Он не мог спровоцировать ухудшение дипломатических отношений. Он не мог даже замедлить их.

Люпан раскурил вторую.

Пожертвуй он Побережьем, даст ли это что-то в перспективе? Его можно восстановить. Восстановить? Нет, они построят нечто другое. Нечто тенебрийское. У нынешней колонии есть эрзац свободы, ее возводили суровые ксенофобы, резко настроенные против тощетелых. Восстанавливать колонию будут под контролем палочников и на этот раз Побережье станет их безоговорочным сателлитом. Взорвав бомбу здесь, он только сделает землеедам одолжение. Может быть, именно этого они и ждут?

Осознав это Люпан почувствовал лед в заднице. Что же делать?

В чаще хрустнула ветка. Когтеящер пробежала по стволу, сверкая во тьме красным хвостом. Кто-то высокий шел на границе видимости, позвякивая металлом, ведя грубыми пальцами по толстой коре.

Наша земля покрыта броней, — прошептал призрак.

Люпан смотрел и слушал, думая, что спит. Что вырубился от усталости и напряжения прямо на столе. Шторм любит шутить над отчаявшимися. Льва он все-таки довел до самоубийства.

Все, начиная от растений и заканчивая людьми, защитило себя доспехом. Мы — латники этого мира, и не сдадимся злу, какие бы соблазнительные формы оно не приняло.

— Но где мне найти такую броню, что б закрыла умы, а не тела? — мрачно спросил человек из плоти и крови.

Она куется примером.

О землю стукнулась крупная шишка. Люпан вздрогнул и перевел взгляд в настоящее. Хрустя древесным мусором, к нему приближался Мартен.

— Прошу прощения, сеньор, — загудел он издалека. — Пришли интересные новости о доспехе Лютера. Мы точно знаем, где он сейчас. Оказывается, лонгатский Круг все-таки просрал их! Вам интересно?

— Да, — выпрямился Люпан, мгновенно забывая, что хотел немного вздремнуть под кронами. — Мне очень интересно.

Всего пару недель спустя он вместе с добытым сокровищем попал в такую бурю, что что большинство летающих быков были схвачены руками-волнами или сожжены свирепыми молниями. Уцелели четыре машины, а контейнер ССТ, подхваченный игривым ветерком, свалился на дом некоего господина Либули.

Среди чистокровных тенебрийцев редко встречаются волки. Это может показаться странным, учитывая их склонность к бессмертным грехам, особенно — гордыне и жадности. В Гарзонском Завете сказано, что два этих пятна, попав на человеческую душу, превращают ее в гниющее болото. Сознание, изъеденное жаждой накопительства и страстью быть выше ближнего, — легко настраивается на волну Шторма.

Однако, процент волков вышедших из популяции палочников был и остается самым низким. Одна десятая? Возможно, когда Океан волнуется больше обычного.

— Море волнуется раз. Море волнуется — два. Море волнуется — три. Морская фигура — замри.

Персонал лаборатории застыл. Складывалось впечатление, что все научные сотрудники забыли поставить укол от столбняка. Ржавый гвоздь в пятке — это не шутки. Теперь они пускали слюну, они дергались вперед-назад, безнадежно застряв в середине пути, а также мелко и неприятно тряслись в стиле дозревающего трупа. Было странно и жутко, что здоровые сосредоточенные люди в любой момент готовы изобразить заклинившие мозги.

Высокий Жантигуна величественно плыл среди подчиненных. Остроносые сапоги царапали пол, островерхая шляпа — потолок. Этот зловещий звук напоминал шелест расходящихся швов здравомыслия. Руководитель ячейки Штормовых Процессов сверкал хромовым комбинезоном и медленно перемещал мышечную массу по организму.

Проблема была в том, что палочники с трудом набирали достаточный вес. Настройка на Волну вызывала сильную физическую буферизацию и могла случайным импульсом оторвать волку конечность, смять внутренние органы или выдавить в штаны кишечник. Эту проблему можно было решить различными способами, не все из которых были надежны. Крепкие мускулы по-прежнему оставались самым примитивным, но удобным и проверенным способом не погибнуть во время точной настройки.

