Иногда проще покончить с собой, чем освободиться. Это верно для тюрем, сект, отношений с психопатами — и моей работы, которая успешно все это совмещает. Как и все, я просто зарабатываю на жизнь — но работа мою жизнь сжигает, превращает в очередной топливный брикет для корпоративного котла. Мне давно уже снятся только презентации, таскборды и пропущенные рабочие звонки.

Возможно, я находил бы в этом радость или хотя бы смысл, если бы моя работа давала миру что-то полезное. Но мы занимаемся размещением рекламы в Интернете. Ваш ребенок требует чересчур дорогой телефон? Ваша мама взяла микрокредит под баснословный процент? Ваш друг вступил в бизнес-секту и звонит теперь, только чтобы зазвать вас на очередной тренинг успешного успеха? Возможно, в этом виновата реклама, которой мы засоряем Интернет круглосуточно и без выходных.

Да, я сделал неплохую карьеру; но каждая новая ее ступень отнимала все больше и больше свободы. Пока я работаю, у меня есть деньги, но радости они не приносят: туризм невыносимо уныл, вкус еды я почти перестал различать, женщины как правило видят во мне источник финансовой стабильности, а не мужчину. Да и потом, на это не остается ни сил, ни времени — надо работать. Иногда приходит в голову, что надо бы что-то сделать с синдромом отложенной жизни, но сосредоточиться на этих мыслях не получается — голова занята работой.

Как я упал в эту яму? Как и все, шаг за шагом. Сперва я видел перед собой твердую дорогу. Полагал, что выгорание, депрессии и нервные расстройства — то, что происходит с другими. Себя считал самым умным, независимо мыслящим и неуязвимым. Думал, уж я-то смогу воспользоваться корпоративными благами и не дам корпорации меня сожрать.

Где же я ошибся?

Обычно на вопрос о взлете «Натива» я выдаю белый шум про клиентоориентированность, оптимизацию маркетинговых стратегий и прочую бизнес-чушь. Но правда прежде всего в том, что я просто оказался в нужное время в нужном месте. Повезло. То есть это тогда я полагал, что мне повезло.

В середине десятых «Натив» тихо умирал. Я возглавлял отдел продаж, и вовсе не потому, что был лучшим продажником, а ровно по обратной причине: эта должность предполагала много возни с никому не нужным планами и отчетами. Способные продажники на комиссионных поднимали больше официального оклада начальника. Я же, будем честны, продавал где-то между хреново и никак. Не могу сказать, что с отчетами управлялся намного лучше, но это всех устроило.

«Натив» перестал выдерживать конкуренцию, продажи упали. Рекламой в интернете тогда стали торговать разве что не бабки у метро, а кормившие нас несколько лет программные алгоритмы безнадежно устарели. Гендир внезапно принял оффер от иностранной компании и предложил свою должность мне. Прежде чем уйти, этот милейший дядька подробно объяснил, как вешать представителям владельца лапшу на уши еще годик-другой, пока контору окончательно не признают мертвой лошадью и не прикопают. Сам владелец «Натива» до общения с наемным менеджментом не снисходил.

Я рассудил, что эта позиция будет выигрышно смотреться в резюме. «Олег Батыев, генеральный директор компании 'Натив» — звучит гордо! А про причины закрытия фирмы потом на собеседовании чего-нибудь навру. Что должность материально ответственная, а за факапы предшественника меня могут попросту посадить, я тогда не подумал. Так в тридцать один год я стал генеральным директором фирмы, где работало почти полсотни человек. Мы тогда занимали зачуханный офис в спальном районе.

«Натив» по-прежнему выглядел как обычная контора средней руки: телефоны звонили, отчеты составлялись, мотивирующие речи на совещаниях произносились. Часть персонала, наверное, так и не осознала, что мы вообще-то идем ко дну. Они просто отсиживали свои рабочие часы, а на проблемы фирмы им было наплевать. Те же, кто был в курсе ситуации с доходами «Натива», поделились на крыс, бегущих с тонущего корабля, и стервятников, надеющихся урвать хоть кусок разлагающегося трупа.

