— Он терпит! — пропел Кен, которому уже стукнуло одиннадцать. — Терпит! Терпит!

— Заткнись, — отреагировал Пол, долговязый подросток, стремившийся, как и подобает молодому человеку его возраста, брать на себя ответственность, но Винки уже слышал, как у Клиффа громко урчит в животе, к которому он прижимал медвежонка все крепче.

— Не терплю! — закричал мальчик и выбежал из гостиной.

— А теперь посмотри, что ты наделал, — сказал Пол Кену.

— И что с того?

Когда Клифф приблизился к лестнице, он почти совсем остановился. Здесь гаммы Рут звучали еще громче, но все же были приглушены закрытой дверью в спальню. Хотя никто не смел ее беспокоить, жалобные ноты были знакомыми и поэтому успокаивающими звуками. Все эти годы, где бы семья ни жила, Рут играла в местных оркестрах. Теперь она сфальшивила, проворчала «черт» и начала заново, так же как она и раньше начинала тысячу раз. И от этого Винки и мальчишка, казалось, плыли вне времени по бесконечному океану, имя которому было Рут.

Клифф взглянул через перила убедиться, что за ним никто не пришел. Конечно же, никого не было, но Винки знал, что мальчику нужно было спасти репутацию, подождав немного перед тем, как пойти и сделать то, что ему нужно.

Зайдя в туалет, Клифф снял испачканные трусы, положил их в желтую плетеную корзину и надел чистые. Вот и все дела. Затем он снова спустился вниз.

— Зачем ты таскаешь с собой повсюду этого глупого медведя? — спросил Пол. — Не будь таким младенцем. Ты уже слишком большой для этого.

Клифф держал Винки под мышкой.

— Я не младенец.

— Ты ведешь себя как маленький, — сказал Кен. — Посмотрите на этого малыша с медведем.

Винки был почти в ярости, но почувствовал, как Клифф сменил позицию и стал держать его уже не так крепко. В то мгновение старенький медведь понял, что, как бы грустно ни было осознавать, все эти годы он был лишь игрушкой. Теперь же он стал совершенно никудышной игрушкой. Тут он ощутил, что летит по комнате. Винки приглушенно плюхнулся на потрепанный коричневый диван.

— На-на-на, на-на, на-на-на, — пропел Клифф, подражая тому, как дразнил его Кен. Он вышел из комнаты, топая ногами, и захлопнул за собой стеклянную раздвижную дверь.

— Я позову маму, — лениво заметил Пол.

Винки разглядывал обивку дивана, на которой виднелось множество шишек. Он все еще пытался сфокусировать взгляд, когда Кен поднял его и посмотрел ему прямо в морду. Медведь даже не успел уклониться.

— Идиот, — сказал одиннадцатилетний мальчик. Затем он ударил медведя по носу и тут же выпустил из рук. От удара Винки отлетел назад. Он снова плюхнулся на диван. Пол захихикал.

Винки знал, что трудно было заставить старшего рассмеяться, поэтому, после того как у него все-таки получилось, можно было не сомневаться, что он проделает это еще раз.

— Идиот! — Бух. Плюх — Идиот! — Бух. Плюх.

После того как Кен повторил это пять или шесть раз, хихиканье Пола становилось все тише, и Винки стал надеяться, что все закончилось. Он неподвижно лежал, испытывая ярость. Рут играла наверху, но куда же подевался Клифф? Краешком глаза он увидел, как мальчишка заходит в дом с заднего двора, на этот раз закрывая раздвижную дверь более аккуратно. Он молча остановился у телевизора. Затем, не глядя на медведя, Клифф начал играть в какую-то свою игру с занавесками, поднимая и отпуская их отчего они волной падали на линолеум.

— Взгляни-ка, что я с ним делаю, — пропел Кен, ухмыляясь, держа высоко медведя и целясь в него кулаком. — Смотри-и. Смотри-и. — Он снова ударил Винки, и оглушенный медведь опять полетел на диван.

Еще вчера Клифф закричал бы от такой несправедливости, но сегодня он лишь сказал: «И что с того?» — и направился в столовую. Винки слышал, как мальчик открыл ящик, где лежали его принадлежности для рисования.

Теперь Пол вздохнул от скуки и тоже вышел из комнаты.

— Хочу кока-колы, — пробормотал он.

