Ю н о ш а. Больше всего она любит порассуждать о происхождении человека. Тетя, расскажи что-нибудь о происхождении.
Т е т к а. А, тут ты меня не собьешь, потому как уж в этом-то я уверена. Плюнь на эти россказни, будто все люди произошли от обезьяны. Верно, некоторые — от обезьяны, однако не все. Те, которые от обезьяны, любят вверх карабкаться. Воображают, что, ежели вскарабкаются высоко, их примут за что-то другое. Но обезьяна есть обезьяна, ей ведь невдомек, что чем выше заберется, тем лучше виден голый ее зад… Потому-то самые хитрые из обезьяноподобных стараются все делать на ровном месте, чтобы никто не догадался, от кого они происходят. А вот те, которые не от обезьяны, те произошли от рыбы. Они лишь таращатся на обезьяноподобных и помалкивают. Потому что рыба, как известно, не может выражаться вслух, а писать и подавно. Так что рыбы и обезьяны — вроде как ближайшие родственники. Ну вот тебе картина происхождения… В общих чертах.
Ю н о ш а. Она так еще два часа может трепаться!
Т е т к а. Ты слушай, слушай, что тебе говорят. Авось поумнеешь. Когда человек слушает, он ведь чему-то учится. Я все, что знаю, услышала. Читать не умею, однако разве похожа я на неграмотную? Услышанное лучше запоминается, чем прочитанное. Начитаться ведь можно и всяких глупостей, зато из услышанного выбираешь только самое дельное. Потому что тому, кто говорит глупости, можно сказать: «Займись-ка ты лучше делом!» А попробуй это сказать тому, который глупости пишет, он ответит: «Да это мое дело и есть!» И кто только этот народ научит уму-разуму? Умри я завтра — кто его научит? Не умеем уважать людей мы, болгары… А наука — большая сила, что да, то да. Чао! (Уходит, но тут же возвращается.) Я столько еще всего знаю, да не хочу соваться, чтоб потом не говорили: «Чего суешься не в свое дело?» Ну, чао! (Уходит.)
Пауза.
Юноша и Девушка выходят из-за дымохода. Слышно мяуканье кошки.
Д е в у ш к а. А тут и на самом деле кошка была.
Ю н о ш а. Это другая кошка, настоящая. Ты знаешь, почему она мяучит?
Д е в у ш к а. Наверное, с котом заигрывает.
Ю н о ш а. Причина этого мяуканья вовсе не секс.
Д е в у ш к а. Что же?
Ю н о ш а. Сама знаешь — девушки любят завуалированные непристойности. Я вот сказал, что причина этого мяуканья не секс. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что такое секс?
Д е в у ш к а. Ну ладно, говори, по какой причине.
Ю н о ш а. По космической.
Д е в у ш к а. Глупости!
Ю н о ш а. Не веришь? Это у тебя тоже из-за барабанов… Животные предчувствуют солнечное затмение, и это их беспокоит. Чувствуют они, что в природе что-то творится. И поскольку кошка не понимает, как происходит солнечное затмение, она пугается и мяучит. Так же вот и с людьми. Когда они не понимают чего-то, им становится страшно.
Д е в у ш к а. Нечего приписывать общественный характер явлениям природы. По-моему, в социалистической стране вообще не может быть солнечного затмения. У нас солнце светит ярко и неугасимо.
Ю н о ш а. И все же на нем есть разные там пятна.
Д е в у ш к а. Я их не видела и слухам не верю.
Ю н о ш а. Возьми стеклышко — увидишь. (Протягивает ей закопченное стекло.) Смотри.
Д е в у ш к а. Не вижу я никаких пятен.
Ю н о ш а. Сквозь стекло смотри!
Д е в у ш к а. Если ты вообразил, что пятна есть, — дело твое, а я не вижу.
Ю н о ш а. Чего тут воображать, когда они видны.
Д е в у ш к а. В конце концов, я могу тебе поверить… Может, они и есть там, эти пятна.
Ю н о ш а. Да зачем верить-то? Может, их и нет вовсе. Может, я закоптил стекло больше, чем надо…
Д е в у ш к а. Нет, почему же… Я тебе верю.
Ю н о ш а. А ты особенно не верь тому, чего не видела собственными глазами.
Д е в у ш к а. Трусишь, да?
Ю н о ш а. Чего?
Д е в у ш к а. Того, что я тебе верю.
Ю н о ш а. Подозрениями хочешь помучить? Я сам замучаю тебя ими, когда мы поженимся.
