Зарубежных гостей все это поражало, они не могли опомниться. Их удивляли размах и темпы строительства. В Братске помнят случай с американским сенатором-миллионером Гарриманом. Это было летом 1959 года. Сенатор торопился в Братск. Ему хотелось своими глазами увидеть, как со специального помоста (который, кстати, сконструировал все тот же Марчук) будет производиться перекрытие левой половины Ангары. Правая половина была перекрыта еще зимой, прямо со льда, что немало изумило специалистов во всем мире. Сенатор Гарриман торопился в Братск. Он так спешил, что даже не принял предложения иркутян полюбоваться на Байкал — уникальное по красоте творение природы. Он приедет посмотреть на Байкал в другой раз, а сейчас должен торопиться в Братск. Гарриман приехал вовремя. Он прилетел утром того дня, на который было намечено перекрытие Ангары. На аэродроме его встретил главный инженер строительства Арон Гиндин. Едва выйдя из самолета, Гарриман сказал:

— Я думаю, мы не будем терять время и поедем на Ангару?

— Вы опоздали, мистер Гарриман, — развел руками главный инженер.

— Как опоздал? Ведь сегодня — девятнадцатое июня?

— Да, но мы перекрыли Ангару досрочно. Вчера. Очень жаль, но вы понимаете, что время не ждет. Нам дорог каждый день.

Рассказывают, что Гарриман сильно огорчился из-за своего опоздания, а затем, ознакомившись со стройками Братска, заявил на пресс-конференции: «Человек, не побывавший в Братске, не может считать себя культурным человеком». Братчане говорили потом, что им-де очень приятно, если американский сенатор заделался культурным человеком.

Я позвонил Сергею Евстигнееву, с которым познакомился еще в поезде. Заместитель начальника «Братскстроя» был у себя в кабинете и любезно предложил:

— Высылаю машину. Ждите.

— Спасибо, но я хотел пройтись пешком, посмотреть на город.

— Вам придется идти до нашего управления ровно сутки, — послышался в трубке веселый и сочный голос Евстигнеева.

— Спасибо. Буду ждать, — сказал я, вспомнив, что Братск состоит из множества микрорайонов, расположенных на изрядном расстоянии друг от друга. Еще когда мы ехали в поезде, меня удивили слишком частые станции. Поезд останавливался каждые пятнадцать — двадцать минут. Названия были разные, но, как выяснилось впоследствии, и «Падунский порог», и «Гидростроитель» — это все тот же город Братск.

Когда-то сибиряки вырубали, выжигали участок тайги, корчевали пни и только после этого ставили дома. Есть немало городов, в которых не увидишь ни одной сосны, лиственницы или сибирской ели. На улицах этих городов растут теперь невысокие, посаженные человеческой рукой деревца. Люди с большими усилиями пытаются исправить свою ошибку.

Братск строился и продолжает строиться совсем иначе. Новые пяти- и шестиэтажные дома стоят в окружении стройных сосен и лиственниц, утопают в березовых рощицах.

Другие города могут позавидовать и молодости Братска. Прямые, широкие улицы, просторные дворы, и кажется, что это не гигантский промышленный центр, а курортный город. Люди, разумом и трудом которых рожден этот город, думали о будущем, о том, что здесь будут жить не только они, но их дети, внуки, будущие поколения.

Я не надолго задержался в кабинете Сергея Евстигнеева, видя, как он занят и как дорога каждая минута его времени. Думаю, что в мире есть немало государств, у глав которых куда меньше забот, чем у людей, руководящих строительством Братска, ибо многие страны могут только мечтать о том, что происходит сегодня в Братске. Мы были уже в дверях, когда в кабинет Евстигнеева вошел седой человек. На вид ему можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят лет.

— Гиндин, — сказал он, пожимая мою руку.

Я понял — передо мной стоял человек, разумом и волей которого создавалась сибирская легенда. Арон Гиндин — главный инженер-строитель Братска.

— Значит, из Литвы, — сказал он и, немного помолчав, добавил: — Немало ваших работали здесь и сейчас работают.

— И как?

— Отличные люди. Умелые и работящие. Помню, была у нас бригада плотников во главе с вашим земляком. — Гиндин с минуту помолчал, стараясь что-то вспомнить, потом поднял глаза от бумаги, которую держал в руках, и, слегка коверкая литовскую фамилию, сказал: — Керпаускас, кажется… Юстас Керпаускас! Это на его бригаду мы не могли нарадоваться. И самое интересное, что в ней трудились представители десяти национальностей: белорус, мордвин, татарин, армянин, русские, украинцы, бурят, казах и даже один кореец. Настоящий интернационал.