Наращивать мускулы магией было самоубийством, потому что создавало дефицит массы. Проще говоря, буферизация разрывала мышцы быстрее, чем они росли.

Жантигуна презирал опасность. Еще сильнее он презирал необходимость принимать стероиды и тягать гантели. В конце концов волк придумал свой способ обмануть Шторм: гонять мускулы в места наибольшего сопротивления. Это требовало сверхчеловеческой концентрации и силы воли, зато эффектно выглядело и… работало. Во всяком случае — пока.

Страстью Жантигуны было нейродерство. Пока его сотрудники ставили свои эксперименты, волк пользовался ресурсом их грецких орехов. Он давал им самые сложные и неразрешимые задачи, чтобы мозги были в тонусе, что б они горели, были пластичными и готовыми к эволюции. А потом дергал, рвал, растягивал и сужал их нервную систему. Вязал из нее узлы, сжигал извилины и провоцировал рост опухолей, чтобы потом оценить результат.

Большая часть ученых были палочниками, но встречались и выпускники Гарзонского Континетального, и даже лонгаты-лаборанты. Поблажек никто удостоен не был. Все корчились одинаково.

Штормовая библия — прославляла Бессмертные грехи. Каждый из них вел человечество к неминуемой гибели, а, значит, исчезновению всех злодеяний. Она требовала ненавидеть всех одинаково и после удара по правой щеке, тут же бить в левую. Жантигуне очень нравилась эта книга, она прекрасно сочеталась с его манерой вести научную работу.

Нейродерство редкая и могущественная волна. Настроиться на нее — чрезвычайно сложно и сопряжено с опасностью привлечь ангелов. С другой стороны, такая власть приносит садистской природе волшебников невероятное наслаждение. Видеть, как люди практически теряют свой статус разумного существа и превращаются в расстроенный механизм — казалось Жантигуне бесценным опытом. А когда на это выделяются гранты — еще чудеснее!

Разумеется, все это имело практический смысл. Компания, а за ней — сам Тенебрис, ждали от нейродеров установление некой связи, стабильного канала между человеческими умами. Если перенести технологию интернета сразу в человеческий мозг, думали ВС Тенебрии, как сильно это могло бы в будущем помочь в борьбе с Аквитанией. Которая, как известно, обязательно когда-нибудь нападет.

Задача была сложной до невыполнимости. Пока что нейродеры в ходе своих экспериментов сжигали тысячи хорошо работающих мозгов, а на выходе получали десяток плохо слышащих телепатов. Да и те передавали друг другу только бессвязные вопли и образы обнаженных матерей. Это было, мягко говоря, не то, что нужно.

Однако сдаваться было нельзя. И Жантигуна не сдавался. О, у него даже в мыслях не было прекращать!

Позади него негромко завозились. Это Уника тряс очередной перегоревший материал.

— Оставь его, — приказал Волк.

Уника взглянул на спину хозяина. Потом на обезображенное лицо чернокожего парня. Из ноздрей текла слизь, кровь, жидкий пастеризованный мозг. Затвердевшие мускулы медленно расслаблялись.

— Я сказал: оставь. Шторм забрал его.

Хозяин был прав: клыки Уники не чувствовали пульса. Он втихаря, что б не заметил хозяин, впрыснул в остывающую артерию почти весь запас целебной слюны. Бесполезно. Эх, если б только мозг не сочился из ноздрей так откровенно. Неужели ему прожгло черепную коробку?

«Спв…»

Уника взглянул в пустые глаза цвета кофе.

«Сва…»

— Он жив! Хозяин!

«Сволочь. Пал-л-лач. Уб-уб-убийца. Отомщу».

Жантигуна замер. Затем вернулся, плывя спиною вперед. Уника инстинктивно отстранился, когда нейродер коснулся его мозга бесплотными спицами и крючками. Инструментам тем не было числа и названия. Каждый из восьми миллиардов нейронов чувствовал себя на прицеле.

— Ты слышал? — спросил Жантигуна.

— Да. Он сказал, что отомстит. — Уника посмотрел на тело. — А ведь губы не шевелились! У вас получилось, хозяин. Он общался с нами силой мысли. Теперь вы прекратите эксперименты?