До того как американцы и французы приняли свои декларации прав человека, главные последователи универсализма находились в тени великих держав. Возможно, именно их маргинальность позволила горстке голландских, немецких и швейцарских мыслителей стать первыми, кто утверждал, что права универсальны. Еще в 1625 году голландский правовед, кальвинист Гуго Гроций выдвинул понятие прав, применимое ко всему человечеству, а не только к одной стране или правовой традиции. Он определял «естественные права» как права в собственном смысле слова и мыслимые отдельно от воли Бога. Он также предложил, что люди могут использовать свои права – без помощи религии – для установления договорных основ в общественной жизни. Его немецкий последователь Самюэль Пуфендорф, первый профессор естественного права в Гейдельбергском университете, опирался на идеи Гроция в своих трудах по общей истории естественного права, опубликованных в 1678 году. И хотя Пуфендорф критиковал Гроция в некоторых вопросах, тем не менее он способствовал закреплению за Гроцием репутации основоположника универсалистского подхода к пониманию прав[123].
В начале XVIII века эти идеи развивали швейцарские теоретики естественного права. Наиболее влиятельный из них, Жан-Жак Бурламаки, преподавал право в Женеве. Он объединил различные работы по естественном праву XVII века в трактат «Принципы естественного права» (1747). Как и предшественники, Бурламаки почти не наделял понятие универсальных естественных прав специфическим юридическим или политическим содержанием; он видел своей задачей доказать, что они существуют и обязаны своим происхождением разуму и человеческой природе. Бурламаки дополнил понятие естественного права, связав его с тем, что современные шотландские философы называли внутренним моральным чувством (предвосхищая таким образом основные идеи первых глав этой книги). Сразу же переведенный на английский и голландский языки, труд Бурламаки широко использовался в качестве своего рода учебника по естественному праву (natural law) и естественным правам (natural rights) во второй половине XVIII века. В частности, Руссо взял теорию Бурламаки за отправную точку[124].
Книга Бурламаки подстегнула общий интерес к теориям естественного права и естественных прав в Западной Европе и североамериканских колониях. Жан Барбейрак, еще один женевский протестант, издал новый французский перевод главной работы Гроция в 1746 году; до этого он выпустил перевод на французский одной из работ Пуфендорфа о естественном праве. В 1752 году в свет вышла льстивая биография Гроция, написанная французом Жаном Левеском де Бюриньи, в 1754 году она была переведена на английский. В 1754 году Томас Рутерфорт опубликовал свои лекции о Гроции и естественном праве, прочитанные в Кембриджском университете. Также труды Гроция, Пуфендорфа и Бурламаки были хорошо известны американским революционерам, например Джефферсону и Мэдисону, обучавшимся праву[125].
Англичане дали миру двух главных универсалистских мыслителей XVII века: Томаса Гоббса и Джона Локка. В британских североамериканских колониях с их работами были очень хорошо знакомы. В особенности формированию американской политической мысли способствовали работы Локка; вероятно, он повлиял на местные взгляды даже больше, чем на родине. По сравнению с Локком идеи Гоббса оказали на американцев не столь сильное воздействие, поскольку он считал, что естественные права должны быть переданы абсолютной власти, чтобы предотвратить «войну всех против всех». Если Гроций понимал под естественными правами жизнь, тело, свободу, честь (список, который, кажется, должен был поставить под сомнение существование рабства), то Локк определял естественные права как «жизнь, свободу и имущество». Подчеркивая значение собственности – имущества, – Локк не выступал против рабства. Он считал его оправданным, когда речь шла о взятых в плен в справедливой войне. Более того, Локк даже предложил закон, согласно которому «каждый свободный человек Каролины имел абсолютную власть и права на своих рабов-негров»[126].
И все же, несмотря на влияние Гоббса и Локка, в первой половине XVIII века в Англии и, следовательно, в Америке немалая часть, если не большинство дискуссий о естественных правах были сосредоточены на особых исторически обусловленных правах свободнорожденного англичанина, а не на универсальных и единых правах всех людей. В 1750-х годах Уильям Блэкстон объяснял, почему его соотечественники уделяли внимание своим особым, а не универсальным правам: «Они [естественные вольности] прежде были правами всего человечества, унаследованными или приобретенными; однако в большинстве других стран мира они были уничтожены или разрушены, поэтому можно справедливо заявить, что если и остались сегодня какие-либо права, так это права народа Англии». Даже если права когда-то и были всеобщими, – утверждал английский юрист, – только великий английский народ смог их сохранить[127].
Тем не менее с 1760-х годов в британских североамериканских колониях универсалистский подход к правам начал переплетаться с партикуляристским. Например, в «Правах британских колоний, утвержденных и доказанных» (1764) бостонский адвокат Джеймс Отис провозглашал как естественные права колонистов («Природа поместила всех в состояние равенства и абсолютной свободы»), так и их политические и гражданские права в качестве британских граждан: «Каждый британский подданный, рожденный на американском континенте или в любом другом британском владении, по закону Бога и природы, в соответствии с общим правом и актом парламента… имеет право на все естественные, фундаментальные, неотъемлемые и неотделимые права наших соотечественников в Великобритании». Однако для перехода от «прав наших соотечественников в Великобритании» в 1764 году к джефферсоновским «неотчуждаемым правам» «всех людей» в 1776 году нужно было сделать гигантский шаг[128].
Универсалистское направление в понимании прав выросло в 1760-х годах и особенно в 1770-х с увеличением разрыва между североамериканскими колониями и Великобританией. Если колонисты хотели основать новую независимую страну, то они вряд ли могли полагаться только на права свободнорожденных англичан. Иначе им светила реформа, а не независимость. Универсальные права служили лучшим обоснованием, и, следовательно, в 1760–1770-х годах предвыборные проповеди начали по имени цитировать Бурламаки в защиту «прав человечества». Гроций, Пуфендорф и в особенности Локк оказались среди наиболее часто цитируемых авторов политических трудов, а книги Бурламаки все чаще появлялись в частных и публичных библиотеках. Когда в 1774 году британские власти начали сдавать позиции, колонисты посчитали, что находятся в чем-то похожем на естественное состояние, о котором они читали. Бурламаки утверждал: «Идея права и, более того, идея естественного права явно согласуются с природой человека. Следовательно, из самой природы человека, из его конституции и его положения должны мы выводить принципы этой науки». Бурламаки говорил только о природе человека в целом – не о положении американских колонистов или конституции Великобритании, а о положении и конституции всего человечества. Подобное универсалистское мышление позволило колонистам представить разрыв с традицией и британским суверенитетом[129].
Еще до того как Конгресс объявил о независимости, колонисты созывали конвенты штатов, призванные заменить британское правление, поручали своим делегатам требовать независимость, а также начали составлять конституции штатов, зачастую включавшие Билли о правах. Декларация прав Вирджинии, одобренная 12 июня 1776 года, провозглашала, что «все люди по природе являются в равной степени свободными и независимыми и обладают неотъемлемыми правами», которые определяли как «право на жизнь и свободу, на средства приобретения и владения собственностью, а также на стремление к счастью и безопасности и их обретение». Еще важнее то, что Вирджинская декларация содержала список таких конкретных прав, как свобода печати и свобода религиозного вероисповедания; она стала образцом не только для Декларации независимости, но и для Билля о правах, вошедшего в итоге в Конституцию США. К весне 1776 года в американских политических кругах назрело решение объявить независимость и провозгласить универсальные, а не британские права[130].
