Толстая книга в массивном кожаном переплете называлась «Простейшая артефакторика». Для дураков, значит. Как раз для меня.

Издан этот трактат в самом начале прошлого века, пестрил забытыми «ятями», но слогом написан был необыкновенно увлекательным. Вот бы все учебники так писались...

Быстро его перелистав, я нашла остро интересующий меня параграф: «Концентраторы магии и их возможности». Вот, то что мне и надо. Сейчас изучу и старательно наконцентрирую.

К слову сказать, никто у меня так и не выяснил условий самой выгодной в моей жизни сделки. Ничего, еще дрогнут сиятельные, обещаю. Так себе их и представила...

Замечтавшись, я отпила восхитительных сок и с головой погрузилась в недра таинственной артефакторики. В кабинет то и дело заглядывали разные подозрительные личности, каждый раз «по неотложному делу». Спустя полчаса они уже даже меня не бесили. Спустя час я их и замечать перестала, увлеченно читая учебник.

— Все готово! — когда эта фраза раздалась у меня над головой, я чуть книгу не выронила.

Снова этот бессмертный наглец.

— Мне нужен Кот, — сразу же обозначила первое требование. Они правда не знали еще, что оно означало.

— Всем он нужен, Илона Олеговна... А за что вы меня так не любите?

Я снова чуть книгу не выронила. Осторожно закрыла страницы, убирая учебник на рядом стоящий большой письменный стол. Хорошо, хоть весь сок уже допила и стакан сиротливо стоял теперь рядом.

— Я люблю только папу, маму, близких друзей и Кота. Вы заметили себя в этом списке? — я так точно не видела.

— Не вредничай, Кошка. Сама посуди: Инквизитор, с порога вдруг симпатизирующий невесть откуда вдруг взявшимся странным женщинам, сходу женившим на себе лучшего и перспективнейшего сотрудника, да еще и владеющую уникальным и нигде не описанным видом магии...

— Клинический идиот, а никакой не сиятельный Инквизитор, — закончила я. — Но вы повторяетесь! И я, между прочим, не спрашивала, отчего вам настолько не симпатична Илона Олеговна Кот.

Лер поморщился, но вынужден был признать:

— Среди смертных женщин я действительно редко встречаю нечто неординарное. Третий раз за всю жизнь, если честно.

Воу! Это мне сделали так завуалированный комплимент? Или пытаются сделать...

— С таким исключением трудно смириться. Даже помня о том, что оно лишь подтверждение всеобщего твердого правила.

Надменный бессмертный засранец!

— Вы живете в своем замкнутом маленьком мире бессмертных, милейший, спрятавшись в узкую клетку из собственных правил. И вам там хорошо. Главное же, чтобы душа не болела. Ведь так? — я вдруг до чертиков разозлилась, и на ноги даже вскочила от ярости. — Оглянитесь вокруг. Этот мир давно стал человеческим. Слабые, бесталанные, глупые? Да мы давно вас сделали на всех фронтах! А вы все гордо носитесь с магией, размахивая ей как потешной пенопластовой дубиной, бездарно раскрашенной под хохлому.

Эк я хватила. А все проклятое воображение.

Но Лер почему-то спокойно смотрел на подпрыгнувшую рядом меня, как на глупую девочку и совершенно не злился. Я бы себя давно уже съела.

— Смотри сюда, — он меня поманил, щелкнул пальцами правой руки, и на чистой зеленоватой стене развернулась огромная карта. Живая, красивая необыкновенно, объемная. Моря, континенты, выпуклости гор. И огни городов, освещавшие всю эту вертикальную плоскость, словно елочные гирлянды, зажженные к зимнему празднику.

— Красиво, — сказала ехидная я. — Вот оно человечество. Нас миллиарды. И где там, простите, горстка иных, о которых так рьяно печется всесильная Инквизиция?

— Вот... — еще один тихий щелчок и картина преобразилась. В океанах разверзлись разломы, из которых тут же полезла какая-то муть. В разных местах, разом на всех земных континентах, тревожно вспыхивали яркие огоньки. Секунду спустя рядом с ними вдруг возникали четко светящиеся надписи. Я шагнула поближе и прочитала над самой яркой из вспышек:

«Ед. прорыв Умибодзу, принял 2987.50, ориентировочный срок подавления — 72 часа».

— Что это такое? — мне стало вдруг жутко.

