Бежать сломя голову к Бодрикову и рассказывать ему об открытии не было совершенно никакого желания. Хотелось всё распутать самому. По обыкновению, две половинки души, сшитые безымянным артефактом воедино, как незримый монстр доктора Франкенштейна, имели свои собственные бессловесные мнения. Евгений разворошил память о прочитанных в детстве книгах. И теперь внутри роились фрагменты произведений Жуля Верна. Роились подобно поднятым порывом ветра осенним листьям. Марк же видел перед собой добычу. Настоящую, достойную патриция Нового Рима. И он ни за что не желал терять след, хотел догнать и взять, вырвав у врага вместе с кадыком.

Ольга меня отпустила. Она хоть и ослабла, но при этом прекрасно понимала, что сея́ загадка должна быть разгадана. А после пробуждения она тоже чувствовала приступ, словно неведомый кукловод оставил разрыв на душе, как на бумажном листе. Разрыв не столь сильный, как у меня, но тоже существенный. Её приступ проявился в виде дикого свиста, стоящего в ушах и терзающего слух до боли.

Перед убытием я оставил с ней горничную Дашу, которой приказал отчитываться перед Сашкой каждые полчаса. Не хватало ещё возвращения недавнего умалишённого состояния. Кстати, тот студент, коего связал и притащил в особняк Никитин, тоже очнулся, но всё бормотал со слезами на глазах о голосе, который кричит у него в голове: «Убей! Убей! Убей!». Парня покормили, но при этом оставили связанным. Как говорится, во избежание. Всё же свидетель. Причём важный.

Вот только выскочив из особняка, я поехал не на завод, а в полицейское управление. Чтоб учинить обыск на заводе, нужен был как минимум городовой в сопровождении, а желательно кто-то постарше чином. Наша контора хоть и относилась к тайной канцелярии, но не имела права вламываться в частные владения.

Ехать к зданию полиции было недалёко, поэтому уже через пять минут я был на месте. Полицейское управление встретило меня серой дверью и табличкой, украшенной государственным гербом. Казённые учреждения всегда похожи, что в этом мире, что в Новом Риме.

В памяти всплыл Первый Преторианский легион, стоящий в предместье Вечного города. Железная дисциплина, единообразные казармы, шаблонные вал и ров. Всё строго по уставу. Конечно, скептики назвали бы этот легион придворным усмирительным, а обитатели Петроградской империи, как я сам для себя называл мир, где нахожусь сейчас, обозвали его жандармским, но суть это не меняет.

Оставив авто у самого порога, я постучал в дверь. Сразу открылось небольшое окошко. Совсем ещё молодой городовой, быстро глянул на меня, пробежался взглядом по лицу, а потом лязгнул засовами.

— Кто там? — раздалось из глубины помещения.

— Господин Тернский, — ответил городовой.

— Да твою мать, Гриша, я сколько раз тебе говорил, чтоб ты докладывал обо всех прибывших, а не мчался открывать дверь сломя голову без разрешения! — раздался изнутри грозный крик, а потом я увидел седого поручика, стоящего посередине небольшого коридора с кипой бумаг под мышкой. А ещё я увидел нескольких разнорабочих в испачканных кафтанах. Все с засученными рукавами. На полу стояли многочисленные ведра, несколько банок с краской, мешок извести и малярные кисти. Работники сдвинули в сторону всю мебель, накрыв при этом газетами, и белили потолок. Не иначе новый исправник решил навести здесь порядки. Это хорошо. Сам любил, когда всё вычищено и побелено.

— Ну, я же знаю господина Тернского, — ответил Григорий, невинно похлопав ресницами, аки красна девица.

— Гриша, — протянул поручик, — ты неисправимый тупица.

Он перехватил пачку бумаг, ожидая ответа на невысказанный вопрос. А вопрос был таков: «Какого чёрта Тернский сюда припёрся?»

— Могу ли видеть штабс-капитана Баранова? — осведомился я, решив не затягивать драматическую паузу, не в театре.

— Кого? — переспросил молодой городовой, серьёзно нахмурившись.

— Бегает где-то, — вмешался поручик, скривившись, как от зубной боли. — Исправник, вообще, его хочет отослать обратно в столицу. Всё равно толку от него нет.

