Т о п у з о в. Нехорошо, Гена, дорогое спортивное сооружение…
Г е н а. Я же не знала, что сетка — не для этого…
Т о п у з о в. Ничего, ничего. Откуда ты можешь знать? Раньше теннисные корты были только у богачей, аристократов. Надо корты беречь. Могут гости приехать, посмотрят и скажут: «Интересно!»
Ш а б а н. Вообще-то многие смотрят, товарищ Топузов. Удивляются даже.
Т о п у з о в. Пусть удивляются. Нам незачем скрывать свои достижения. (Шабану.) Поливаешь?
Ш а б а н. Утром и вечером, товарищ Топузов. Очень я к этому корту душой прикипел. Вчера во сне шланг видел — толстенный такой шланг, пять дюймов, и струя из него бьет! До того я разволновался во сне, проснулся — весь мокрый. «Почему не разбудила? — жене говорю. — Я на корт опаздываю!» Автобус уже ушел, пешком пришлось добираться.
Г е н а. Прошу вас, товарищ Топузов! (Протягивает ему визитную карточку.)
Т о п у з о в. Что это?
Г е н а. Моя визитная карточка. Прошу вечером на домашнее варенье. И вы тоже приходите. (Раздает всем визитные карточки.)
Й о т а (шарит в кармане блузы). Куда я дела свои?
Т о п у з о в. На что они тебе?
Й о т а. Я тоже хочу дать Гене визитную карточку.
Т о п у з о в. Это лишнее. Приглашает ведь Гена.
Й о т а. Хорошо… Я тебе завтра дам, Гена!
Т о п у з о в. Гена, зайди ко мне на минутку, уточним кое-что насчет завтрашних занятий. (Уводит Гену к себе.)
Остальные направляются к своим комнатам.
Й о т а. Шабан, подожди секундочку! (Знаками просит Аномалию и Величку уйти. Когда те уходят, протягивает Шабану бумажку в десять левов.) Давно собираюсь, Шабан… Возьми!
Ш а б а н. За что ты мае десятку суешь?
Й о т а. В благодарность. За то, что ударил. Я же от этого заговорила! Рубаху себе новую купишь…
Ш а б а н. Да ты что? Чтоб потом говорили, что я взятки беру?
Й о т а. Какие взятки за оплеуху? Бери, бери! (Сует деньги ему в руку.)
Шабан идет к двери.
Постой-ка, Шабан, постой! (Достает из кармана листок бумаги.) Это знаешь что? Заметка. Сама сочинила, благодарность тебе выражаю. Хочу в газету послать.
Ш а б а н (встревоженно). Бабушка, бабушка, поди сюда! (Возвращает ей десятку.) На, бери мою десятку, только заметку не посылай. Про нацменьшинство и так пишут больше, чем надо… Бери, бери. Купишь себе от меня тапочки и косынку! (Засовывает ей деньги в карман кофты.) Давай сюда заметку!
Й о т а. Ну, если ты против… Только пусть заметка у меня останется. По вечерам перечитываю — и на душе приятно, сплю спокойно.
Ш а б а н. Никому больше не читай!
Й о т а. Это как же? Ведь все свои…
Ш а б а н (в сторону, как в классической пьесе). И дернуло же меня облагородиться! (Уходит.)
Слышатся соловьиные трели. Входят Г е н а и Т о п у з о в. Гена подражает соловью, Йота завороженно слушает.
Й о т а. Ты просто артистка, Гена! Как это у тебя получается?
Г е н а. Воздух, чувство — вот и все!.. Товарищ Топузов в восторге от моего номера!
Й о т а. Еще разочек! Пожалуйста!
Г е н а. Курица, петух и цыпленок. (Подражает курице, петуху и цыпленку.)
Й о т а. Ой, у меня же письмо космонавту не дописано!.. (Уходит.)
Вбегает Т р а к т о р о в, бросается к Топузову и Гене.
Т р а к т о р о в. Обидно мне, товарищ Топузов!
Т о п у з о в. Что случилось?
Т р а к т о р о в. Все при деле. Шишман вон какой уголок оборудовал. Гена, я смотрю, каждый день соки выжимает, поет по-птичьему, «мать вашу за ногу» от нее уже не услышишь, даже наоборот, «с полным нашим удовольствием» говорит. Йота уже полписьма космонавту написала, Аномалия с Величкой вполне могут в разведчики поступать, Аспарух соломинки подбирает, гнезда вьет не хуже ласточки, Кынчо вовсю стихи читает. Все что-нибудь делают… Один я — ничего!
