Какой я догадливый, не хуже Ретро.

Зараза осталась в пятидесяти метрах от заварушки, так что я пока не мог расслышать в реве ничего конкретного. Мы с Сэтом медленно продвигались вперед, оставив Якоба караулить машину.

— Ага, — сказал палочник, чуть сгибаясь вперед. — Они кричат — «Лодью, верни наше». «Лодью — сукин сын»… И, кажется: «Лодью, мы приготовили бутылки».

М-да. Если они и хотели его угостить, то не с того конца.

— Когда-нибудь Телепейло доиграется, — мрачно продолжал Сэт. — Я предупреждал его насчет этого мелкого фараона. И что? Он впустил Лодью во второй раз. Если ему заплатить, он сюда и Шторм впустит, жадная скотина. Иногда меня самого удручает алчность моего народа, веришь ли ты мне, принц?

Сэт — палочник двух настроений. Злобы и меланхолии. Не скажу, что остальные тенебрийцы чем-то от него отличаются, однако во время грусти Холейгула становится почти… нормальным. Человечным, я хочу сказать. Называет меня принцем вместо свинопаса, и вообще ведет себя адекватно. Держу пари, что его сородичи в таком состоянии режут своих слуг бритвами, чтобы немного развеяться.

— Верю, — ответил я, машинально поглаживая пончо в районе железки. — Я тоже, бывает, стыжусь за своих.

— Это значит, что мы сознательные представители своих народов, — Сэт выпрямился. — И должны ставить других на путь истинный.

Он достал из внутреннего кармана мобильный телефон. Немыслимый для меня технический идол с широким цветным экраном и незаметными кнопками. Идол был тонок как разница между мной и подкожным паразитом. На моей исторической родине эту штуку в ужасе разбили бы граблями, или, по крайней мере, возвели культ. А уж если бы она заговорила…

Хорошо слышимые гудки.

Злобное: — Да, кто это? Грюбош, ты? Где Городс…

Меланхоличное: — Это я, Холейгула. Как у тебя дела, Телепейло?

З: — Я…

М: — Перед зданием, за которое ты отвечаешь кто-то есть. Кажется.

З: — Да неужели? А я и не заметил! Спасибо, что сказал, сейчас дойду до окна, погляжу что там! Хватит ерничать, Сэт. Я понимаю, что ситуация меня не красит, но уже вызвал ГО. Через десять минут они будут здесь.

Сэт моментально перестал быть «М».

— Кого ты вызвал короткорожденный кретин? — зашипел он. — Хочешь, чтобы тут началась свалка? Может быть пальба? Кровищу будут выметать в стоки до вечера, а мне нужно работать прямо сейчас. И не только мне. Я вижу тут неподалеку других арендаторов, которые ждут, когда же это господин «Дадим Ему Второй Шанс», справится с ситуацией. Клянусь отцом, я сообщу в Компанию Тенебрии, и тебя вышвырнут с должности как пьяного кочегара, из-за которого мерзнет весь дом.

Хорошо слышимый голос издавал теперь какие-то хрюкающие звуки, полные, очевидно, злобы и бессилия.

— Ну и что мне делать? — спросил он почти умоляюще.

— Лодью там?

— Да! Он прибежал сюда, как только понял, что его конуру окружают. Сэт… Он говорит, что отдаст все оставшиеся деньги, если мы спрячем его.

В заговорщицком тоне Азибо сквозила жадность и надежда.

— И сколько там у него осталось, после гулянок и шлюх?

— Пятьсот номиналов.

Сэт злобно захохотал.

— Поверить не могу, что ты такой крохобор, Аз. Ты действительно чокнулся, пересчитывая сбережения. Брал бы пример с меня: нет денег — нет проблем. Значит так, ты прекрасно знаешь, что мое слово еще имеет вес. Если хочешь остаться управляющим Перспектив, бери Лодью и выбрасывай его в окно.

Молчание.

— Что?

Сэт разразился тирадой, обличающей тенебрийцев Немоса, которые деградировали до состояния фарфоровых копилок, — «Клянусь белыми елями!». Он был так искренен, что в нашу сторону начали оглядываться окраины толпы.

— …прямо сейчас!

Холейгула, темный от злости, спрятал телефон в пиджак.

— Жалкое подобие тенебрийца, — клокотал он. — Не может выкинуть отсталого из окна.

— Отвратительно, — поддакнул я. — Вы бы не замешкались, майор.