— Это почему? — удивлённо вскинул я брови. Тот факт, что мою персону дежурный знал, а Баранова нет, весьма озадачил.

— Он же прикомандированный. Прислали невесть зачем, выслать некому, — отозвался офицер и тут же, буркнул, понизив голос, когда в дверь постучали, а дежурный открыл окошко, в котором показалось усатое лицо: — Лёгок на помине.

Поручик хоть и был ниже по чину, но не стеснялся показывать недовольство. Впрочем, ему простительно, поручик работал в этом городке уже лет двадцать, считая себя старослужащим.

— Открой, — выдавил он, наконец, кивнув на дверь. Дежурный тут же щёлкнул массивной задвижкой, впуская невысокого штабс-капитана.

— А-а-а, господин коллежский асессор! — воскликнул прибывший полицейский. — А я иду и вижу, стоит ваша приметная машинка прямо у порога. Думаю, не иначе помощь понадобилась.

Он оглядел помещение и сарказмом добавил:

— У нас тут конец света, а они ремонт затеяли.

— Это исправник приказал. Мол, всё по распорядку, — тут же отозвался дежурный.

Я обернулся, скользнув по нему взглядом, а потом снова обратился к Баранову.

— Был у кромки чужих земель. А вы где?

— Разлом пытался обогнуть. Он длинный. Весьма длинный. Железная дорога разорвана. На восстановление уйдут месяцы, а может быть, и годы, так как ставить мост через такой пролом весьма затруднительно, я бы даже сказал нереально. Придётся в обход тянуть и делать новый мост через Обь.

— Да, нехорошая перспектива, — произнёс я, когда штабс-капитан договорил.

— Могло быть и хуже. Но проложить окружную просеку и навести паромную переправу недолго. Так что, на той стороне смастерят полустанок, где всю почту, все товары и всех пассажиров переместят на машины.

Я кивнул, а потом сделал несколько шагов и крепко пожал протянутую Барановым руку.

— Семён Петрович, не окажете ли одну услугу? — произнёс я, пристально всматриваясь ему в лицо.

— Какую? — тут же осведомился штабс-капитан, бросив косой взгляд на хмурого поручика с кипой бумаг и дежурного.

— Вам понравится, — уклончиво ответил я, подхватив полицейского под локоть, и потянув на улицу.

Тот не сопротивлялся, а позволил себя вывести, прищурившись от любопытства,.

— Ну-с, — протянул штабс-капитан, когда мы вышли и приблизились к машине. Казалось, у него есть другие дела, которые он считает не менее важными, чем моя просьба, но при этом обязательно анализирует и значимость сказанного.

— Хочу посетить завод господина Бодрикова. Есть пара вопросов, — ответил я, машинально прикоснувшись к слегка оттопыренному карману брюк, где лежала лампа с пленённым духом воздуха. Это не укрылось от цепкого взгляда штабс-капитана. Сперва он пригладил неспешным движением пальцев свои усы, а потом посмотрел куда-то вдаль, и в итоге кивнул.

— Зачем?

— Интуиция, — пожал я плечами. Не говорить же ему, в самом деле, об эфирных созданиях.

— Может, вы и правы, — пробормотал Баранов, — может, стоит взглянуть.

Он сделал быстрый, но глубокий вздох, а затем посмотрел мне прямо в глаза.

— А сам господин барон осведомлён о вашем визите?

— Его превосходительство пока лучше не беспокоить, — уклончиво ответил я, — болен, знаете ли.

Баранов кивнул, бравым шагом обошёл машину, и не спрашивая разрешения, сел на пассажирское сидение. Глаза его при этом смотрели в пустоту, как у манекена, а губы сжались Штабс-капитан словно на секунду забылся, и из-под маски показалось истинное лицо, хищное и опасное.

Впрочем, мне ли говорить о сокрытом.

Я вздохнул и занял своё место. Пальцы привычно погладили лакированное дерево рулевого колеса, а нога надавила на педаль контроллера электромотора, и машина тронулась.

Всю недолгую дорогу мы молчали, и было даже немного обидно, ведь Баранов не стал спрашивать о том, что я видел в чужих землях. Он словно уже знал, но забыл состроить невинную мордаху неосведомлённого поручика Ржевского.