— Это мысль, — я кивнул. — Запомни её и расстарайся насчёт баньки. Она у нас, кстати, есть? — что такое баня я помнил. Даже запах вспоминался. В облаке пара, лежать на полке, пока кто-то со знанием дела тебя веником охаживает. И запах, который никогда и ни с чем не перепутаешь. А вот есть ли это чудо в усадьбе, в памяти не всплывало.

— Есть, конечно, прямо хоромы. Не стыдно и императора принять, ежели пожалует

— Тогда решено. Петрович, с тебя баня.

— Сделаем, ваше сиятельство, — и он улыбнулся в аккуратно постриженную бороду.

— Рассказывай, — мысль о бане затмила мысль о том, чтобы Алёну найти и завершить уже начатое.

— Да, ребята увидели, как вы из своих ружей обрезных тех татей положили. Довели, значит, до ума? — Петрович немного помялся, а потом перешёл к делу.

— Почти. Патронные ружья надо приобретать, — я собрался и сосредоточился на действительно важном деле.

— Дорого, — почесал бороду Петрович.

— Не дороже денег. У нас прорывы чаще, чем женщины в моей постели случаются. Что, скажешь, что не всё до последних кишок изнаночных тварей было продано?

— Ну, не совсем всё. Кое-что его сиятельство и для наших нужд оставил. Печень летяги, например. Из неё же то универсальное обезболивающее зелье делают, — Петрович посмотрел в окно, затем перевёл взгляд на меня. — Даже, если его сиятельство расстарается и ружья приобретет, это когда ещё будет? А нам бы обрезухи те сейчас. Как орудие последнего шанса. Сзади носить. Чтобы под рукой всегда было, на всякий случай.

— Я с дедом насчёт закупки поговорю. Не откажется же он косточки со мной погреть. — Рядом со мной стоял стол, на который я оперся, изображая глубокую задумчивость. Даже пальцами по крышке побарабанил. Надо тренироваться, что я такой дохлый-то? Во сне, когда на ножах бился, покрепче себя ощущал.

— А с обрезанными ружьями как быть? Его сиятельство не даст много портить. Может, поговорите с ним, ваше сиятельство? — Меня уже от сиятельства тошнить начинает. Но, с другой стороны, прекрасно понимаю, что по-другому никак нельзя. Субординация и всё такое.

— Мне один оставьте, остальные можете забрать. Вам немного надо будет, чтобы полностью разъезд вооружить. Больше пока обещать не могу, — я развёл руками.

— Да нам больше пока не надо, — Петрович улыбнулся. Похоже, что и на такую щедрость он не расчитывал.

С другой стороны, а как иначе? Парни жизнями рискуют. Разъезд в любой момент может на прорыв нарваться, или на уродов, типа Свинцовых, которые браконьерством решили побаловаться на чужой территории. У них должны быть шансы выжить, иначе, грош цена мне, как будущему графу. Несмотря на то, что я художник, а не военный.

— Я пойду, ваше сиятельство, баньку затоплю? — Прервал мои размышления Петрович.

— Иди. Только, ответь на последний вопрос. Вы выяснили, кто туши тварей от нашего охотничьего домика утащил?

— Выяснили, — кивнул егерь. — Колька это, сукин сын. Глубокую вылазку в наши угодья сделали, твари! Я у него в кармане флакон с желчью монстра нашёл. Не пойму чья именно, но не зверья нашего, это точно. Он же получается, ещё и господ своих обворовывал. — Петрович покачал головой. — Понятно, осуждает. А вот я их осуждать не собираюсь, за то, что трупы обшмонали и трофеями разжились. В своём праве ребята. — Мы всё, что у этой падали выгребли, под опись сдали. Может, вашим сиятельствам пригодиться.

Он пошёл к выходу, а я долго стоял, глядя в одну точку. Плохо ты, Женя, про людей привык думать. Вот тебе по носу сейчас и настучали.

Резко сорвавшись с места, я пошёл в свою спальню. Там в углу я видел чистые, натянутые на рамы холсты. Схватив один из них, поставил на мольберт и, взяв в руку карандаш, принялся делать наброски. Постепенно на холсте начало проступать суровое лицо бородатого дядьки. Наверное, я впервые рисовал не девушку, и немного нервничал. Ничего, до бани как раз успею набросок сделать, а там, дай рысь, и закончу когда-нибудь.