Разумеется, после в различных интервью я много раз повторял, что залог успеха — это слаженная команда. Однако команду, которая в итоге вывела «Натив» в лидеры рынка, собирал не я. Эти люди достались мне в наследство от прежнего гендира. По счастью, все они оказались из породы стервятников. Или попросту замешкались, собирая манатки.

Вадим, в отличие от меня, продать мог хоть снег пингвинам. В занюханном тупичке без внятной перспективы, каким «Натив» был тогда, он оказался лишь потому, что недавно переехал в Москву из Кемерово и еще не успел влиться во что-то стоящее. Он втюхивал наши услуги даже тогда, когда они были дороже и хуже, чем у конкурентов; это изрядно растянуло агонию. Параллельно крутил собственные бизнесы, точного их количества я никогда не знал. Одним был, помнится, сайт знакомств; Вадик платил зарплаты девушкам за общение со спермотоксикозниками, причем не за вебкам, а за обычные разговоры. Что попало в Интернет, остается там навсегда, говорил Вадик; он не хотел становиться совсем уж людоедом, ломающим молодым дурам жизнь за смешные копейки. Его работницы просто беседовали с мужчинами, создавая у тех иллюзию, что они еще кому-то могут быть интересны, и побуждали таким образом покупать услуги сайта. Сейчас, насколько я знаю, женщины на таких сайтах заменены нейросетями; сетки, конечно, не особо умны, но ошалевшим от одиночества мужикам хватает.

Начальницу отдела кадров звали Анна Ганнибаловна. Разумеется, за глаза это дитя Олимпиады-80 никто иначе чем Каннибаловной не называл, и неспроста. Эта акула бизнеса выглядела совсем не так, как ожидаешь от акулы бизнеса: расплывшаяся тетка домашнего вида в вечном возрасте «за сорок», на которой даже одежда элитных брендов смотрелась китайским фуфлом с рынка. За этой затрапезной внешностью скрывалось феноменальное чутье: Каннибаловна всегда знала, какого человека как выгоднее всего использовать.

Был, наконец, дядька, чье лицо и имя я все никак не мог запомнить. Числился он административным директором, что бы это ни значило. Посещать офис и имитировать какую-либо деятельность было ниже его достоинства, но когда приходили неприятные письма и визитеры от налоговой или пожарной инспекции, мы звонили ему. Вскоре он сообщал, какая сумма нужна наличностью. В первый раз я растерялся, но, как выяснилось, у бухгалтерии имелись отработанные схемы на такие случаи. Дядьке выдавали деньги, и проблема решалась. Такая вот корпоративная магия. Подробностей мне было спокойнее не знать.

Наш корабль, пусть далеко не «Титаник», уверенно тонул, хотя и довольно медленно. Когда гибель казалась уже неотвратимой и крен стал вполне ощутимым, на пороге появился старший разработчик Кирилл Протасов.

На собеседование этот крендель опоздал на сорок минут. Каннибаловна спросила, почему он хочет работать в «Нативе». Протасов ответил, что живет тут через дорогу, а в целом ему по сараю, где получать зарплату. Другому кадровику этого за глаза хватило бы, чтобы сказать «спасибо, мы вам перезвоним». Но удивительное дело: Каннибаловна сама ничего не понимала, как она выражалась, «в компьютере», по любым поводам дергала сисадминов, даже встречу в календаре сама не могла назначить. Однако непостижимым образом она на глаз определяла реальную квалификацию всех этих программистов, системных архитекторов, аналитиков, тестировщиков и бог знает кого еще. Она забраковала немало обладателей коллекций дипломов и приличных резюме, а вот в Протасова вцепилась, как голодная собака в котлету. Ее не смутило, что зарплату он потребовал вдвое выше, чем предлагалось в вакансии — и это только на испытательный срок.

Выглядел Протасов как полная противоположность всего, что обыкновенно связывают с успехом: стоптанные сникерсы, застиранная толстовка, жабье лицо с брюзгливо оттопыренной нижней губой. А в деловых журналах пишут, что привлекательная внешность — непременное условие успеха в бизнесе! Впрочем, пишут это копеечные копирайтеры, которых сейчас благополучно заменили нейросети вроде тех, которые Протасов и разрабатывает.