, что у тебя было.

Каждое утро мне приходит одно и то же сообщение.

Это случается ровно в пять-тридцать по Новой Победе. Минута в минуту. Никаких исключений, отсрочек или профилактических работ. Я помню текст наизусть, ведь он достаточно простой, чтобы запомнила даже собака. Или контуженный головорез, вроде меня. Отрезвляющие строчки, которые не дадут замечтаться. Конечно, иногда можно запутаться в цифрах, тогда без паники. Просто перечитываем милое письмецо из чистилища еще раз.

Главное не забыть подзарядить бипер.

«Бип-пи, бип-пи, бип-пи».

Донеслось со столика.

Пять-тридцать утра.

Я улыбнулся, как улыбается чучело шакала из своего пыльного угла. Жизнь полна сюрпризов. Пока не взгляну на экран, я всегда могу представить, что пришла счастливая халтурка от Сэта. «Скорее выезжай туда-то, туда-то», — сказано будет там. «Дело тянет на амнистию!» — обещано будет там. А дальше — море нулей и лес восклицательных знаков.

«Уважаемый Самара Д. Хин, номер клиента «Л-3945»! На 14.05.99, ваша задолженность по программе «Вернись, живи, работай», составляет 1145780 номиналов. Вы обязаны внести на личный счет банка Крашелл сумму не менее 3…»

Приятель, не залеживайся в кроватке.

Бережно, как куриное яйцо, я положил бипер обратно на столик. Не дай бог швырнуть его об стену. Это все равно что сжечь отчий дом и всю оставшуюся жизнь ночевать в коробке. Аквитаники очень принципиальны в политике Технического Превосходства, и держат цены на электронику радостно-грабительскими. Кроме того, мой рассудок давно встроил электронный писк в свое ненадежное основание. Если его убрать, накренится весь фундамент и крыша с грохотом съедет в пропасть.

Скажу так. За пять лет в войсках и пять лет в долгах у меня должна была устоятся привычка просыпаться самостоятельно — но я знаю точно: ни за что. Никогда. Я не встану без писка в мои любимые пять и три десятка. А если не поднимусь вовремя, не поднимусь никогда. Это как в байке про полярных фей. Всю жизнь они развлекаются на морозе крепостью в шестьдесят градусов, и чувствуют себя прекрасно. Но стоит их на время занести в тепло, а потом выпустить… Как зверюшки мгновенно превращаются в полуфабрикат. И в моем случае речь тоже идет о жизни и смерти.

Можно сколько угодно оскорблять бипер, словно псих, кричащий на смирительную рубашку, но в душе мне известно, что мелкий надзиратель мне просто необходим. И, что гораздо важнее, он ни в чем не виновен. Мной управляют силы куда более могущественные.

Я потянулся, насколько позволяла жилплощадь, и, под звуки радио за стенкой, пропел:

— Иначе. Иначе-е-е! Иначе мы отключим сти-му-ля-тор ваш!

Вышло недурно. В стиле раннего Гаруятти. Я помедлил, прислушиваясь к музыке, так легко ломающей стены моей крепости. Моего роскошного жилища, в котором от тесноты могла бы чокнуться и мышь.

— Ди-стан-ци-он-но-о-о! — проревел я на припеве.

Сразу же раздался стук, и даже глухой звон: кто-то жахнул по радиатору. Это значит, что все живы, здоровы, и готовы сорваться с резьбы вместе со мной. В любой, сука, момент. Разве может быть плохим пробуждение в обществе единомышленников? Никогда. «Картонным стенам нас не разделить!» — как поется в гимне Немоса.

Я поднялся, чувствуя легкую боль в колене. Позавчера врезала одна неблагодарная дочь абсолютно безутешного отца. Было неприятно. Каблук. В остальном я оставался абсолютно готов к употреблению, если не считать скопившейся усталости. К сожалению, душ не мог ее смыть. Да что там, даже апельсин и пучок зеленого лука на завтрак, оказались бы бессильны. Тяжело быть должником. Глядеть в яму, дно которой имеет характер мифический. Кидать в нее камушки, пытаясь заполнить до краев, и не слышать того самого, окрыляющего звука.