Наверное, я и правда начал простывать. Зайдя в парную и вдохнув горячего воздуха, закашлялся. Когда приступ прошёл, почти без сил повалился на полок, и закрыл глаза.

— Да, и вправду промёрзли вы, ваше сиятельство, — сочувственно произнёс Петрович. — Давайте, я вас пропарю как следует.

— Давай, только, боюсь, мне сейчас не слишком можно в бане долго сидеть. — Я поднёс руку к затылку. То место, куда дотронулся, отозвалось пульсирующей болью. Да, похоже, с баней я погорячился. — Определённо, долго не надо. А жаль. — Я лег на живот, подставляя спину под хорошо распаренный веник. Как же я люблю это дело. Чуть не замурлыкал от удовольствия.

— Ты сейчас растечешься и будешь стекать на пол, — я приоткрыл один глаз и лениво его закрыл. Дед обосновался у противоположной стены, наблюдая, как меня лечат народными методами.

— Соберёте тряпкой и повезёте в Ямск в ведре, — ответил я, почувствовав, что засыпаю. Так, надо уже отскребаться от своего жёсткого, надо сказать ложа, и идти в кроватку спать.

— Я так и сделаю, — ответил дед.

— Петрович, хватит. Иди графу кровушку разгони по телу.

— Как скажете, ваше сиятельство, — Петрович в последний раз шлёпнул меня веником и пошёл к деду.

Я же сел, поплескал на лицо и голову холодной водой. А потом и вовсе вылил на голову целый ковш. Огляделся. Да, баня была хороша. Доски выскоблены до бела, каменка идеальная, а размеры парной заставляют задуматься о том, сколько понадобилось дров, чтобы её раскочегарить. Вот по чему нужно о благосостоянии хозяев дома судить — по бане. Чем больше баня, тем выше доход. Прямая зависимость.

— А что, наши гости не уважают данную забаву? — спросил я у деда.

— Юрий Васильевич скоро присоединиться. — Ответил дед.

Про Машу я уточнять не стал. Это был бы номер, приди она сюда. Чем бы я прикрывал свою заинтересованность? Веник у Петровича выхватывал? Не выдержав, хохотнул.

— Чего гогочешь? — дед посмотрел на меня.

— Представил, как сюда Мария заходит и свой конфуз при этом.

— Тьфу, ты. Нет, чтобы о чём-то серьёзном думать, а он всё никак похабщину из головы выбросить не может. Тебе, между прочем, в смежном купе с девушкой ехать. Женя, лучше сразу скажи, мне не придётся за тебя краснеть?

— Нет, не придется, — я мотнул головой. — Как показала практика, краснеть будет не за что. — Дед начал подниматься после моего ответа, а я поднял руку, призывая его к спокойствию. — Я пошутил. Не надо меня воспитывать. У меня амнезия, а не идиотия, и я прекрасно понимаю, что мои неправильные действия могут привести к напряженным отношениям между кланами. Чего мне, понятное дело, не хотелось бы.

— Шутник, мать твою. За такие шуточки надо вдоль хребта чем-нибудь вытянуть. Ты бы ещё при бароне Соколове такое ляпнул, — и дед улегся снова на полок.

— Это мне жаром голову напекло, — признался я, вставая и потягиваясь, разминая разогретые мышцы. — А если серьезно, оружие, которое я делал, показало себя весьма достойно. Как минимум половина отряда, сидящего в засаде, на моей совести.

— Больше, ваше сиятельство, — Петрович бросил веник в кипяток. — Больше половины.

— Как скажешь, — я не стал переубеждать егеря, тем более, что точно не помню, скольких я положил наглухо, а скольких добил разъезд Петровича.

— Вот как, — дед сел на полке и пристально посмотрел на меня своими желтовато-зелеными глазами. — Почему-то мне не сказали, что ты лично принял участие в ликвидации браконьеров. Или же я как обычно не придал этому значения.

— Я не…

— Помолчи, — дед поднял руку. — Я хочу в тишине осознать момент. Мой мальчик вырос и стал мужчиной. Не в том смысле, что по веселым девкам таскается, а в том, что способен стать настоящей защитой и опорой этих земель. Рысь-покровительница, неужели я всё-таки дожил, — он закрыл глаза и так сидел почти минуту.

Мне уже становилось нехорошо, и я сел на пол, где жар был послабее.

— Что-то сомлели вы совсем, ваше сиятельство, — Петрович с беспокойством посмотрел на меня. — А я говорил, мясца вам надо нарастить, чтоб, покрепче стать.