Полковник Секстон взглянул на капитана.

— Что же это, — спросил он, растягивая слова, — если не совпадения?

— Вы понимаете, сэр, отлично понимаете.

— У вас есть этому доказательства, капитан, помимо самих фактов убийств и дат, когда они были совершены?

— Доказательства колдовства, сэр? Доказательства поклонения демонам и утопающим в крови древним богам? — Капитан Фокс бросил через стол взгляд на мистера Обри и твердым голосом добавил: — Да, есть.

— Тогда предъявите их. Ведь вы тоже отлично все понимаете и не раз сами возражали против придания огласке этих фактов, ссылаясь на тот ужас, который могут вселять обвинения в колдовстве, и на те преследования, каким могут подвергнуться невиновные, которых мы обязаны защищать. Будьте очень осторожны в предъявлении своих обвинений. Я умоляю вас, Джон, — произнося последние слова, полковник Секстон подался вперед над столом, — будьте осторожны в том, что говорите.

— Вы, несомненно, правы, сэр, — промолвил капитан Фокс, склонив голову в легком поклоне, — предостерегая меня. Но в данном случае я совершенно уверен. Как вы понимаете, я не заговорил бы с вами о колдовстве, не зная, кто убийца.

— Так вы узнали это? Каким образом? — Полковник уставился на него недоверчивым взглядом. — И кто же он?

— Всадник в плаще, которого мы видели возле Кольца Клирбюри. Видели мы с сыном. Мальчик запомнил его лицо и узнал на портрете известного вам человека.

— Да, но кто он? — нетерпеливо спросил Секстон.

Капитан Фокс перевел дыхание и бросил взгляд на мистера Уэбба.

— Сэр Чарльз Уолвертон, — ответил капитан.

Внезапно наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине.

— Это невозможно, — заговорил наконец полковник Секстон, — совершенно невозможно.

В смятении он взъерошил себе волосы.

— Сэр Чарльз мертв уже пятнадцать лет, — медленно произнес полковник и вдруг ткнул пальцем в грудь капитана Фокса. — Вы, Джон, вы тогда командовали ротой и доложили мне, что он мертв.

В комнате снова стало тихо. Затем мистер Обри кашлянул и заговорил нерешительным голосом:

— Я считаю себя историком и знатоком этих мест, но, увы, должен признаться, что мне не приходилось слышать ни об одном сэре Чарльзе Уолвертоне.

— Вы были еще слишком молоды, когда началась война, — ответил капитан Фокс, — иначе наверняка бы слышали о нем. Но с окончанием военных действий его имя было предано забвению. Люди не произносят его. Нет, сэр, пожалуйста… — Капитан Фокс протестующе поднял руку, увидев, что мистер Обри потянулся за пером. Когда историк успокоился, он продолжил: — Не делайте записей, потому что забвение памяти об Уолвертоне вполне заслуженно. И все же, по чести сказать, зачем мне вас останавливать? Ведь теперь его имя снова у всех на устах, как и тело, которое разгуливает повсюду.

— И как же оказалось возможным, капитан, — с угрозой в голосе спросил полковник Секстон, — что сэр Чарльз поднялся из могилы?

— По той причине, сэр, — ответил капитан Фокс, бросив взгляд на мистера Уэбба и сразу же опустив голову, — что его и не было в ней.

— Что? — воскликнул полковник Секстон.

— Это моя оплошность.

Полковник удивленно оглянулся на заговорившего мистера Уэбба. Тот под пристальным взглядом полковника Секстона отвел глаза, сгорбился и уставился на огонь в камине.

— Я не судья такому же, как я сам, человеку, — забормотал он наконец. — Я не мог вынести ему приговор и хладнокровно убить. Против чего же я в таком случае сражался, как не против власти людей короля творить подобные преступления? Как мог я быть настолько безнравственным и самонадеянным, чтобы судить, что есть грех, а что грехом не является?

— Действительно, как, сэр? — с ледяным самообладанием переспросил полковник Секстон. — Даже невзирая на упорные слухи о том, что сэр Чарльз Уолвертон привык удовлетворять свои желания пытками и отвратительной жестокостью? Да, даже не щадя детей, как впоследствии выяснилось. Или вы и это не можете назвать грехом?

Он помолчал, пристально уставившись на мистера Уэбба, а затем спросил:

— И все же о чем вы говорите? Этот человек был у вас в руках, и вы отпустили его?

Мистер Уэбб продолжал глядеть на огонь.

— Тогда я еще не знал того, что было доказано позднее, — прошептал он каким-то отрешенным, не своим голосом и спрятал лицо в ладони. — Я еще не знал.