Щелк.

Я включил «общий» свет.

Мне нравилась эта лампа на проводе. В каком-то смысле, у нас развилась рабочая солидарность. Каждый день я сбрасывал кости с кровати и уходил на работу, а товарищ Лампа не позволяла себе перегореть два года подряд. Потускнела немного, как и я. Говорят, существуют лампы, которые поставляют аквитаники. Могут, якобы, светить десятилетиями. И что в этом героического? Что в этом жизнеутверждающего?

А их ценник наверняка гораздо выше, чем у меня самого.

О, Леди.

Раньше я вообще не задумывался о таких вещах. Я просто покупал что-то. Теперь эта способность, забрать нужное, кажется мне волшебной, как тот же штормовой потенциал у волков, или внутреннее устройство моего бипера… Я не просто нищий, у меня отрицательный уровень благосостояния. Ведь принято думать, что последнее, что у тебя могут отнять — жизнь. Так вот: моя мне не принадлежит.

Знаете корпорацию Крашелл? Гениальные ребята там у руля. Нет, серьезно. Их финансовая схема совершенна. Они набирают и тренируют наемников для участия в войнах Развития и колонизаторских конфликтах. Платят отлично, можно скопить солидную кубышку. Но когда тебя подстрелят, они же на правах работодателя, окажут медицинскую помощь.

По высшему разряду.

С таким ценником, что все твои накопления скажут «ох, сука». Больше ты их не увидишь. Надо ли говорить, что в эпоху дронов, высокоточных ракет и волков, тебя не только подстрелят, но и зажарят вместе с танком, как одного такого Самару Де Хина? Это обязательно произойдет. Если у человека хватает глупости три раза продлевать контракт, его сам черт толкнет под пулю, потому что у каждого везения должны быть границы.

Я втиснулся в свой удручающе просторный душ и нащупал единственный вентиль в районе пупка. Лейка астматически кашлянула. Нужно было подождать. Давление в домах-тысячниках, особенно утром и вечером, ниже, чем у старого гипотоника. В такие моменты я просто засыпаю еще минут на пять-десять. Стоя, разумеется. Этому я научился, будучи головорезом, и никогда не думал, что такой навык пригодится мне для ожидания воды в душевой.

Ах, армейские душевые.

Столько воспоминаний.

Все были богаты и так позитивно настроены. Этот смех от предвкушения увольнительной, звучащий в клубах густого пара. Шум тугих струй, шлепки полотенец, уморительные шутки про задние проходы. Ну вы понимаете, по-хорошему злобная солдатня. Я каждый день проверял состояние своего счета и умилялся растущим цифрам. В конце концов, говорил я себе, чтобы там не писали про Крашелл, заработать тут можно. Главное хорошо стрелять и не подставляться. Кроме того, место водителя в АР-200 второе по безопасности после командирского.

А потом эта сраная зажигалка прилетела нам под башню.

Наводчик сгорел сразу, командир — корчился. У меня горела голова. Ощущение, доложу вам, неприятное… Хорошо хоть я всегда носил шлемофон. Это стало поводом для шуток, но я был суеверным, даже по меркам солдат. Считалось, что машинист без шлемофона — мертвый машинист.

Я не помню, как лез по расплавленному металлу наверх, к бледно-желтому небу Фугии. Да и нужны ли нам, спрашивается, такие воспоминания? Очевидцы из наших говорили, что я вышел из пламени как бог этой вероломной стихии. С той лишь разницей, что боги после выхода из огня, произносят речи, которые потом разбирают на цитаты для нужных книжек. А я просто упал на почерневшую корму и сгорел.

М-да.

В общем, сгорел я не до конца, как можно догадаться. Мой счет показался Крашеллу очень многообещающей кормушкой. Санитарные дроны, словно ангелы смерти, сняли меня с боезапаса. Тот как раз готовился необыкновенно цветасто разнести остатки сухопутного корабля. Как мне потом объяснил Сэт, Крашелл следит за всеми, чьи накопления переваливают за точку интереса в шестьдесят тысяч номиналов. Смешно, но мы, его бравые воины, этого не знали. Точнее, даже не задумывались о том, что можем умереть.