— Бизнесмен высшей категории, молоко за трактор, — пробормотал я и продолжил уже громче: — Я приехал, чтобы купить вам трактор и комбайн.

— О-о-о-о-о, да что ж вы сразу-то не сказали⁈ Так вы друг доброго духа⁈ Если бы мы знали, то хлебом-солью встретили бы! — улыбнулся старик и представился: — Я — староста Северных Гребешков, Василь Дмитриевич. А вы надолго к нам?

— Наездами буду бывать. Хотел бы купить здесь землю, чтобы построить особнячок. Ну, понимаете, приятно выехать на природу, шашлычки пожарить, свежим воздухом подышать.

— О, это мы вам быстренько оформим! Забесплатно! Наша деревня новым жителям всегда рада! — староста крепко меня обнял. — Всё делаем, чтобы деревня-то окончательно не загнулась. Молодёжь вся свалила в большие города, а мы сами крутимся, как можем. Только вот хозяйство всё равно захирело, от государства никакой поддержки, плевать им на деревни… Эх! Ну, хоть урожай в этом году будет хорошим! — он наклонился и заговорщицки прошептал: — Хотя я-то думал, у добрых духов методы свои, магические, а не с комбайнами и тракторами…

— Идёт в ногу со временем, — я с намёком ему подмигнул. — Я с добрым духом давно знаком. И поверьте мне, он очень изобретателен. С его смекалкой он вашу деревню поднимет с колен за пару лет.

Мы попрощались, и деревенские жители постепенно разошлись. Насколько я понял, староста собирался ночью раскидать навоз по полям — так сказать, спрятать следы Крабогномьего преступления. Я же мысленно выстраивал план. Если деревня умирает, то значит, она не находится ни под чьим покровительством и её жители не откажутся от помощи аристократов — например, от Рода Ломоносовых. Московское родовое поместье — это хорошо, но мне ещё четыре года учиться в Краснодаре, поэтому здесь резиденция совсем не помешает.

Когда я вернулся в хатку, Крабогном услужливо подал мне чай с чабрецом и домашнее овсяное печенье.

— Баб Вера печь. Вкусно! — порекомендовал он.

— Рассказывай, Крабогномище, — вздохнул я и взял чашку.

Он и рассказал, а под конец повествования подполз к Рите, обнял её за ногу и попросил:

— Можно оставить?

Девочка с надеждой заглянула мне в глаза и поддержала его:

— Можно остаться?

Я поперхнулся и закашлялся. Прочистив горло, я сказал, обращаясь к Крабогному:

— Во-первых, Рита — не домашнее животное и уж тем более не милый зубастый монстр, которых ты коллекционируешь, — Крабогном резко скуксился и угрюмо захрустел печенькой. Я повернулся к девочке: — А во-вторых, я надеюсь, ты понимаешь, что твои родители очень волнуются и, наверное, поставили на уши всю страну, — Рита надулась и начала с такой злостью макать печенье в чай, словно хотела его утопить. Воцарилась гнетущая тишина. Меня старательно игнорировали. Я закатил глаза и вздохнул: — Рита может приезжать сюда, если её отпустят родители. А ещё у вас есть один день, развлекайтесь как вам угодно, но послезавтра утром я отвезу Риту в Краснодар. Договорились?

Крабогном моментально оттаял и бросился обниматься, а Рита слабо улыбнулась и сказала:

— Лучше чем ничего.

Вечер того же дня, окрестности деревни Северные Гребешки, неподалёку от озера.

— Вот ты и попался, — пробормотал Палач, доставая меч из ножен. Это была его привычка: чтобы успокоиться, он обязательно проверял оружие, даже если знал, что оно в идеальном состоянии. Уже шесть дней Палач следил за Ломоносовым. Он сразу послал заказчика куда подальше, когда тот настаивал на проникновении в Академию Романовых, и тому пришлось согласиться. Пф, высокомерные родовитые мрази, он с такими сталкивался постоянно и знал — им нельзя позволить усесться тебе на шею.

Палач оглядел свою команду — четыре человека, все профессионалы своего дела. Когда-то они работали на итальянскую мафию, но потом уволились, предварительно убив собственного работодателя. Вообще-то они пытались жить обычной жизнью — кто-то из них даже устроился продавцом в супермаркет, кто-то — автомехаником, однако… Больших денег так не заработаешь. Так что через полгода они вновь собрались под предводительством Палача. У них было два варианта. Первый — стать охотниками на монстров. Второй — продолжить убивать людей. Они выбрали второе — так было привычнее и безопаснее.

