К счастью, она прекрасно понимала, что наша близость никак не скажется на её занимаемом в доме положении. Хотя нет, вру, её положение улучшится в том плане, что мой интерес избавит её от домогательств других слуг, егерей или солдат. Новость о том, что у нас небольшая армия, меня до сих пор вгоняла в ступор, если честно. В таких случаях она честно пообещает настучать кому следует, мне, то есть, и сомнений в том, что охотно поделюсь своей партнершей с кем-то ещё будет стремится к нулю. Вот ещё. Она мне пока не надоела: в постели довольно изобретательна, да и как модель меня вполне устраивает. Так что позволять кому-то её трогать, увеличивая тем самым риск подцепить что-нибудь малоприятное для здоровья, я не собираюсь.
Алёна задремала, а я продолжил рисовать, стараясь не думать о сне, который никак не хотел выходить из головы.
В конце концов, оставшись довольным результатом, я лег, закинул руки за голову и закрыл глаза.
— Ваше сиятельство, — я проснулся и открыл глаза сонно моргая. Надо же сам не заметил, как заснул.
— Что? Ты почему не спишь? — я приподнялся на локтях, и оглядел потупившуюся девушку, уже одетую, и держащую в руках ту самую простынь, которую я вечером у неё отобрал.
— Так утро уже, — она несмело улыбнулась. — Мне бы простынь поменять, все остальное я уже сменила.
Я встал, совершенно не стесняясь своей наготы, и пошел в душ, позволяя Алёне доделать то, что она вчера не доделала, и забрать заодно вчерашнее полотенце, которое валялось на полу.
Когда я вышел из ванной заметно посвежевший, то девушки в комнате уже не было. На этот раз никто мне не помешал одеться. Посмотрев на часы, негромко выругался. Было ещё только половина восьмого.
Бросил взгляд на мольберт и мне показалось, что Маша с портрета смотрит на меня осуждающе.
— Не смотри на меня так, словно я тебе что-то должен, — я подошёл к портрету, внимательно всматриваясь в нежные черты. — Я, кажется, начинаю потихоньку с ума сходить, уже с портретами разговариваю. Чокнутый граф — это далеко не то, что нужно графству. Особенно, если в этом графстве своя армия есть.
— Ваше сиятельство, вы уже проснулись? — дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунул голову Тихон.
— Как видишь, — я отвернулся от портрета и посмотрел на него. — Когда мне нужно в Академию возвращаться?
— Через десять дней. В вашей Академии самые продолжительные весенние каникулы. Сам слышал, как кто-то из преподавателей говорил, что ему просто необходимо отдохнуть от изнанки, от студентов, и от зимы, а то он уже пятно от волны с трудом отличает.
— Ну, они люди творческие, им, чтобы студентов учить особый вид вдохновения нужен. Который зимой, видимо, не произрастает. А вообще, это же богема, а не военное училища, здесь муштра не нужна, наоборот, чтобы все музы начали дружно подталкивать дарование к созданию шедевра, необходимо предоставлять молодым художникам определенную свободу действий. — Я снова повернулся к портрету. — Вот баронесса спит и видит себя на плацу, и я бы тоже не отказался на неё там посмотреть. На неё и остальных барышень, которые в военной форме будут физические упражнения совершать. Опять же, это такая тренировка для мужской половины их училища. Такое действо да каждый день — это смогут выдержать только истинно крепкие духом юноши.
— Ваше сиятельство, а чего вы так рано соскочили? — Тихон зашёл в комнату и поднял с пола блокнот, который, похоже, уронила с тумбочки Алёна, когда простыню забирала. — Понятно. Ну что же, это дело молодое, да и девка хороша, как тут устоять?
— Сам уже понял, что никак, особенно, когда из ванной разомлевший выходишь, а тут такая красота, едва прикрытая перед глазами. — Я усмехнулся. — Как ты понял, что я не сплю?
— Так ведь, когда Алёнка с охапкой белья вышла, сразу и подумал. Не ворочала же она ваше сиятельство, когда простыни меняла, — Тихон ещё раз бросил взгляд на рисунок практически обнаженной девицы. — Дал вам время трусы натянуть, да заглянул, может быть, нужно помочь с одёжкой-то, а вы сами уже оделись.