— Черные вспышки — неконтролируемые нападения обезумевших древних, забывших себя. Синие — срыв крупной нежити. Желтые — выход сумеречной живности в реальность. Оранжевые и красные — внешняя агрессия на наш мир. Это самые распространенные и опасные. Есть и другие. Видишь разломы? Оттуда что только не лезет... Человечеству крупный прорыв грозит катастрофами. Землетрясения, цунами климатические кошмары, техногенные сбои. Все еще думаешь, что в этом мире мы лишние?

Я еще раз посмотрела на карту. Каждый всполох тут же брался под жесткий контроль. Безлико пронумерованные иные, они словно играли беззвучный концерт. Их была рать...

Инквизиция. Не потерянные во времени и пространстве иные — следы погибшей когда-то цивилизации, а... наши защитники?

Кажется, я ему даже впервые поверила.

— Сразу надо было мне это все показать. Я не думала, что вы... мы так нужны.

Лер очень хитро взглянул на меня и потер алчные руки.

— А теперь, Кошка, ты подписываешь договор. Для начала о неразглашении всего тут увиденного. И это не обсуждается!

Вот я попала!

— Может, не надо? — без всякой надежды спросила.

— Конечно не надо! — с воодушевлением Лер согласился. — Но мы все же будем, усиленно преодолевая взаимное отвращение. Надо же начинать строить эффективные рабочие отношения, согласись.

Это он еще даже не знает, что кошка задумала. Иначе не стал бы так радостно говорить!

К моему удивлению, ничего жуткого не произошло. Простейшая бумага о неразглашении, договор о краткосрочном сотрудничестве в рамках дела Гетлимов, вполне типовой, даже без копии паспорта, никаких на крови ритуалов и клятв нерушимых. В чем же подвох? Или я его не заметила?

И пока мы шуршали бумагами, в кабинете становилось все многолюднее. Сначала пришел Рафаил. Я еще не успела соскучиться. С ним за руку шла совершенно роскошная женщина: рыжеволосая, гибкая, вся такая прекрасная. Судя по виду, бессмертная. Типичное великолепие форм и во всем безупречность. А еще, вечных всегда выдавали глаза. Кот как-то сказал, что у всех азеркинов очень странный цвет глаз. Мол, если видишь перед собой нечто особенное — наверняка это иной. У него было именно так. Это я совершенно обычная, хоть вроде бы и не человек. А вот у мамы моей цвет глаз действительно тоже волшебный.

Так о чем это я... А! О бессмертных глазах. Они у великих сверкали, как драгоценные камни, цвет радужки тоже имели поистине ювелирный. У спутницы Фила вгляд отливал янтарем. У него самого — холодом серебра, у Венди (а вот и она, стоит вспомнить!) — драгоценными аметистами. Однажды увидев такие, уже никогда не запутаешься, отличая бессмертных.

Они тихо беседовали в стороне, терпеливо меня дожидаясь. Потом Кот появился, как раз к тому волнительному моменту, когда я потребовала зарплату, а Лер взял вдруг и согласился. Марк настороженно бросил взгляд на карту, все еще украшавшую стену просторного кабинета, нахмурился. Я уловила тревогу.

— Болванки готовы, Павел ждет нас, — тихо сказал мой любимый.

И все сразу затихли, смотря на меня. А я любовалась красивенькой цифрой на счете и тихо мурлыкала. Да, жадинка, да, меркантильная. Пусть сразу знают.

— Иду уже я, иду! — с грустью взглянула на пустой стакан, протянула руку за книгой, взглянув вопросительно на Кота.

— Лю, солнышко, это мой кабинет. Все, что увидишь, в твоем распоряжении.

Он шагнул мне навстречу, взял за руку, тревожно взглянул мне в глаза.

— Ты как себя чувствуешь? — прошептал.

И его совершенно не волновали невольные свидетели этой сцены. Кажется, мужа любимого моего сейчас вообще ничего больше не волновало. Только я и мое самочувствие.

Моя же ты радость хвостатая.

— Я готова!

" Настоящее волшебство творится в самых обычных лабораториях«. М. К. Кот «Дневники и записки»

Я все ждала чего-то помпезного от грядущего колдовства. Феи, пляшущие под потолком, гром и молнии, сотрясение воздуха, искры. Туман ядовитый, в конце-то концов!