— Граф сказал, что пацан прикончил того безумного ублюдка, — протянул Клещ. — А он даже царапины за последние три года не получил. Неприятно это признавать, но ублюдок был повыше нас рейтингом.

— Конкуренция будет меньше, — проворчал Волк. — А то в последнее время любой идиот, который не знает, чем заняться по жизни, идёт в наёмные убийцы. Превратили престижную профессию в чёрт-те что. Мне даже становится стыдно, что я людей убиваю.

Надо полянкой разнёсся негромкий смех. Палач засунул меч в ножны и поднялся.

— Крюк и Волк — первые, Клещ и Шнапс на подхвате. Если граф не обманул и вы его не сможете раскатать в лепёшку, то я присоединюсь. Пацан отдыхает на озере, девчонку забрал староста, так что сейчас он один. Главное, не дайте ему закричать, чтобы на его ор не прибежала вся деревня.

Крюк потянулся и достал из-за спины аккуратно сложенный кнут. Его коронная атака — подкрасться со спины, замахнуться и ударить так, чтобы тонкая, но крепкая полоска кожи обвилась вокруг шеи жертвы. После этого он обычно включал свою пятую ранговую способность — Клеймо, — и кнут прожигал кожу, мышцы и кости, буквально отрубая бедолаге голову. Кнут мягко упал в траву, и Клещ, хорошо замахнувшись, атаковал.

Точнее, попытался. У него ничего не получилось — кнут за что-то намертво зацепился. Клещ оглянулся и остолбенел — железная крыса размером с телёнка лениво жевала его оружие. Подняв лобастую башку, тварь уставилась на него глазами-бусинками и сделала шаг. Клещ попятился, споткнулся и повалился на спину. Крыса с любопытством подошла поближе, нависла над ним и обслюнявила его рубашку. Огромные острые зубы без труда срезали пуговицы. Клещ дёрнулся и попытался освободиться, но крыса была слишком тяжёлой, а ещё на неё не действовала магия.

— Отпусти! — прокричал совсем рядом Шнапс. Клещ повернул голову и увидел, как его товарища валяет в пыли здоровенная ящерица-многоножка. Волк и Крюк барахтались в озере, отчаянно пытаясь не захлебнуться, — огромные осьминожьи щупальца болтали их вверх ногами в воде, словно чайные пакетики. Палач же… Шнапс даже на секунду забыл, что на нём лежит металлическая крыса. Палач сражался с чем-то маленьким, быстрым и очень проворным. И проигрывал! Причём казалось, что противник Палача так и норовит зарядить ему по яйцам.

Ломоносов, который всё это время продолжал спокойно сидеть на берегу, встал, повернулся к ним и расплылся в улыбке:

— Знакомьтесь, ребята, это Ося, Вася, Кася и мой лучший друг, Крабогном. Не бойтесь, они не опасны, они просто так играются, — он размял плечи, и его глаза вдруг полностью почернели. — А вот я — это совсем другое дело.

Родовой особняк Чурпасовых, личный кабинет графа.

Палач не отвечал. Граф Чурпасов звонил ему не переставая — как только механический женский голос говорил ему: «Абонент временно находится вне зоны действия сети» — он тут же сбрасывал звонок и набирал снова. Невозможно! Невозможно! Палач написал вчера вечером и сказал, что Ломоносова убьют до рассвета и сразу же вышлют ему отчёт. Граф не спал всю ночь, бродил, как призрак, по особняку, старательно обходя кладовку, в которой спрятал труп своего бывшего помощника. Он понимал, что совершил роковую ошибку — возможно, раньше бы он смог откупиться и не сесть в тюрьму за убийство, но сейчас… Сейчас Чурпасов понимал, что очень скоро к нему заявятся побочные семьи Рода.

Однако он уже дошёл до той точки, что ему было плевать — и на Род, и на себя. Граф волновался только об одном: что мерзкий гадёныш Ломоносов продолжит жить как ни в чём не бывало! Чурпасов пожертвовал всем, чтобы его прикончить — деньгами, репутацией, властью, и что в итоге? Проклятый Палач до сих пор молчит! На улице уже начали появляться люди и машины, город постепенно просыпался, но в особняке Чурпасовых царили тишина и мертвенное уныние. Не сдержав эмоций, граф принялся громить всё, что попадалось ему под руку, и очнулся от безумной ярости лишь спустя пару часов. К этому моменту обстановка особняка была полностью разрушена, а Чурпасов был помят, взлохмачен, исцарапан, с разбитыми в кровь костяшками.