— Вот такой я молодец, — я смотрел на него, что-то прикидывая про себя. — Слушай, Тихон, а у нас есть егерь, который владеет схваткой на ножах, а то и вовсе без оружия?
— Петрович, — уверенно сказал Тихон. — Старший егерь.
— Вот что, а давай мы с этим Петровичем выедем после обеда за пределы усадьбы и где-нибудь на полянке потренируемся. То есть, он начнет меня учить этим премудростям, а потом мы будем тренироваться. Времени, конечно, у нас мало, но мне бы основу получить, а там я и в Академии тренироваться могу. У меня же рядом с Академией дом свой, если я правильно деда понял.
— Да зачем вам это, Евгений Фёдорович? — Тихон всплеснул руками. — Ежели охота чего-то этакого, так я вам покажу, где Свиридов свою школу в форте устроил. Хороший учитель фехтования он, один из лучших. К нему даже из училища военного бегают кадеты, чтобы владеть благородным оружием в совершенстве.
— Обязательно пойдем к нему, ты-то при мне там на изнанке находишься? — как бы ненароком уточнил я.
— Конечно, кто же за вами присматривать будет, если не старый Тихон? — он немного успокоился. — Я его сиятельству ваше желание передам, чтобы он меч какой, или шпагу выделил из личной графской оружейной.
— Скажи, только после того, как мы из ближайшего лесочка после тренировок вернёмся, — кивнул я. — А самому Петровичу скажи, если будет возражения придумывать различные, что, где он ещё сможет безнаказанно графу морду набить?
— Ну зачем вы так, ваше сиятельство…
— Тихон, это не обсуждается, — тихо, но твердо прервал я его причитания. Казалось бы, что в этом такого, чтобы граф учился драться? Но с точки зрения денщика что-то неприличное в этом было. Вот поэтому мы в лесочке, а потом так, чтобы никто не видел, будем заниматься. К тому же это будет сюрприз для моих вероятных противников.
— Я скажу ему. А ещё я скажу его сиятельству. Может быть Сергей Ильич сумет вас переубедить. — Пригрозил мне этот дятел-стукач.
— Скажи, — я отвернулся от портрета Марии и улыбнулся Тихону. — Он тебя не поддержит, могу поспорить. Сам же в молодости Свинцова кулаками уработал, так что, нет, Тихон, в этом он тебя точно не поддержит. А сейчас веди меня в мою мастерскую. Ты ружья туда притащил?
— Притащил, — кивнул денщик. — Может быть, сначала позавтракаете, ваша светлость?
— Позавтракаю, — согласился я. — В мастерской. Куда ты мне завтрак притащишь. А сейчас пошли, нечего время терять.
Мастерская у меня была устроена в отдельно стоящем небольшом домике. Состояла из трех комнат, одна из которых была как аквариум — все стены представляли собой огромные окна, создающие иллюзию открытого пространства, залитого светом. Посредине комнаты стоял мольберт, на столе были расставлены краски, разложены кисти. Отдельно стояла бутылка. Я её открыл и тут же почувствовал резкий запах ацетона. В небольшой корзинке стопкой лежала ветошь.
Мольберт был занят. На стоящем на нём холсте проглядывался набросок рыси. Вот только, даже в рисунках в блокноте было больше труда и желания творить, чем в этом блеклом наброске. Я что уже начал рисовать свою покровительницу и бросил на полдороге? Что же я за человек-то такой?
Развернувшись, вышел из этой комнаты и вошёл в другую, которая после той показалась мне просто чудовищно темной, хотя это была совершенно обычная комната с верстаком, тисками и кучей других инструментов.
— Рысевы часто поддавались порывам души, — пояснил Тихон, вошедший в комнату следом за мной. — Кто-то плотничал помаленьку, кто-то предпочитал всему любовные утехи. В глубине сада даже «Грот любви» есть, куда граф Николай, ваш пра-прадед своих пассий водил, — проворчал денщик.
— Надо как-нибудь посетить это местечко. Наверняка оно стоит того, чтобы в нём побывать, правда, не с ворчливым денщиком, а с прелестницей, чтобы проверить таков ли этот грот на деле, как его представлял мой предок. — Я отвечал машинально. Глаза привыкли к полумраку, и я увидел, наконец, разложенные на верстаке ружья. — То, что нужно.
