Среди раздумий я не сразу слышал писк радиостанции. Максимилиан схватил трубку, бурча короткие «да» и «нет».

— Из полиции, ваше превосходительство. Говорят, в центральном парке опять какая-то бойня была. Шестеро погибших. Почерк похож на того психа на кладбище, только ещё жёстче.

Мы переглянулись, а барон протяжно вздохнул.

— Мда-а-а, нужно думать. Просто так это гнездо не переворошить.

Снова запищала радиостанция, но этот раз не его превосходительства, а наша, заставив меня наклониться и поднять трубку, которую я приложил к уху.

— Тернский у аппарата.

— Алё, Евгений Тимофеевич, — быстро затараторил оператор Дмитрий. — Аннушка пропала. Три часа уже нет. Она к своей подруге на именины ходила. Но мы туда звонили, говорят, давно ушла.

Я замер. В голове вертелась нехорошая картина. Представлялась Анна с отрубленной головой, и пустыми глазницами. Представлялись духи-падальщики, кружащиеся над остывшим телом.

— Неужели они начали охоту на нас? — на выдохе озвучила мои мысли Ольга.

Я поглядел на неё.

— Едем.

Через пять минут мы втроём уже сидели в авто. Я до упора выжал педаль контроллера электродвигателя, заставив вылететь из-под колёс мелкие камушки и подняться туче пыли. Авто рвануло с места. Фары выхватывали из ночной тьмы случайных прохожих, лошадиные упряжки и стены домов. Ночной город освещался тусклыми фонарями у подъездов и ещё более тусклым светом из окон. Исключение составляли лишь здание консерватории и сам парк со спрятанным в его глубине маленьким театром. Они горели новыми газоразрядными лампами, перемешанными с чередой тусклых электрических колб накаливания, бросая многочисленные тени.

Центральный парк был не очень большим. Пересечь его можно было буквально за десяток минут неспешным шагом, а добраться до середины и того меньше. Я выскочил из авто, а потом помог выйти Ольге, и мы поспешили, держась за руки. Сзади топал солдатскими сапогами Александр.

Пройти мимо места происшествия было сложно. Там уже суетились городовые, держа на расстоянии группу поздних зевак, и описывая место происшествия.

— Тайная канцелярия! — выкрикнул я, проскочив мимо одетого в серую шинель городового, который хотел преградить нам путь.

— Ужас, — выдохнула Ольга, когда мы подошли ближе.

— А вот и хоррор начался, — буркнул за спиной Никитин, шмыгнув носом.

Я кивнул, переводя дыхание и начиная рассматривать то, что случилось. Анны видно не было, и от этого на душе стало легче. Да у меня душа сшита колдовскими нитками из черно-белых кусков, но она болела и переживала за члена команды.

К нам подошёл поручик, и вспомнилось, что раньше его видел. Кажется, он из уголовного сыска.

— Здравствуйте. Полное дерьмо, — с порога начал он. — Тут какой-то потрошитель поработал. Вон тому оторвали руку. А тому вывернули голову как у совы. На горле есть отпечатки пальцев. У убийцы силище такая, что кадык сломан.

— А девушки никакой не было? — осторожно спросил я, разглядывая размазанный по мостовой тортик. На него кто-то наступил, оставив отпечаток сапога. А ещё к нему тянулась тонкая струйка крови, нашедшая свой путь к сладкому между втоптанными в землю камнями.

— Нет, — неуверенно пожал плечами сыщик. — Вечером много кого ходит, но не видели. Тут на шум почти сразу сбежались. Но может, боятся. Расспросы вести надо.

Мы ещё немного постояли, разглядывая мертвецов. Было в произошедшем что-то жуткое, нечеловеческое, особенно странно и неуместно выглядел тортик, залитый кровью. Ольга постоянно прижимала ко рту платок, и старалась держаться так, чтоб между трупами и ней был я. Да и вообще, обилие попаданцев в последнее время, особенно ненормальных, превосходило все мыслимые пределы. Даже в столице пробои случались раз в две недели, а тут вал какой-то.

— Евгений Тимофеевич⁈ — раздался сзади знакомый голос, и мы с Ольгой разом обернулись. На дорожке парка стояла целая и невредимая Аннушка. Она прижимала руки к груди, а городовой из оцепления придерживал ее ладонью, чтоб не пустить к месту происшествия.

