— Ну посмотри сама, Оль. Я теперь даже паршивых премий выбить не могу. Мое единственное достижение состояло в том, что в «Нативе» были человеческие условия работы, а что мы имеем в итоге?

— Ну это обстоятельства. Время тяжелое.

— Да когда оно было легким, это время? Я за «Натив» особо никогда не переживал, души не вкладывал и, видишь, оказался прав — здесь же нет моей власти ни над чем, на самом-то деле, ничего моего. Прошлый владелец был тот еще пофигист, вот мы и жили по-людски. А теперь за нас взялись всерьез, и стали мы классической человековыжималкой. Быть приличным управленцем — не бином Ньютона. Основы системного мышления нужны, вот и все.

— Это как?

— Да ничего особенного… Просто привычка анализировать информацию и потом синтезировать общую картину, понимая, каких кусочков в ней не хватает. Умение отличать важное от неважного. Навык базовый, но большинство людей склонны конструировать из обрывков сведений то, что им почему-то приятно, потому что это подпитывает их чувство собственной значимости. А нужно смотреть в лицо реальности, какой бы паскудной она ни была. Всего и делов.

— Потому-то у тебя такой мрачный взгляд на вещи?

— Да если бы только у меня… Почему, думаешь, все так называемые успешные люди плотно сидят на антидепрессантах и большой фарме? Кокаиновый угар остался в нулевых, теперь вместо дымных ночных клубов и дорожек на купюрах — кабинеты врачей и рецепты с печатями. А суть та же. Нет, есть, конечно, самородки вроде Дазурова, для них естественно, что жизнь — драка за нож в грязи. А наше поколение жиденькое, нам с этим тяжко.

— И что, именно пессимизм помог тебе сделать карьеру?

— Реализм, Оль. Знаешь, я думаю иногда, чем отличаюсь хотя бы вот от нашего бедолаги Смирнова. Он года на три всего старше меня, и у него тоже приличный технический ВУЗ за плечами. И Смирнов с красным дипломом выпустился, в отличие от меня — он как-то прислал нам свой диплом, хотя его об этом никто и не просил. А теперь киснет в разметке за гроши и не может найти ничего лучше. Даже зарабатывает меньше прочих разметчиков, хотя пашет больше, потому что слишком уж добросовестный, никогда не халтурит. И не потому ведь, что глупый. Академически он умнее меня, наверно. Но он… соблюдает правила. А для успеха в бизнесе надо понимать, что правила — чушь собачья по большей части, надо только уметь их правильно нарушать.

Оля потянулась к тумбочке, взяла сигареты и закурила. Я предложил ей курить в спальне, хотя потом и приходилось полдня проветривать. Табачный дым я не любил, но было в этом что-то стильное, нуарное. Да и грустно было смотреть, как Оля после секса выбирается из постели, накидывает мой халат и выходит на продуваемый всеми ветрами балкон. Перед ковидом как раз собирался его застеклить, а когда теперь снова заработают оффлайн-услуги — тайна, покрытая мраком.

— Я понимаю, — сказала Оля, затягиваясь. — Ты вот спрашиваешь, чего меня понесло в «Натив», к работягам. Да просто люди так называемого моего круга… Они постоянно пытаются доказать, не знаю уж кому, что деньги каким-то образом делают их лучше простых людей. Якобы они богаты потому, что достойны этого, а бедные сами виноваты в своих бедах. Но я-то знаю, что в основном они просто оказывались в нужное время в нужном месте. Например, захотел Дазуров обзавестись наследником от девушки из приличной семьи, и тут я ему подвернулась под руку. Вот и все мои заслуги.

— По крайней мере тебе не пришлось делать ничего особо подлого…

Оля молча докурила и аккуратно притушила окурок. Мне нравилось, как естественно она держалась без одежды. Не пыталась как-то там соблазнительно потянуться, не изображала эротичную кошечку. И это было по-настоящему эротично.

— Иди ко мне, — сказал я.

Так прошла наша затворническая ковидная весна. Конец второго квартала принес две новости. Муниципальные власти наконец попустились по карантину, и «Натив» возвращался в офис. А Дазуров известил, что прилетает из Дахау.

