— Полагаю, что да. Однажды она сказала мне, что думает, что я сделал несколько неплохих ходов. Это было, когда я попросил её пойти со мной в кино. То было нашим первым свиданием.

— Что вы смотрели?

— Жало[16].

— Потрясающий фильм.

Роб кивнул.

— Никогда его не забуду.

— Когда состоялось ваше следующее свидание?

— Нескоро.

— Почему?

— Как я говорил, я был застенчивым. У Сэлли были другие друзья. Я не был уверен, что так уж сильно ей нравлюсь. И не понимал, с чего бы мне ей нравиться.

— Как же ты узнал, что это так?

— Если вы когда-нибудь жили в маленьком городке, вы знаете, как быстро ползут слухи. Она сказала одной, та кому-то ещё, и так пока не дошло до меня, что я очень ей нравлюсь, и она хотела бы сходить со мной ещё на одно свидание.

— И на том свидании ты, наконец, спросил её?

— Не совсем. Она сдалась первой и спросила меня.

— И как ты к этому отнёсся?

— Мне понравилось. Мне нравилась она. Она была так дружелюбна и отзывчива. Когда она рядом, ты чувствуешь, будто ты единственный человек на этом свете.

— И, в конце концов, ты в неё влюбился.

— Думаю, я всегда был влюблён в неё. Я привык мечтать о ней всегда.

— Ты заполучил девушку своей мечты!

Задумчиво:

— Да, думаю, что так, — он слабо улыбнулся. — Я счастливчик, правда?

— Ты помнишь, о чём тогда мечтал?

— Я… Не думаю…

— Ладно. Поговорим об этом в другой раз. Когда ты предложил Сэлли выйти за тебя?

— На выпускном.

— В старшей школе.

— Да.

— Были ли какие-то проблемы, связанные с этим? Не хотел ли ты пойти в колледж?

— Она была беременна.

— Она носила твоего ребёнка?

— Нет.

— Не твоего?

— Нет.

Я был некоторое время был в недоумении, пока не понял, что он сказал. Я спросил, насколько мог, мягко и осторожно:

— Ты, случайно не знаешь, чей это был ребёнок?

— Нет.

— Хорошо. Вернёмся к этому позже.

— Как скажешь, тренер.

— Прот! Ты должен перестать вот так выскакивать!

— Скорее, это Роб заскочил.

— Почему ты не говорил мне, что Ребекка не была ребёнком Роберта?

— А она не была?

— Нет.

— Я и не знал. Да и какая разница?

— На Земле люди предпочитают знать, кто их отцы.

— Зачем?

— Кровь гуще воды.

— Как и слизь.

— Просто ответь мне: у тебя есть какие-либо идеи, кем может быть отец Ребекки? Роберт никогда не упоминал о другом бойфренде Сары? Ничего подобного?

— Нет. Он не звал меня просто поболтать. В любом случае, почему бы вам не спросить его? Он прямо тут.

— Спасибо за предложение, но, думаю, на сегодня мы закончим. Не хочу слишком на него давить сейчас.

— Мой дорогой сир, вы ещё, быть может, не столь безнадёжны.

Я глянул на часы. Было ровно без десяти четыре, а на четыре был назначен семинар. Выступал Доктор Бимиш, с одной из своих любимых тем: «Фрейд и гомосексуальность».

— Прежде чем уйдёшь, скажи мне ещё одну вещь: Роберт в порядке теперь?

— Он в порядке. Он, вероятно, будет готов снова с вами пообщаться в пятницу.

— Хорошо. Ещё раз спасибо за всю твою помощь.

— Но проблемо.

У него всё ещё были фиолетовые усы, когда он развернулся и быстро зашагал из моего кабинета. Я настолько погрузился во все эти неожиданные события, что снова забыл спросить его, не попробует ли он поговорить с Майком и некоторыми другими пациентами.

