В результате ближе к обеду Рижские ворота города приоткрылись и к русскому лагерю, размахивая белым полотнищем, направился парламентёр. Неуверенно оглядываясь, он приблизился к рогаткам и быстро заговорил по-немецки.

- От глупая немчура, - сердито перебил его сотник, вышедший встречать городского посланника: - Ты мил человек пo-pyccки скажи - сдаетесь али нет?

Парламентёр согласно покачал головой, на что сотник зло сплюнул и повёл его к столу головы.

Усолец в очередной раз встречал вражеского парламентёра сидя на складном стульчике и потягивая бордовое вино из стеклянного бокала, выданного ему специально для подобных случаев самим князем.

- Так что, вы сдаётесь? - лениво спросил он через переводчика.

- Город хочет предложить...

- Условия тут ставлю я, - довольно грубо перебил стрелецкий голова посланника. - Город либо сдаётся и я, так и быть, пощажу горожан, либо пусть готовится к штурму и трём дням грабежа и пожарищ. Передайте своим думцам, что, либо город завтра с утра открывает ворота и сдаётся, либо больше можете не утруждаться.

Выслушав перевод, посланник, пожимая плечами и негодуя, отправился обратно в город.

А с утра на море показались паруса кораблей и высыпавшие на стену замка купцы с ужасом углядели вместо возвращения ливонской флотилии знакомые обводы русских шкут. Последняя надежда в сердцах защитников угасла, так и не разгоревшись. Не дожидаясь подхода флота городские ворота со скрипом стали отворятся, а флаги Ордена исчезать со шпилей. Пернов сдавался...

Стояла ясная летняя ночь, в неба сияла полная луна, освещая спящий город потоками бледного света. Все в нём было погружено в сон, и лишь в окне смоленского епископа горел свет. Точнее, смоленского архиепископа, ибо митрополит, продолжая бороться с влиянием иосифлян, расставлял и возвышал своих людей, где и как только мог.

Ну а, как известно, до падения в 1514 году Смоленска, смоленская епископия находилась в канонической юрисдикции Киево-Литовских митрополитов, и лишь потом перешла под руку московской митрополии, которая в иной истории в 1539 году подняла её с чина Смоленского и Брянского епископства до архиепископства.

В этой реальности такой шаг митрополит Варлаам решил совершить куда раньше, но при этом ему пришлось здорово влезать в кадровый вопрос. Дело в том, что после измены Варсонофия смоленским епископом был хиротонисан архимандрит Московского Чудова монастыря Иосиф, который придерживался учения Иосифа Волоцкого. Но тогда, в 1514 году позиции иосифлян были ещё сильны, да и Иосиф показал себя только с лучшей стороны. Именно при нём Смоленская и Брянская епархия, до этого более ста лет находившаяся в составе митрополии Литовской, окончательно вошла в состав Московской митрополии. Причём это сказалось не только юридически. Ведь не сильно гонимая и сравнительно спокойно живущая в литовском государстве последние пол столетия русская церковь чрезвычайно ослабела. Это произошло вследствие длительного действия "права подавания духовных хлебов". Вся иерархия и духовенство привыкли быть искателями и "заискивателями" у светских властей и панов своих мест со всеми последствиями такого искательства, с обмирщением, ослаблением воли к сопротивлению и с утратой своей свободы и достоинства. В результате резко возросла жестокость господ к рабам, доходившая до пользования панским правом и смертной казни, а также пьянство, как среди шляхтичей, так и крестьян, порока, которого в Московском государстве пока ещё не было.

В общем, новый митрополит начал решительно перестраивать всё церковное хозяйство, быстро указав тем из немногих дворян, кто остался после присоединения Смоленска к Москве, что в новой митрополии о старых порядках нужно было забыть раз и навсегда, иначе скрутят в бараний рог любого: и смерда, и купца, и дворянина, и боярина. И получалось у него это так хорошо, что всем было ясно, что Иосиф находится на своём месте. Вот только хорош-то он был всем, да только кроме одного - он не был приверженцем нестяжателей. И не был приспособленцем, готовым служить любому, кто даст ему чин и сан. И сейчас, когда внутрицерковная борьба стала разгораться с новой силой, а Варлаам всё чаще стал ощущать, как слабеют его жизненные силы, иметь такого властителя огромной епархии было глупостью с любой точки зрения.