Через секунду Кен выключил телевизор и пошел за ним, а Винки остался лежать на коричневой подушке, забытый всеми. Один глаз его закрылся, а второй был открыт, отчего он видел половину ровного белого потолка. Наверху Рут сфальшивила, играя быструю мелодию первый, второй, третий раз. «Черт!» Внутри медведя росло и увеличивалось неприятное чувство, и казалось, он не сможет пролежать так больше ни минуты, а Клифф все не приходил. Из столовой можно было лишь едва услышать, как по плотной бумаге царапают карандаши.

Однажды во время долгой поездки на машине из Нового Орлеана, наблюдая за тем, как телефонные провода поднимаются и опускаются, в то время как Клифф дремал, а Кен и Пол лениво пытались побороть друг друга на заднем сиденье, Винки размышлял о том, не был ли он ангелом-хранителем этой семьи. Вряд ли. Но затем снова подумал, что, наверное, поэтому на Земле и происходит столько неприятностей: все ангелы были такими же, как и он, — никчемными.

В Иллинойсе Винки был свидетелем того, как семье не везло целых два года. Он накапливал у себя в голове все, что происходило, подслушивая через стены. Только они переехали в Чикаго, как отец Клиффа потерял новую работу. В течение нескольких лет он был безработным, и потом единственной работой, которую ему удалось найти, оказалась низкооплачиваемая должность на фабрике по производству лаков для волос, которая находилась в трех часах езды от дома. Семья не могла позволить себе снова переехать, так что они виделись с Дейвом лишь по выходным. Рут много жаловалась — Дейву, старшим детям — на счета, которые необходимо оплачивать, на сбережения, что заканчивались, на то, что у Дейва нет выбора работы и его вечно не было дома. Еще с тех пор, как Рут была маленькой, ей нравилось, чтобы все происходило так, как она того хотела; сейчас же казалось, что ничего и никогда больше не будет так, как этого хочется. Находясь днями в кухне, Винки наблюдал за тем, как Рут жалуется, и смотрел на Клиффа, который глядел на маму.

— Папа только пожимает плечами, — говорила она Кэрол, старшей дочери, — а я связана по рукам и ногам. — Девочкам пришлось оставить частные колледжи и перевестись в государственный университет, что был неподалеку, — это обходилось дешевле. Рут устроилась секретаршей, и Клифф начал ходить в сад. В выходные, когда Дейв находился дома, поздними ночами, когда Клифф спал, Винки вслушивался, как супруги спорили шепотом:

— Ну, я не понимаю, почему ты… А как же?.. И мне что теперь, только?..

— Дорогая, я понимаю, но… Я знаю, но не могу… Мне сорок восемь лет… А мне приходится…

Облако беспорядка проникало повсюду, и от этого даже дом начинал разваливаться, постоянно требуя ремонта, который, говорила Рут, семья не в состоянии была себе позволить. Однажды Дейв даже чуть не погиб автокатастрофе; он вернулся домой с перевязанными ребрами. Через несколько дней он упал с дамбы и чуть не утонул. Возможно, думал Винки, эти события были причудливой разновидностью удачи, ведь Дейв все-таки остался жив, и казалось, что-то в Рут изменилось к лучшему, как когда-то и было или почти как было. Она уже не так много жаловалась. По крайней мере, однажды в пятницу, вечером, Дейв объявил, что нашел хорошую работу и что семья переезжает в Новый Орлеан. После этого Рут говорила детям снова и снова, что теперь все будет по-другому.

Вскоре Рут закончила играть, спустилась вниз и приказала Клиффу отложить в сторону карандаши, потому что уже почти пришло время ужинать.

— И Винки тоже, — добавила она, что вызвало у брошенного медведя горький приступ самоуверенности. — Я же просила тебя не разбрасывать свои вещи по большой комнате.

— Кен брал его последним, — пожаловался мальчик, но немедля отправился за медведем. — Ну, пойдем, — вздохнул он так, будто Винки был его надоедливым младшим братом.

И все же, когда его несли по лестнице, медвежонку казалось, что, возможно, все встало на свои места, и он тяжело про себя вздохнул, подумав, что снова находится во власти Клиффа. Он еще не успел заметить, что один глаз у него открывался, как и прежде, а второй, правый, был намертво закрыт.