На это Кари не нашла что возразить. Социальный строй анимагенов зиждился на здравом альтруизме и взаимопонимании, да и сама канарейка понимала, что Эилия права. Самоотдача могла обернуться бедой, задремли она хоть на минуту, причём не только для самой беот, но и для напарницы, работающей за измельчителем, и для остальных обитателей лаборатории. Крышки бюкс, тем временем, впитали в себя весь выделившийся газ, и закрыли вентиляции, оставив внутри ёмкостей лишь полупрозрачную вязкую жидкость. Отделив их от механизма стойки, Кари привычно-быстрыми движениями переместила их на аппарат перегонки и подсоединила к колбе с детоксицированной кислотой, включив горелку. Жидкость бесшумно вскипела, выделяя тепло и изменив цвет на белый, но прочные стенки бюкс выдержали высокую температуру. Эилия не уходила, вопреки ожиданиям канарейки, и, когда она поставила смесь в центрифугу, вновь взяла её за руку, потянув к выходу.

Лаборатория синтеза авиационного топлива сама по себе была небольшой, но разделённой на три секции. Первая отводилась под душевую комнату, где химический душ дезактивировал вредные и ядовитые вещества на одежде, вторая предназначалась для обработки азотной синтетической плёнки, идущей в комплекте с готовой плазмой. Ну, а в третьей, где работала Кари, создавалась, непосредственно сама плазма, или, если быть точным, субплазменное желе, благодаря эклеймовой кислоте выделяющей огромное количество энергии.

— Райла тебя сменит, — сказала Эилия напоследок, закрыв дверь в шлюзовую камеру, дожидаясь, когда Кари нехотя снимет с себя халат и перчатки, — выходи через неделю. Мы как раз начнём заполнять новую поставку.

— Может, вам что-нибудь принести? — робко предложила та, неловко улыбаясь заботе. — Я могу приготовить «сливки».

— Если тебя не затруднит, — рассмеялась та, — твои блюда великолепны.

— Тогда, я побежала, — воодушевлённо кивнула Кари, открывая створку двери наружу, — до встречи, Эилия!

— Хорошего отдыха.

Лабораторный сектор нисколько не изменился за время войны. Он всё также выглядел пустынным и мрачным, таившим зловещие тайны в своих глубинах. Даже противный запах антиатиса в основном коридоре чувствовался намного острее. Негромко клацая когтями лап по металлическому полу, Кари быстро двигалась к массивной створке в крепость. Борьба между чувством долга и желанием отдохнуть закончилась победой второго, и она уже предвкушала тёплую ванну и мягкую постель. «Интересно, Кири ещё дома? — звонившая утром младшая дочь радостно сообщила, что собирается уходить куда-то в нижний город или сам Сольтен вместе с Ремусом. — Любопытно, что она затевает?» В последнее время лисичка стала часто ей названивать, выспрашивая о результате той или иной химической реакции на практике. В основном, это касалось веществ, потребляемых анимагенами в пищу, однако Кари никак не могла понять, для чего той понадобилось так тщательно изучать такие простые вещи. «Может, она хочет стать кулинаром? — к её огорчению, ни Капи ни Кири не разделяли её страсти к готовке, хотя обе определённо обладали талантами к этой области. — Да нет, бред какой-то… Опять что-то замыслила, Рыжик! Только бы это не обернулось какой-нибудь бедой…»

— Тётя Кари! — окрик позади заставил её вздрогнуть и выйти из состояния задумчивости прямо перед тяжёлой створкой в основной коридор Сольтена. Позади неё, выскользнув откуда-то из прохода налево, бежал, махая рукой, Харси.

Младший сын Урси и Хары также пропал в крепости, жадно постигая основы псионических способностей. Как он рассказывал сам, первыми, чему учат ноты молодых учеников, это самоконтроль и уверенность в себе. Это выражалось как в поведении, так и в манере речи, одежде и даже походке. Комбинезон Харси и раньше выглядящий аккуратно, теперь словно только что вышел из швейного цеха. Начищенные до блеска чёрные левесы весело поскрипывали в такт его шагам, и даже растрёпанные волосы теперь ровненько лежали между длинными ушами. «Он тоже повзрослел, — с улыбкой отметила Кари, поворачиваясь к нему и сделав пару шагов, — он вырастет замечательным анимагеном, как и его отец».

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался юный беот, подходя ближе, — а вы домой?