Июль-август 2020 года

Под самый конец карантина мы с Олей таки подцепили ковид — догулялись по забегаловкам. Болезнь протекала легко, почти как обычный сезонный грипп; кажется, страх перед ней отнимал больше здоровья, чем она сама. Я даже обоняния не терял. Оля тоже перенесла ковид без осложнений, мы созванивались каждый вечер.

Когда Дазуров назначил мне встречу у нас в офисе, я еще официально сидел на больничном, и соблазн прикрыться им был велик — благо, теперь любой чих стал одобряемой причиной оставаться дома, хоть тут корпоративным рабам вышло послабление. Но эту трусливую мысль я в себе задавил. Знает Дазуров о нас с Олей или нет? То, что мы заболели одновременно, несмотря на строгий карантин, выдавало нас с головой. Но я ведь с самого начала знал, на что шел. Пришло, возможно, время принять последствия. Не перекладывать же их на Олю, в самом деле.

— Твои квартальные отчеты становятся все более увлекательным чтивом, Олежек, — Дазуров постучал пальцами по распечатке. — Жду их, как новый сезон любимого детектива.

Отчет, разумеется, был открыт на разделе с премиальным фондом.

— Ну так конъюнктура же изменилась, Юрий Владимирович, — энергично сказал я. — Шок от карантина недолго продержался. Отрасль переживает бум, все рекрутируют как не в себя, за кадры хоть с каким-то опытом компании чуть не дерутся. Не выплатим премии — через месяц потеряем половину персонала из тех, кто чего-то стоит. И это когда клиент валом валит! Я, кстати, еще индексацию зарплат в бюджет не заложил, обсудить с вами сначала хотел. С ней тоже тянуть нельзя, цены-то растут.

— Окстись, команда разработки и так уже золотая, — Дазуров рассеянно потер браслет своего «Патека». — Куда им столько бабла, этим гикам? Я логи рабочего времени смотрел. Они днями напролет у тебя балду гоняют.

— Ну как же, балду! Вот, в отчете метрики, после релиза мы обошли конкурентов на…

— Да видел я те метрики! Я же не сказал, что от разработки нет пользы. Я сказал, разработка недорабатывает. Они у тебя пашут часа по три-четыре в день от силы. Сколько они бы принесли прибыли, если бы, как все нормальные люди, по восемь часов вкалывали?

Я развел руками:

— Интеллектуальный труд, знаете ли…

Протасов при любой попытке ускорить или интенсифицировать разработку не скандалил, вообще не удостаивал меня ответом, а молча переводил свое резюме на хедхантерском сайте в статус «ищу работу». Я не сомневался, что его заваливают предложениями. Спасало «Натив» то, что Протасов любил чувствовать себя царьком и при этом был феноменально ленив. Команду он собрал под себя, а перетащить целый отдел — не шутка. И менеджеры с аналитиками здесь перед ним на цырлах бегали, а как-то еще сложится на новом месте? У нас все смотрели ему в рот, когда на совещаниях он цедил через губу умирающим голосом что-то про алгоритмы, эпохи и гипотезы. Менять работу Протасов не спешил, но и диктовать себе условия не позволял. Пока наш продукт опережает конкурентов и приносит прибыль, разработка останется неприкосновенной.

— Зажрались они у тебя, — проворчал Дазуров, прихлопнув отчёт ладонью.

— Что есть, то есть, — я малость раздраженно развел руками. — Нет, ну давайте ставить им жесткие сроки. Начнем штрафовать за неотработанное время. Потребуем почасовых отчетов. Наймем проектного менеджера, который будет на них давить. И через месяц вся команда от нас уйдет, мы еще полгодика побарахтаемся с текущей версией продукта, а потом конкуренты нас обгонят и «Натив» можно будет закрывать. Как вам такие перспективы?

— Да не кипишуй ты, Олежка, — махнул рукой Дазуров и поморщился. — Я же не призываю наскоком действовать. Рычаги давления нужны. Кредиты они брать не начали?

Я вздохнул:

— Программисты в бесплатный сыр не верят.

На корпоративную рассылку, предлагающую беспроцентный кредит, отозвалось человек десять из разных отделов, но только не из разработки. О том, что при увольнении, неважно по чьей инициативе, проценты взыскиваются по всему кредиту, в рассылке было написано мелким шрифтом. Видимо, у всех наших программистов отменное зрение.