Потом я целый день ездил и ходил по местам, которые советовал осмотреть Сергей Евстигнеев.

Особое чувство я испытал, спустившись к Ангаре ниже плотины. Когда стоишь у ревущей, низвергающейся горами воды, сила падения которой в два раза больше, чем у Ниагарского водопада, тебя охватывает двойственное чувство: чуть ли не физически ощущаешь ничтожность и величие человека. Одновременно. И должно быть, оттого, что эти противоречивые ощущения охватывают тебя сразу оба, их воздействие бывает столь сильным. Под ногами ревут горы воды, отдавшей свою силу турбинам, а на высоте ста двадцати семи метров на бетонной плотине снуют гигантские краны, движутся крохотные точки — люди, и все утопает в неописуемом гуле обузданной реки, в тучах мелких водяных брызг и пара. Величайшая в мире гидроэлектростанция мощностью в четыре с половиной миллиона киловатт. Лишь Красноярская ГЭС, которая сооружается на Енисее, превзойдет ее.

Ангара — река редкой красоты. В месте, выбранном для строительства Братской электростанции, Ангару стиснули высокие величественные скалы. И названия у скал красивые, сибирские: на одном берегу — гигантская скала Персея, на другом — Журавлиная Грудь. Сами скалы голые, с красноватым оттенком, точно закат впитали. И только на одной из них, склонившись над обрывом, стоит зеленая сосна, которую люди прозвали Лермонтовской. Разумеется, не красоты пейзажа определили место будущей электростанции. Ангара здесь сравнительно узка, и скалы-великаны стали естественными опорами плотины. Оставалось только навек связать Персея с Журавлиной Грудью, что люди и сделали, удивив мир оригинальностью инженерной мысли. Пожалуй, уже за одно это можно назвать Братск уникальным сооружением.

Я немало думал о весе слов, о том, какие эпитеты нужны, чтобы нарисовать хотя бы приблизительно картину строящегося Братска. Величественно, колоссально, ошеломляюще? Нет, все эти слова не годятся, они привычны, мы часто слышим их, и они потеряли свою ощутимость, конкретность. Возможно, у читателя и возникло бы более полное представление, если бы я все описал подробно и тщательно, но для этого понадобится не один год и не одна толстая книга. Ведь все, что строится в Братске и вокруг него, — самое крупное в мире. Может, что-то сумеют передать цифры? Рассказать о том, что строители Братска проложили более пятисот километров шоссейных дорог, двести тридцать километров железнодорожного полотна, тысячу километров подземных коммуникаций и две тысячи километров высоковольтных линий? Но ведь это — подсобные сооружения, служащие лишь достижению главной цели. А может, возникнет какая-то картина, если мы узнаем, что на строительстве Братской ГЭС было уложено пять миллионов восемьсот тысяч кубометров бетона? А как описать другие стройки? Ведь рядом с гидроэлектростанцией вырос комплекс лесной промышленности, какого нет ни в одной стране. Этот сложный комбинат производит за год в три раза больше целлюлозы и в четыре раза больше картона, чем выпускалось их в 1958 году во всей нашей стране. В этом комплексе ни крошки древесины не уйдет в отходы. Опилки, кора, древесина, ветки, хвоя — все будет переработано в нужную стране продукцию. Не пропадут даже газы, которые испускает древесина при изготовлении целлюлозы! А может быть, у читателя будет более полная картина, если он узнает, что со дна Братского моря было вырублено и вывезено столько леса, что лесопромышленный комплекс будет перерабатывать его целых десять лет? А алюминиевый завод и рудник с гигантскими запасами, где высококачественные руды лежат почти на поверхности земли? Я говорю, что многие государства мира могут только мечтать о таких богатствах и таком размахе работ, какими живет сегодня Братск. Наконец-то! Наконец я, кажется, нашел сравнение, которое даст литовскому читателю представление о величии ведущихся в Братске работ. Братская гидроэлектростанция — это пятьдесят каунасских ГЭС! Однако даже этой величайшей в мире электростанции недостаточно, чтобы удовлетворить индустриальные потребности Братска. Братску не хватает электроэнергии! Больше всего ее потребляет алюминиевый завод. Лесопромышленному комплексу приходится строить еще и свои тепловые электростанции, каждая из которых будет производить электроэнергии больше, чем Каунасская ГЭС. Можно представить себе, каким гигантом является этот лесопромышленный комплекс, если он, получая ток от Братской ГЭС, строит еще и свои электростанции.