Тем более, что за спиной митрополита подрастали те, кто не отрёкся от ниловского учения в тяжкие годы, молодые и умудрённые опытом, истово верующие и мечтающие о карьерном взлёте. Так что на кого менять епископа у митрополита было. Вот только Иосиф на своей кафедре казался непоколебим и скинуть его так, как архимандрита Чудовского монастыря Иону было сложно. Впрочем, Иона сам подставился, решив уж слишком огульно охаивать Максима Грека, оступившегося в деле Берсеня. А ведь возведение инока Ионы в Чудовские архимандриты совершал сам митрополит Варлаам. И вот так ошибся. Но, слава богу, у старца нашлось множество заступников и теперь вместо строго заточения, как в иной реальности, он отбывал пусть и тяжкую, но епитимью длиною в год. После чего его намеревались привлечь к преподаванию в Московском университете, так как достаточного количества православных учёных найти пока что не удалось, а Максим Грек, как известно, обучался и в Падуе, и множестве других мест. То же его знакомство с Альдо позволило быстро поставить на ноги церковную типографию, а его переводы греческих книг были просто бесподобны.

В общем, повозиться с Иосифом людям митрополита пришлось изрядно, прежде чем был он пойман на ошибке столь большой, что позволила отправить его в дальний монастырь, в заточение. А сразу после этого Смоленская и Брянская епископия и получила чин архиепископства, а первым архиепископом стал бывший игумен Новоникольского монастыря Иуавелий.

Иуавелий, как хороший хозяйственник, сразу же принялся вникать в дела своей епархии, деля монастыри на перспективные и бесперспективные, то есть те, кто вряд ли будет приносить доход в церковную казну. Впрочем, последних было относительно мало. Сейчас, когда на границе установился относительный мир, а вместе с ней пришла и торговля с соседним государством, не иметь дохода от своего месторасположения было весьма тяжко, и могло поспособствовать быстрой смене руководителя.

Но сегодня архиепископ не спал, потому как под вечер доставили ему письмо от одного старого знакомого. Чудесный отрок, давший толчок его карьере, поздравлял бывшего игумена с новым чином и, желал здоровья и прочего и лишь в конце, как всегда, вписывал самое важное. Ведь не смотря на общение с Вассианом и Варлаамом, некоторые свои идеи он предпочитал сначала обговорить с ним, Иуавелием, да через него и донести до ушей главных церковных деятелей. Бывший игумен прекрасно понимал, зачем он это делает и не отказывал в помощи. В конце концов не одному князю стоило набирать вес в обществе. А от архиепископа до митрополита, как известно, остаётся один шаг.

Однако нынешнее предложение князя даже его, Иуавелия поставило в тупик, хотя и не было из ряда вон выходящим. Просто князь предлагал не просто прекратить конфронтацию с Царьградом, а наоборот, вернуть с ним деловые отношения, вытребовав в ответ для русского митрополита патриаршество. Ибо все православные патриархи нынче волею господа под бусурманами оказались и лишь Русь сияет вольной звёздочкой на небосклоне, сбросив ярмо ордынских царей. И уж коль не только император, но и сам папа римский признал равенство титулов царя и императора, то разве не достоин потомок ромейских императоров иметь своего патриарха?

Патриаршество. А что? Ведь и вправду что осталось от древней пентархии? Из пяти основных епископских престолов: Римского, Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, Рим принял доктрину папского превосходства, а остальные ушли в тень, оказавшись один за другим завоёванными последователями пророка Мухаммеда, что даёт католикам право говорить о верности принятого когда-то догмата, разрушившего единую христианскую церковь. Появление православного патриарха, не зависящего от Царьградского султана может стать новой вехой в торжестве православной веры. Да и с Литвой будет легче бороться, если она останется всего лишь Киевской митрополией. И если хорошенько подумать и правильно подать эту мысль (далеко не новую при митрополитчьем дворе), то преференции в случае удачного исхода могут быть такими, что аж дух распирало.