Т о п у з о в. Я же сказал. Тебе достанется самое благородное дело.
Т р а к т о р о в. За благородное дело я могу всю кровь, по капле…
Т о п у з о в. Кровь, говоришь?
Т р а к т о р о в. Кровь.
Т о п у з о в. Нам могут сказать: «Столько сделали хорошего, а вот донора среди нас нету!»
Т р а к т о р о в. Зачем же? Я себя чувствую хорошо. Мне крови не надо.
Т о п у з о в. Зато другому надо.
Т р а к т о р о в. Вы хотите сказать…
Т о п у з о в. Дело это добровольное. Подумай. Не к спеху. Сейчас ты пока еще в шоке.
Т р а к т о р о в. Схожу на теннисный корт. Я когда на него гляжу — спокойнее думаю…
Тракторов уходит. В комнату чуть ли не вбегает А н о м а л и я и В е л и ч к а.
А н о м а л и я. Товарищ Топузов, вы были правы! Раньше мы не замечали, но, как прочли про Аввакума Захова, уже почти уверены. Она людоедка!
В е л и ч к а. Я, товарищ Топузов, еще не так чтоб совсем уверена… Славная девушка!
Т о п у з о в. Излишняя подозрительность нам не нужна… Все хорошо в меру… Само собой, не обязательно она людоедка. Алоис Хуана Перес-и-Перальта… У некоторых людоедов есть обычай: съедят человека — и присваивают его имя.
Г е н а. Выходит, Алоис с полным нашим удовольствием могла съесть и Хуана, и Переса, и Перальту?
А н о м а л и я. А если она еще и Кынчо съест, ее будут звать Алоис Хуана Перес Перальта и Кынчо?
В е л и ч к а. Не такая она…
Т о п у з о в. Само собой, возможно, что и не такая…
Входит А л о и с.
А л о и с. Товарищ Топузов, все почему-то отказываются принимать лекарства.
Т о п у з о в. Работа — вот лучшее лекарство, Алоис! Вперед!
Топузов включает магнитофон, звучит марш. Алоис, маршируя, уходит. Входит запыхавшаяся З а в е д у ю щ а я.
З а в е д у ю щ а я. Товарищ Топузов, из министерства здравоохранения ответили. Место в санатории выделено! Вот путевка. Подпись, печать… Как я вам благодарна, товарищ Топузов! Уж всякую надежду потеряла, а ведь надежда — это для человека опора.
Т о п у з о в. Это раньше надежда была опорой, теперь добрый дядюшка — опора для надежды.
З а в е д у ю щ а я. Вы такой остроумный, товарищ Топузов. (Уходит.)
В е л и ч к а. Хорошая женщина, добрая… У нее сейчас от радости все пробки перегорят.
Г е н а (взглянув на пробки). Не перегорают больше пробки, товарищ Топузов.
Т о п у з о в. Пошли, Гена, уточним кое-что насчет завтрашних дел.
Уходят.
А н о м а л и я. Зачем ты меня мучаешь, Величка?
В е л и ч к а. Это ты меня мучаешь.
А н о м а л и я. Вот видишь, обе мучаемся. А скажешь — обеим станет легче.
В е л и ч к а. Я же сказала… Что тебе еще надо?
Ш а б а н подслушивает их разговор.
А н о м а л и я. И не грех тебе? Я тебя кормила-поила… Не только места в приюте, у тебя и могилки бы не было… Ну говори же!
В е л и ч к а. Не кричи. Совестно…
А н о м а л и я. Буду кричать! Весь дом созову! У меня уже нервы не выдерживают! Слышишь? В последний раз спрашиваю: было у тебя с ним или не было? Говори.
В е л и ч к а. Было.
А н о м а л и я (бросается к ней, обнимает, целует). Спасибо! Спасибо тебе! Наконец-то! Упал камень с души! Больше уж я не чувствую себя перед ним виноватой!
Обе торопливо уходят. Шабан стучится к Топузову. Раз, другой. Наконец Топузов открывает. Шабан заглядывает в приотворенную дверь.
