Нет, разумеется, сам Гридя такой информацией не обладал, но, захватив француза, а потом и пораспрашивав по пути рыбаков, он и узнал, что мира между Испанией и Францией пока ещё нет. А значит, его каперское свидетельство всё ещё действительно. Нет, конечно, лучше было бы сбывать захваченное на Руси (судьбу Карстена Роде Андрей помнил хорошо), но, будем честны, нынешний русский рынок вряд ли способен переварить ВСЮ каперскую добычу. А вот в том же Антверпене за неё можно было бы выручить не только неплохие деньги, но и скупить множество столь необходимых для самой Руси товаров. Оттого-то Андрей и делал крюк до тётушки Маргариты, дабы потом у его людей лишних проблем не возникало. А каперы, оставленные им в Атлантике, были строго проинструктированы, что и как делать в случае разных недоразумений. Так что Григорий лишь выполнял один из пунктов полученных инструкций, молясь, чтобы дипломаты не договорились о мире раньше, чем он достигнет порта. Хотя, учитывая стоимость захваченного, ему вообще не хотелось, чтобы между Испанией и Францией случился мир.

Повинуясь его приказу, каперская флотилия, все, кроме бывшей "Катарины", смело вошла в мутные воды Шельды и двинулась вверх по реке. Каракка же оказалась слишком большой для голландского мелководья, а знаменитые камели ещё не стали визитной карточкой Низовых земель. Увы, но большие океанские каракки стали в последнее время достигать таких размеров, что их осадка перестала соответствовать глубине гаваней многих портов. Потому как из-за песка, наносимого реками, обмелели не только русские гавани, и большие морские суда теперь часто вынуждены были разгружаться стоя на рейде. Впрочем, с учётом "тугости" "Дара Божьего", Гридя даже был рад, что он оказался слишком большим для реки.

В самом порту, где со дня на день ожидали прибытия португальских кораблей со специями, было не протолкнуться от купеческих судов, как морских, так и речных, пришедших из немецких земель. Так что каперские шхуны вынуждены были бросить якорь прямо на реке, встав как можно ближе к кораблям дошедшего до Нидерландов каравана Руссо-Балта. Впрочем, едва прознав, что за груз они доставили, агенты компании довольно быстро организовали им разгрузку на свои склады, впихнув их на свой причал без очереди. А у Григория сложилось устойчивое впечатление, что фламандским властям было сугубо всё равно, что за происхождение было у привезённого груза, лишь бы бумаги были в порядке и все пошлины были уплачены. Только один портовый чиновник и затребовал себе коносамент, но и он ушёл с корабля, не выдвинув никаких претензий, так как документ был оформлен по всем правилам, и дополнен в придачу парой талеров.

Хотя, учитывая, что это именно иностранный капитал, концентрируя свою деятельность в Антверпене, и обеспечивал экономический подъем города, вряд ли стоит удивляться подобной снисходительности. Время лихих голландских капитанов, подмявших под себя мировые морские перевозки, ещё не пришло, и Бургундские Нидерланды пока что сильно зависели от чужого тоннажа (чем, кстати, и пользовалась долгое время та же Ганза).

Ну а поскольку появились они в Антверпене раньше португальской эскадры, то и с продажей индийских товаров дело не затянулось. Приезжим купцам было воистину всё равно, кто привёз уже оплаченный ими на бирже товар, тем более что сообщение об удачных нападениях французских корсаров на Индийскую Армаду, один из которых и попался в руки русских мореходов, подняло на этой самой бирже настоящую бурю. Ведь объём товара напрямую зависел от количества кораблей ушедшей в Индию эскадры; и раз французам удалось скольких-то захватить на обратном пути, то кто-то из торговцев рисковал остаться без покупки. Что вызвало в их среде лёгкую панику, воспользовавшись которой, представитель Руссо-Балта умудрился не только выгодно сбыть все специи и бразильское дерево, но и загнать трофейную французскую посудину за очень хорошие деньги.