— Ага, — она устало кивнула, — что-то я заработалась. А ты что-то хотел?

— Я хотел спросить, не придёт ли Кири? — он смущённо потупил взгляд, опуская уши. — Она собиралась сегодня в Сольтен, но мы немного… поругались.

— Полагаю, она про тебя не забудет, — Кари ободряюще усмехнулась. Конечно же ей, как матери, было известно про отношение Кири к нему, — ссориться тоже нормально.

— Разве?

— Так вы проверяете терпение друг друга, — поучительно подняла палец вверх канарейка, — ты же уже сказал, что она тебе нравится?

— Ну-у, — тот стыдливо поморщился, — вообще-то нет… я стесняюсь.

— Эх ты, — рассмеялась она, потрепав за щёку, — столько времени знакомы и всё стесняешься? Ладно уж, как приду домой, скажу, ей, что ты хочешь сообщить ей нечто важное.

В конце коридора сектора показалась худощавая фигурка синеволосой нот, неспешно идущей к ним. Кари узнала её — Иниса, учительница юных нотов-телепатов, реабилитированная Советом после выяснения сотрудничества с Праймом. Кротко улыбнувшись и приветственно кивнув, она перевела взгляд на оживившегося Харси и остановилась. «Идём, — позвала она его телепатией, едва коснувшись мыслей беота, — я хочу тебе кое-что показать». Быстро взглянув на понимающе кивнувшую Кари, он невнятно пробубнил «До свидания!», и побежал следом за развернувшейся Инисой, неспешно уходящей обратно.

— Ты станешь замечательным анимагеном, Харси, — негромко сказала Кари ему напоследок, — у тебя всё получится.

***

В этой части сектора Харси ещё никогда не бывал, опасливо озираясь на затемнённые стёкла таинственных лабораторий и помещений. Ноты неохотно делились знаниями даже с учениками, но на этот раз не из-за высокомерия, а из-за их опасности. Иниса, когда они вышли в эти запутанные коридоры, полные незримого контроля нотов, ускорила шаг. Ученический корпус остался далеко позади, единственное шумное помещение в этом месте, и теперь они попали в сеть лабиринта настоящего лабораторного сектора. Ноты не остановились в изучении основных способностей и мироощущения, постоянно совершенствуя методы входа в «истинный» мир и использование энергии ноосферы. Учитель Амаран, классный руководитель юных телекинетиков, однажды обмолвился довольно смелой теорией ноосенса Софа о том, что однажды все живые создания перейдут именно в этот мир, познав новый уровень развития и навсегда оставив материальные оболочки. Чем помешали старому ноту «материальные оболочки», Харси не понимал, но вопросов не задавал, тем более что и без этого все его силы забирали тренировки.

Учиться телепатии оказалось куда сложнее, чем он предполагал. Прежде, чем они в первый раз попытались войти в «истинный» мир, ученики несколько месяцев постигали гармонию в собственном разуме и тренировали концентрацию — основную движущую силу ясного ума. Поначалу, такие упражнения давались Харси нелегко — мысли то и дело разбегались, в голову лезли всякие пустяковые образы, а собственный процессор подло отключался в сон, убаюканный медитационной музыкой. Постепенно, день за днём, шаг за шагом, он научился не допускать посторонние энергии, концентрируя эмоции и собственные мысли в тугой шар света, сияющий чуть выше глаз, примерно во лбу. Как сказала Иниса, похвалившая его достижение, он применил свой первый Конвентум — неотъемлемую часть каждого нота. Благодаря этой врождённой способности, они и могли относительно безопасно выходить за пределы материального мира, не опасаясь быть сожранными энергетическими тварями.

Харси даже начал различать их виды: энергетические сферы-зонды из других миров, находящихся то ли в параллельной, то ли в вышней реальности, к примеру, были безопасны, но чрезвычайно назойливы. Изворотливые и едва заметные змеевидные паразиты, присасывающиеся к энергетическому телу существа и питающиеся его аурой, разумом или даже душой, являлись основными врагами Сноходцев и нотов-чистильщиков, оберегающих покой анимагенов в «истинном» мире. Куда более страшными казались крупные призрачные сущности — никто не мог утверждать однозначно их происхождение, тем более что они всегда принимали форму страха смотрящего на них. Они питались только разумом живых, и довольно быстро, по местному время исчислению, пожирали его, развивая паранойю и прочие психические болезни, вплоть до суицида.