— Помолчи, — шикнули в ответ. — Сдается мне, сегодня тебя действительно преследуют беды, свинопас. И ты приволок их с собой.

Мне оставалось только тяжело вздохнуть, словно я заранее предупреждал весь мир о конце света, но никто не удосужился принять мои слова во внимание.

Оставалось только ждать.

Мы с Сэтом раскурили две последние сигареты. Через пару минут на третьем этаже здания распахнулось окно. В нем показался скрюченный от ужаса человечек. Это был никто иной как подонок Лодью собственной обгадившейся персоной. Фараон. Ушлепок.

Знаете, оценивая людей, я никогда не сравниваю их с собой. Мало на свете вещей более аморальных, чем убивать людей за деньги, словно в какой-то игре. Вот палочники пронаблюдали за ходом боя, записали все данные, количество отстрелянных снарядов, трупов, оценили эффективность новой техники, а потом прокричали в рупор: всем спасибо, на сегодня хватит. И тут же погибшие ожили, собрали кишки, отряхнулись и пошли по казармам. Не-а. Кровь уже впиталась в песок. Я был пехотинцем, артиллеристом, а потом машинистом, и все время убивал кого-то исключительно на холодную голову. В лонгатской религиозной традиции это считается смертельным грехом. Я имею в виду, лишать жизни нужно исключительно в гневе.

В общем, я отдаю себе отчет в том, что я человек, мягко говоря, опустившийся. Крепко укоренившийся в почве из дерьма, как коричневая береза.

Но есть и те, кого я, в порядке исключения, могу считать хуже себя. Те, кто в это дерьмо зарылся с головой. Это спекулянты и фараоны. Первые присваивают себе гуманитарную помощь аквитаников, а потом продают за шершавый ном. Нищета, которая могла получить ништяки бесплатно, умирает от голода, а спекулянт богатеет и чешет пузо. Вторые — фараоны, организуют финансовые пирамиды, обещая людям сказочные проценты под их вклады. А потом, как не трудно догадаться, кидают. Можно сказать, что лохи виноваты сами. Никто не заставляет их нести денежки таким как Лодью. Но нет для работяг мечты более сладостной, чем месячный отпуск, подкрепленный денежной подушкой. Подушкой, которой не существует. И быть не может по определению. В системе, созданной палочниками, она не более реальна, чем моя Леди.

Давить на желание, хоть немного побыть человеком, а не шестерней… Таким как Лодью, по моему мнению, нужно стрелять в пах. Или в печень.

Поэтому я внимательно смотрел как группа моральной поддержки, в лице двух гарзонцев, водружает рыдающего фараона на подоконник. Обманутые вкладчики радостно приветствовали его. К Лодью потянулись заботливые руки. В некоторых посверкивали ножи.

— «Нет, умоляю, не надо», — передавал Сэт. — «Я все отдам, друзья, родные мои. Клянусь».

Памс. Фараон с головой погрузился в свое наказание. Прошло не больше тридцати секунд, и эта самая голова прыгала по рукам, словно волейбольный мяч. Тело уже разорвали в лоскуты. Люди омывались кровью.

— Все-таки, ты психопат, — сказал Холейгула. — Ну и ухмылочка, клянусь Вратами. Ты бы и сам не прочь поучаствовать, да?

— Вы знаете, как я отношусь к этим сукам, майор.

Сэт хмыкнул.

— Знаю, и не перестаю удивляться. Эта ваша рыцарская «честь», защита простого люда, преследование «негодяев»… Ты чувствуешь в себе что-то такое?

Я снял панаму и отер лицо.

— Ну, не нужно стереотипов, майор. У меня нет меча под кроватью. Однако, «Что-то такое» могли бы чувствовать и все остальные, вам так не кажется? По-моему, сохранять в себе крупинку порядочности не так уж и сложно. Даже у вас получается.

Холейгула засмеялся.

— У тенебрийцев? Спятил?

— Нет, я имел ввиду лично вас, майор.

Сэт посмотрел на меня со странным выражением. То ли задетый, то ли удивленный до глубины души.

— Ну спасибо тебе, мой принц, — произнес он задумчиво.

В окно выглянул Телепейло. Его мрачное лицо, обрамленное густой черной растительностью, источало презрение и гнев.

— Теперь вы довольны?! — рявкнул он. — Злобные дикари. Убили человека, который просто хотел немного заработать. Убирайтесь немедленно, пока вами не занялась ГО!