— Анна! — воскликнула Оля, помахав рукой, — Ну, слава богу! Мы уже обыскались.

Городовой, видя, что мы знакомы, пропустил девушку, и та мелким шажками побежала к нам.

Я расслабленно выдохнул, и закрыл глаза. Так уж устроен человек, что на одну и ту же ситуацию он может глядеть с разных сторон. Трупы — плохо. Это горе и беда. Но если среди них не нашёл тело близкого человека, то это становится счастьем. Я глубоко вдохнул, а потом услышал возглас «Ой», шум падения тела, смешанное с влажным шлепком и голос Ольги.

— Аннушка, осторожнее!

Девушка упала на четвереньки. Поскользнувшись на этом проклятом тортике.

— Простите, пожалуйста, — пробормотала она, когда я помог ей встать, придерживая за локоть. — Я всего три фужера, а оно опьянило. Простите.

Анна выпрямилась и вытянула перед собой руки. По тонким пальцам бежала кровь, в которую упала ладонями девушка. Я ожидал от провидицы, как от обыкновенной институтки обморока или истеричного визга, но она тихо рассмеялась, заставив меня опешить.

— Я не сумасшедшая, — забормотала она, — Я не сошла с ума. Я это уже видела. Мне было видение. Я на самом деле провидица. Значит, и другие видения тоже могут быть правдой!

Она подошла ко мне, и взяла окровавленными пальцами мою руку, сжав изо всех девичьих сил.

— Я думала, что там, на кладбище, у меня просто галлюцинации, а это все может быть на самом деле.

— Какое видение? — осторожно спросил я.

— Как из сторожа сделали демона, и он убил полицейских. Там ещё убийца был с пистолетом. Он такой с длинным стволом. И он, когда вёл сторожа, то раз выстрелил в воздух. И выстрел тихий такой. И ворона большая.

— Какая ворона?

— Большая такая. Вы мне верите?

Я посмотрел в глаза Аннушки, которые просто молили, чтоб ей поверили. Такие же глаза были у пьяного провидца из моей предыдущей группы в столице. Хорошего провидца, он тоже всё твердил, что не сумасшедший.

— Значит, сторож. Пожалуй, с него мы и начнём. Сами. Ведь вторжение из другого мира — наша юрисдикция.

Так произнёс я, сунув руку в карман и нащупав там треугольный значок, о котором не стал рассказывать барону.

Утро было для меня нехорошим. Утро разбудило меня тупой болью приступа, тьмой в глазах и падением в никуда. Я сжал ладонями виски, и кажется, даже заорал. Вместо потолка и стен вокруг меня были лишь смутные, невероятно сочные по цвету пятна.

Вон тот уходящий в бесконечную высоту столб бирюзового света — наверное, окно, а чёрная клякса в противоположной стороне — дверь. Что-то вцепилось в меня острыми когтями и начало трясти так, что казалось, голова оторвётся. Воздух наполнился протяжным нечеловеческим стоном, а потом я нырнул с головой в багровую полутьму. Сквозь алую пелену возникали и исчезали черные силуэты.

Я отпустил голову и вытянул руки перед собой. Пальцы обожглись обо что-то мягкое, податливое, но отдёрнуть их не хватало сил. Что-то схватило меня за запястья и едва не выдернуло кости из суставов. Я не был уверен, так как во время приступа все ощущения неверные. И возможно, я ощущал руками запахи, а слышал прикосновения.

Багровая тьма, наконец, дёрнулась и стала отступать. Сквозь туманную пелену проступили контуры человеческого лица и глухой, как из колодца, голос.

— Женя, Женечка, что с тобой?

Я с силой зажмурился, а потом открыл глаза.

— Я сейчас, — сорвался слабый голос с моих губ. Даже сам едва узнал его, настолько он был в этот миг чужд и далёк от меня.

— Я сейчас за лекарем отправлю, — снова прозвучал голос, и лишь через несколько секунд пришло понимание, что это Ольга. Зрение окончательно вернулось, и прищурившись я увидел жену, сидящую на краю кровати. Она придерживала рукой отворот наброшенного на голое тело махрового халата, чтоб тот не раскрылся, а в дверях стоял оператор Дима. Сухой, высокий и всегда молчаливый. Он, почти не моргая, смотрел на меня, будто змея на смотрителя, сидящего за стеклянной стенкой ее террариума. Вроде бы и не укусит, а все равно неприятно.