Паника улеглась сама собой, когда в Шельду вошли португальские корабли, и стало известно, что Армада потеряла всего пару кораблей, причём груз самого большого из них уже был распродан на бирже и большого дефицита вовсе не предвидится. Но вот представитель Компании в Антверпене - удачливый хитрец Онисим Ладожанин - сделал для себя кое-какие выводы из случившегося. Русские купцы, вопреки устоявшемуся в послепетровское время мнению, не были тюфяками, способными только обманывать покупателя, подсовывая тому негодный товар. Это были хваткие дельцы, способные подмечать любую мелочь, на которой можно было заработать. И не заметить, как от одних лишь слухов взлетели биржевые котировки, они не могли. Другое дело, что правильные и далеко идущие выводы из этого смогли сделать не все, ну так на место торгового представителя абы кого не поставят. А Онисим выводы делать умел.

Когда каперский груз перекочевал в руки других хозяев, настало время погрузки вырученного за него товара обратно на каперские корабли. И не смотря на то, что брать старались больше серебром (как в монетах, так и в слитках, привезённых в Антверпен теми же Фуггерами и другими купцами), грузить всё одно пришлось довольно много. Так что в обратный путь идти решили вместе с караваном Руссо-Балта, отчего последний превратился в огромную змею из десятков кораблей, растянувшуюся по морю на пару добрых миль.

Причём Григорий вновь находился на мостике каракки, матеря про себя её создателей. Привыкший к более отзывчивым шхунам, он до сих пор не мог без крепкого словца смотреть, как неуклюже реагирует этот левиафан на отклонения руля или страдания команды с парусами. Нет, не "приглянулась" ему каракка своими ходовыми качествами. Да и огневыми тоже, не смотря на целую сотню различных пушек. А сколько лестных слов он отсыпал, когда проходили Зунд, и вовсе не сосчитать. Даже бывалые мореходы заслушивались теми оборотами, что выдавал их капитан.

Однако тот бесценный опыт, что получили, и он, и его моряки, стоил всех мучений. Просто осознать это им ещё только предстояло.

А пока что их ожидало родимое Норовское, которое встретило их колокольным звоном и хмурым небом. Осень уже прочно вступила в свои права, дни становились всё холоднее, и было понятно, что в скором времени лёд скуёт и реку, и море, и людям предстояло как можно быстрее разгрузить корабли, да подготовить их к зимовке. А Григорию ещё и кучу отчётов предстояло написать. И за всем этим он как-то и не заметил, что время и работа сделали своё дело. Он вновь превратился в того улыбчивого парня, от вида которого млела не одна девка на новгородских улочках, хотя печаль от смерти лады не ушла, а просто укрылась где-то глубоко в душе. Но дед, с хитрым прищуром отправивший внука в баню, тут же начал вспоминать, у кого из соседей есть дочка на выданье. Глядишь, успеют ещё с бабкой правнуков покачать. Да и негоже мужу в столь зрелом возрасте без жены и детей быть...

Вот уже несколько веков белоснежный замок Синтры служил летней резиденцией португальских королей. Летом тут было куда прохладнее, чем в Лиссабоне, да и местный воздух, не без основания, считался целебным.

Король Португалии Жуан третий в своём имени, смяв в руках чьё-то послание, молча стоял возле большого окна в Гербовом зале, глядя вдаль. Нет, он не любовался открывавшимся перед ним великолепным видом, он думал. И мысли его были мрачны, как грозовая туча. Да, его королевство, стараниями отца, было сильно и обширно, но, не смотря на Индийские Армады, привозящие огромные богатства, было обременено долгами, пусть и вполне подъёмными, и дефицитом торгового баланса. А ещё его Португалии катастрофически не хватало людей, чтобы заселить все земли, открытые его подданными. И этим рано или поздно обязательно воспользуются враги. Ведь мало кому пришлось по душе, что папа поделил мир между Португалией и Испанией.