Д е в у ш к а. Мать честна́я!.. А кстати, откуда взялось это выражение — «мать честна́я»?
Ю н о ш а. Откуда взялось?
Д е в у ш к а. Что-то ведь оно означает. Почему, например, именно мать, а не что-то другое?
Ю н о ш а. Вот именно, речь идет о другом. Здесь переносный смысл…
Д е в у ш к а. Какой же?
Ю н о ш а. В разных положениях разный…
Д е в у ш к а. Корчишь из себя философа, а объяснить не можешь.
Ю н о ш а. Я философ, когда остаюсь один. А в присутствии других людей я скептик.
Д е в у ш к а. Как по-твоему, обидные вещи ты говоришь?
Ю н о ш а. Для кого обидные — для меня, для тебя?
Д е в у ш к а. Для меня, конечно. Кто же станет обижать самого себя?
Ю н о ш а. Занимаются же люди самокритикой.
Д е в у ш к а. Заниматься самокритикой не обидно — это свидетельство силы.
Ю н о ш а. Кто сильный? Тот, кто занимается самокритикой, или тот, кто вынуждает к этому других?
Д е в у ш к а. Ну, меня на такой демагогии не проведешь.
Ю н о ш а. Ты вообще к кому-нибудь относишься с доверием?
Д е в у ш к а. Отношусь. К богу.
Ю н о ш а. Так ты верующая?
Д е в у ш к а. Я верю в своего бога.
Ю н о ш а. Кто же он, твой бог?
Д е в у ш к а. Я поклялась никому этого не говорить. Но раз не могу удержаться — что же делать…
Ю н о ш а. Ну, говори, говори.
Д е в у ш к а. Клянись, что никому не скажешь.
Ю н о ш а. Клянусь.
Д е в у ш к а. Если проболтаешься, я расскажу, что ты мне говорил, что на солнце есть пятна.
Ю н о ш а. Не валяй дурака.
Д е в у ш к а. Мой бог! Он самый совершенный, самый умный, самый красивый, самый честный.
Ю н о ш а. Я сейчас обижусь.
Д е в у ш к а. Когда он говорит, его слова льются, льются, льются…
Ю н о ш а. Как что?
Д е в у ш к а. Когда он смотрит на меня своими черными очами-маслинами, они блестят, блестят, блестят…
Ю н о ш а. Как что?
Д е в у ш к а. Пальцы у него тонкие и длинные, длинные, длинные…
Ю н о ш а. Ты с чем-нибудь сравнивай, не могу же я все время придумывать сравнения! Нервных клеток на сравнения не хватает…
Д е в у ш к а. Ни у кого я не видела таких длинных пальцев.
Ю н о ш а. Хорошо еще, если этот, с длинными пальцами, не окажется карманником.
Д е в у ш к а. Он всегда в моем сердце! И людская злоба бессильна изгнать его оттуда до конца моих дней, до могилы.
Ю н о ш а. Изгонит, изгонит. Человеческая злоба все может изгнать. Зовут его как?
Д е в у ш к а. Его зовут… его зовут…
Ю н о ш а. Ну, скорее! Не тяни за душу!
Д е в у ш к а. Первая буква «С», как сокол. Вторая — «И», как истина. Третья — «М», как море. Четвертая — «О», как огонь.
Ю н о ш а. Сокол… Море… Симо! Это так зовется твой сокол — Симо? Симо! Мать честная! Никогда бы не подумал, что можно полюбить человека с таким именем!
Д е в у ш к а. Не получается у тебя сатанинский смех.
Ю н о ш а. Да я от горя смеюсь, радость ты моя… Пойми, когда выдумаешь себе такого вот героя, он в конце концов не может не оказаться мошенником. Потому я и предлагаю тебе себя.
Д е в у ш к а. Любовь — это судьба. Я предназначена кому-то… И у меня плохое предчувствие, что этот кто-то — не ты. Когда я говорю «плохое» предчувствие, я имею в виду — плохое для тебя.
Ю н о ш а. Ох уж эта мне интеллектуальная софистика, ненавижу ее!
Д е в у ш к а. Интеллектуальная софистика? Что-то есть магическое в этих словах — разумеется, если они не оскорбительны для меня.
Ю н о ш а. Как можно допускать подобные мысли, очарование мое, солнце мое, барабан мой!..
Открывается люк, появляются а р х и т е к т о р С т а м е н о в и еще какой-то м у ж ч и н а. С их появлением молодые люди замолкают. Пауза. Стаменов ходит вокруг дымоходов и антенн и что-то ищет. Вынюхивает, как ищейка. Все за ним наблюдают.
