Я н а (берет его за руку). Рука все может сказать. Только не каждый понимает. Эта рука немало потрудилась, но радости она почти не знала. Дороги, дороги, и все отрезанные… Когда-то давно вы пережили горе, потом еще одно. Но все это в прошлом. Вы сильный. Держитесь спокойно, улыбаетесь, но веселья в вас нет. Это чтоб не поддаваться другим… И любви нет…
И в а н. Я ее найду?
Я н а. Молчите… Любовь бежит от вас. Бежит, потому что вы сильный. Думаете, любовь ничего не боится? Вы ни во что не верите. И это плохо. Любовь нужно искать. И очень внимательно. Потому что где-то непременно есть душа, в которой таится любовь именно к вам… Но нужно быть внимательным… внимательно смотреть, слушать, думать, понимать. Любовь — это все. Мир так велик, что без любви одинокий человек может в нем затеряться. Почему вы улыбаетесь? Потому что я сказала, что вы мне нравитесь? По мне, гораздо красивее и честнее заявить прямо: скажете «да», незнакомец, буду с вами; скажете «нет» — повернусь и уйду.
И в а н. Но сначала я должен сказать…
Я н а. Нет. Как в кино, не надо. Ни к чему попусту объясняться. Слишком долго.
И в а н. Я вовсе не собираюсь объясняться.
Я н а. Эх вы! Не бойтесь, меня выдадут за доктора. Будем вместо покупать лотерейные билеты. Кому повезло в последнем тираже? Доктору Томову с супругой!
И в а н. Яна! Ты не кончила гаданья! (Протягивает ей руку.)
Я н а. Я вообще в первый раз в жизни взялась гадать и ничего в этом не понимаю. Все это глупости.
Пауза.
Иван берет Яну за руку, выводит вперед.
И в а н. Мне двадцать восемь лет, Яна, но пережил я столько, что чувствую себя на все пятьдесят. И не думай, что я кокетничаю, стараюсь выставить себя перед тобой этаким интересным страдальцем. Все это правда. Жестокая эмигрантская жизнь давила на меня, стремилась лишить всего. Но удалось ей — и то не сразу — отнять у меня только веселость. Я еще молод, Яна. И могу еще десять, двадцать, тридцать лет работать на пристанях Мадрина и Санта-Фе или в пустынях Патагонии. Но отец у меня стар и болен. Вот уже пять лет, как он каждый вечер твердит одно и то же: «Вернемся в Болгарию. Соберем деньжат и вернемся». Каждый вечер, понимаешь? Ничего ему не надо, кроме одного — вернуться в Болгарию и там умереть. Мы скопили восемь тысяч песо — как раз на билеты — и отправились. А ты знаешь, что значит скопить восемь тысяч? Вам все-таки легче… Живете на одном месте, и доход верный…
Тревожный вой сирены прерывает разговор молодых людей. Оба прислушиваются. В комнату вбегает дон С и л ь в е с т р, распахивает входную дверь. Иван и Яна подходят к нему. Через некоторое время Сильвестр, махнув рукой и покачивая головой, возвращается в комнату.
С и л ь в е с т р. Не поймешь, чего им надо. Почитай, каждое воскресенье гудят. Когда-нибудь загудят вот так, а мы и не поймем, то ли снова стачка, то ли конец света пришел. (Ивану.) Можете посмотреть комнату. Отца вашего я уложил.
Иван благодарит его кивком. Сильвестр уходит.
Я н а. Что только заставило наших отцов сюда приехать? Чужаками мы здесь родились, чужаками и умрем.
И в а н. От таких мыслей приходит отчаянье, Яна. А мы с тобой еще молоды.
Я н а. Мы с тобой?
С улицы входит А н т о н и о.
А н т о н и о. Добрый вечер, Ян.
Я н а. Добрый вечер.
А н т о н и о. Добрый вечер.
И в а н (догадавшись, что Антонио интересует его имя). Иван.
А н т о н и о. Добрый вечер, Иван.
И в а н. Добрый вечер…
А н т о н и о. Антонио.
И в а н. Добрый вечер, Антонио.
Я н а. Что-то ты сегодня рано пришел, Антонио.
А н т о н и о. Стачка. Антонио стачка. Много стачка… Все стачка… Плохо… Жизнь плохо, потому стачка. Границы, границы. Много границы…
Не понимая, все вопросительно смотрят на него. Антонио, размахивая руками, пытается объяснить.
Много границы, понимаешь, Ян?
Я н а. Скажи по-испански.
А н т о н и о. Подожди… Антонио знает болгарский. (Объясняет.) Болгария — граница. Италия — граница. Аргентина — граница. Много границы, плохо. Не нужно границы, тогда хорошо.
И в а н. В Болгарии нет границ.
А н т о н и о. Есть, есть.
И в а н (тоже пытается объяснить ему с помощью жестов). Антонио — Аргентина, Иван — Болгария. Есть граница? Нет. А там на углу — «Манцетти и сын» — Аргентина. Антонио тоже Аргентина. Есть граница?
А н т о н и о (наконец-то он понял). Иван хитрый, хитрый.
Яна счастливо улыбается. Иван берет свои вещи и уходит в боковую дверь. Антонио провожает его лукавым взглядом.
А н т о н и о. Ян любит Ивана?
Я н а (вздрагивает). Что ты сказал?
А н т о н и о. Антонио все видит.
Пауза.
Я н а. Антонио, если я тебя о чем-то попрошу, сделаешь?
А н т о н и о. Да, Ян.
Я н а. Устрой мне сегодня серенаду, Антонио.
А н т о н и о. Серенаду?
Я н а. Спой мне ту песню, помнишь, о ветре с Анд и грустном гаучо, потерявшем свою любовь.
А н т о н и о (поет).
Ветер, амиго!
Ты прилетаешь с белых андских вершин,
скажи мне,
скажи,
стоит ли еще в долине
матери моей убогая хижина?
Ветер, амиго!
Ты спускаешься к нам вместе с Параной,
скажи мне,
скажи,
стоит ли еще в долине
маленький домик моей любимой?
Ветер, амиго!
Ты ложишься спать в океан,
скажи мне,
скажи,
где теперь моя бедная мать
и кого вечерами ждет
моя любимая?
Ветер, амиго!
Скажи мне,
скажи,
почему таким горьким
стало мое вино?
Антонио еще не кончил песню, когда в комнату с кувшином для воды вошел И в а н. Антонио замечает Ивана.
И в а н. Почему ты замолчал, Антонио? Продолжай.
А н т о н и о. Антонио поет, когда хочет.
Неловкая пауза.
Я н а (ей тоже неловко). Антонио так хорошо поет… Он был гаучо. А теперь живет у нас и работает на складе.
И в а н. Да…
С улицы торопливо входит А н г е л.
А н г е л. Добрый вечер, Ян. (Замечает остальных.) Добрый вечер. А, и ты здесь, Антонио? Видел я тебя, видел. Тоже с ними? Ничего, проголодаешься, поумнеешь.
А н т о н и о. Антонио голодал, голодал… Страх нет.
Я н а (Ивану). Это мой дядя. Познакомьтесь.
Иван и Ангел пожимают друг другу руки. Ангел окидывает гостя рассеянным взглядом.
А н г е л. Рад видеть земляка. Вы не здешний?
И в а н. С юга.
А н г е л. Здешние рабочие объявили забастовку. Есть среди них и болгары. Нам нужны рабочие на хлопковый склад.