Капитан Фокс взял мистера Уэбба за руку:

— Это была наша общая оплошность.

— В таком случае, объясните все сами, капитан.

Капитан Фокс поймал взгляд мистера Уэбба и глубоко вздохнул.

— Вы помните, сэр, — начал он, — как в самом конце войны я со своими людьми был откомандирован в Солсбери?

— Естественно, помню, ведь я сам и направил вас сюда.

Капитан Фокс кивнул и повернулся к мистеру Обри, чтобы объяснить ему суть дела:

— Войска короля уже были рассеяны, однако отдельные отряды продолжали сражаться, пока их не уничтожали полностью. Поэтому мне и моим людям было поручено разоружить кавалеров, которых в Солсбери и его окрестностях было немало. Мы прибыли вовремя, но слухи были противоречивыми и зачастую ставили нас в тупик, поэтому мы никак не могли определить, как и откуда начинать поиски. Совершенно неожиданно передо мной предстал сэр Генри Воэн. Он верой и правдой служил королю в конном партизанском отряде под командованием сэра Чарльза Уолвертона и был его первым заместителем. Сэр Генри долго искал способ сдержать злобный нрав своего начальника, но теперь, с окончанием войны, отказался от этих попыток, потому что жестокость и ярость Уолвертона росли от поражения к поражению, и дело в конце концов дошло до его драки с сэром Генри. Сэр Генри бежал от него и, едва встретив меня, стал побуждать, не медля, преследовать Уолвертона. Он боялся, что его командир попытается отомстить ему.

— Сэр Генри оставил Уолвертона и его людей на Лондонской дороге неподалеку от Стонхенджа и родовой усадьбы Уолвертонов. Естественно, я направился туда как можно быстрее. Со мной были мистер Уэбб и еще двадцать солдат, все храбрые и надежные люди. Мы обнаружили легко различимый след, который вел через равнину. Следуя по нему, мы нимало не удивились, что через некоторое время оказались в усадьбе Уолвертонов. Дом был пуст, однако неожиданно до нашего слуха донесся далекий грохот барабана, и мы увидели тяжело поднимавшийся в небо дым. Огонь занимался в Вудтоне — моей и сэра Генри родной деревушке. Я онемел от охватившего меня ужаса, а сердце стало колотиться в такт барабану, дробь которого с нашим приближением к местечку все более убыстрялась. Наш отряд скакал, насколько было возможно, скрытно. Я приказал своим людям незаметно окружить Вудтон со всех сторон. За нами явно никто не следил. Нигде не было видно ни малейшего движения. Подойдя вплотную к деревушке, мы так никого и не встретили; не было ни единой живой души и на окраинах. Вскоре мы заняли позиции вокруг площади.

На нее-то и было согнано все население. Жители деревушки толпились там, как стадо, и были охвачены паникой. Посреди площади бушевал громадный костер, по обе стороны от него возвышались виселицы. Уолвертон и его люди находились возле костра, все до единого были верхом на лошадях; один из всадников бил в барабан. Когда темп барабанной дроби достиг высшего предела, Уолвертон поднял руку и обратился к рыдавшей толпе. Он говорил, что все жители деревушки виновны и будут уничтожены, а их жилища сожжены дотла. Он объявил, что это реванш за измену сэра Генри и за мое вероломное предательство короля, что мужчины будут повешены, а женщины брошены в пламя костра. В ответ послышались мольбы о милости и рыдания, но Уолвертон только прикрыл глаза и улыбнулся, словно испытывая глубочайшее удовольствие от ужаса, в который повергла эта речь окружавшие его жертвы. «Первыми этих двух шлюх!» — крикнул он, открыв глаза и указав рукой на костер. Из толпы вытащили двух женщин. Они не вопили и не молили о пощаде. Только теперь я разглядел их лица и узнал обеих. «Нет! — крикнул я и что было сил поскакал вперед. — Нет!» Мои люди рванулись следом за мной, выскочив из укрытий, и мигом окружили перепугавшихся кавалеров. Я не мог не попытаться спасти свою жену, спасти ее и леди Воэн от грозившего им пламени костра. Мистер Уэбб присоединился ко мне и вступил в схватку с Уолвертоном, который бросился мне наперерез, чтобы не подпустить к женщинам. В необузданной ярости я сразил наповал кавалера, толкавшего женщин к костру. Мистер Уэбб только ранил своего противника. Уолвертон остался лежать в грязи, скорчившись на боку. Я не без удовольствия оставил его там, где он упал, когда мы начали разоружать его людей, потому что был уверен, что он не представляет никакой угрозы, и надеялся, что злодей умрет, истекая кровью.