Я не пошёл на семинар. Было несколько нерешённых вопросов, прилипших к моей голове, как колючки дурнишника.

С одной стороны, Роберт буквально прятался за протом едва ли не целых десять лет, половину из них в состоянии кататонии. Теперь он внезапно вышел наружу и способен говорить лишь с минимальной поддержкой. Он хочет говорить! Хотя он отступал, когда тема становилась слишком больной, он даже иногда, кажется, чувствовал себя довольно комфортно, и я задумался: не начать ли ему выходить из палаты (я сделал пометку обсудить это с Бэтти Макалистэр). Это были волнующие и удивительные перемены, редко встречающиеся в психиатрии.

С другой стороны, внезапную смелость Роба можно списать на скорое отбытие прота. Но раздвоение личности так не работает. Это Роберт заставляет прота «существовать», когда он нужен. Было бы необычно, если бы прот отказывался показываться, хотя такие случаи не являются большой редкостью в литературе. К примеру, бывают редкие случаи, когда первичная и вторичная личности, которые терпеть друг друга не могут, и порой последняя отказывается показываться назло или не хочет опускаться до того, чтобы попросить о чём-то первую.

Но прот с Робертом, кажется, очень хорошо ладят. Тем не менее, мне пришло в голову, что результирующим эффектом его полного выхода может стать то же, что случается при «семейных» размолвках. Возможно, я мог бы заставить Роберта разозлиться на прота так, чтобы он был рад его уходу. Но поможет ли ему это взаимодействовать с миром самостоятельно или сделает только хуже?

Были и другие вопросы без ответов, главный из которых: кто был отцом ребёнка Сэлли? И какой эффект произвёл этот поворот судьбы на уже израненную (несвоевременной травмой и последующей смертью его отца за двенадцать лет до этого) психику Роберта? Это становилось похоже на внутренности атома. Когда мы, казалось бы, уже чего-то достигли, появляются новые частицы. Насколько глубоко мы должны копать, прежде чем доберёмся до сути проблемы Роберта? И сможем ли мы добраться до неё до двадцатого сентября?

Я обсудил свои опасения за ужином с женой. Её суждением было:

— Может быть, Роберт не отец, но, может быть, и отец.

Я сказал:

— Что ты имеешь в виду?

— Возможно, он не может допустить этого, даже для самого себя. Коли спрашиваешь, то ключевое событие произошло гораздо раньше.

— Почему ты так думаешь?

— Ну, прот впервые появился, когда ему было шесть, верно? Незадолго до этого. Возможно, тебе стоит сосредоточиться на его раннем детстве.

— Я пляшу так быстро, как могу, «доктор» Брюэр!

Когда утром четверга я прибыл на работу, я обнаружил на столе пачку писем прота. Некоторые были написаны людьми, которые вполне могли бы быть обитателями МПИ или других лечебниц. («Помоги! Кто-то пытается отравить нашу воду фтором!») Другие планировали «развить» КА-ПЭКС: к примеру, превратить его в гигантский тематический парк под названием «Утопия». Третьи хотели распространить свои религии в отдалённые уголки вселенной. Но большинство из них имели трогательную схожесть. Ниже приведён пример одного из подобных писем:

Многие письма приходили от самих детей, нацарапанные крупным шрифтом. Из тех, что я видел, два, полагаю, были характерными. Одно умоляло прота: «пожалуйста, останови все войны». Другое, от более взрослой девочки, которая извинялась, что не сможет полететь на КА-ПЭКС сейчас, потому что она должна помогать дома, но нельзя ли ей полететь позже? Если это было образцовой выборкой того, что получал прот, значит, по всему миру были тысячи и тысячи детей, готовых и согласных попытать удачу на чужой планете, вместо того, чтобы принять то, что они унаследовали от предков. Я чувствовал как грусть, так и восторг от перспектив будущего нашего мира, если принять эти проникновенные письма за показатель мыслей и надежд современной молодёжи.