Сын ремесленника заканчивал вырезать из бруска очередной черенок для лопаты, как вдруг, откуда ни возьмись, за его спиной появился фактурный смотритель, тот самый дядька Всеволод. Борька молчаливо кивнул ему, улыбнувшись и, получив одобрительный взгляд в ответ, пошёл к конвейеру за полотном будущего инструмента, то есть за металлической частью. Дядька Всеволод же, пройдя немного дальше по сборочному цеху, стал отчитывать какого-то новичка, примерно ровесника Борьки.

— Что же ты не уразумеешь никак? Сколько раз было сказано в чистоте держать место рабочее? — Грозно раздавался голос главного дьяка.

— А что ж плохого то? — Обиженно пискнул работник. — Я, может, потом и уберу всё? — Борису было откровенно смешно слышать такие разговоры. Сам он тут же убирал всю щепу и опилки, как только те появлялись, а инструмент держал всегда на месте и в отличном состоянии. А когда им точильные камни поставили, так и вовсе все его ножовки и молотки засверкали от хорошего к ним отношения.

— Ежели княжеским указом было велено, значит надо так! Да и работа быстрее идёт да проще, когда вся мануфактура в чистоте и порядке трудится. — Ответа не последовало, а потому Всеволод, раздражённо хмыкнув, обратился к своему помощнику, что незаметно следовал за ним с деревянной дощечкой, на которой было закреплено, один по верх другого, множество листов.

— Ерëма, выпиши-ка этому молодцу штраф в две копейки. За непослушание да нарушение фактурного устава. — Ерëма лишь коротко кивнуь и стал не спеша выводить на верхнем листе что-то своим пером, иногда обмакивая его в нагрудную чернильницу-непроливайку. Когда же помощник дьяка дописал, он поставил снизу листа печать, что также хранилась при нём и одним движением вырвал этот самый листок из своего блокнота, передал Всеволоду, а тот, в свою очередь, провинившемуся работнику. Две копейки не очень большая, но всё ощутимая сумма за простой беспорядок на рабочем месте. Ведь за эти деньги, при желании, можно купить ржи на пару дней в урожайный год. Впрочем, средний работник зарабатывал столько в течение пары часов честного труда.

На первый взгляд такая схема кажется слишком простой, ведь тот, кому выписали штраф вполне может просто выбросить злосчастную бумажку и ничего не платить. Вот только копия такой же бумаги делается тут же и остаётся у дьяка. А когда же штраф будет уплачен, обе эти бумажки будут переданы штрафнику. А наказание за уклонение от уплаты штрафа не самое лёгкое: год бесплатного и весьма тяжелого труда на строительстве дорог и мостов исключительно за скромную пайку. Так что, не всё так просто в новом государстве, как может на показаться на первый взгляд.

2 июня 1506 года. Окрестности Новгорода.

По лесной дороге в сторону Новгорода шла повозка. Телега напоминала большую прямоугольную коробку, потому как со всех сторон она почти полностью закрыта и даже сверху имеет деревянную крышу, обитую с ребер железом. Только посередине, по всему периметру повозка имеет множество небольших окошек, в которые едва ли может протиснуться человеческая рука.

Две лошади мерно переставляют ноги, цокая по плотной земле стальными подковами. Тщательно смазанные оси колёс совсем не скрипят. Извозчик, сгорбившись, сидит на скамье и, спрятав лицо под широкой шляпой, похоже мирно дремлет под монотонный цокот. Повозка идёт совсем неспешно, как бы растягивая дорогу до большого города через дремучий смешанный лес.

Метрах в ста впереди, по обеим сторонам дороги, в непролазных зарослях чащи, рассыпались два десятка человек. Они прижались к земле, держа подле себя своё оружие. Все имели при себе в основном небольшие клинки, реже луки. И только один из них, парень шестнадцати лет, держал подле себя небольшой, компактный арбалет, на прикладе которого красовалась резная надпись: «Боркинская самострельная мануфактура. Образец А-4. Серийный номер: 000442.» К пареньку подобрался небритый мужчина лет тридцати и зашептал ему на ухо.

— Ну что, Лаврентий, благодарствуют тебе старые помещики. — Ухмыльнулся он.

— Ты уже не помещик, — Безразлично ответил парень. — И все они — тоже.

— А это ты зря так говоришь, — Беззлобно ответил некогда владелец нескольких деревенек к северу от Новгорода. — Сейчас мы с силами соберёмся, да прогоним этого чужака с земли Новгородской. Вот только сначала деньжат возьмем на армию кой-какую. — Он оскалился, обнажая желтые зубы с многочисленными промежутками. В этот момент сзади подполз ещё один такой же бывший помещик, который после переворота был осуждён и сбежал из своего поместья.

— Ну что, братва, повозка то и вправду едет! — Хохотнул он. — Здоровая! Не подкачал малой, не подкачал. — Он по приятельски похлопал Лаврентия по плечу, поудобнее перехватывая свой лук.

— Так почему, ты говоришь, повозка с оброком без охраны идёт? — Вдруг спросил первый помещик.

— Ежели охрану выделять, то сразу ясно, что не навоз везут. — Пожал плечами он. — Да и нет сейчас у князя людей лишних на охрану. — Уверенно проговорил Лаврентий.

— Ну да, ну да, — Закивал в ответ мужик. — Так ты же и сам в его отроках служил?

— Служил, — Не стал отрицать парень. — Да только понял я, что слаб князь, да мысли его ничтожны. Вот и подался к вам, дабы честь дворянства русского восстановить. — Заученный текст отскакивал от светлых зубов и собеседники с улыбками закивали.

— Ну, щас телега уже подойдёт. — Опомнился помещик с луком на плече. — Давай, не подкачай, малой. На тебе возничий, помнишь?

— Конечно, — Отозвался парень, поудобнее перехватывая арбалет и, незаметно для своих собеседников, подтягивая поближе к себе новенькую шпагу.

В этот момент в той самой повозке раздался тихий, едва слышимый шорох. По мнению устроившего засаду отряда в ней должно перевозиться серебро оброка с близлежащих деревень. Помещики-мятежники и не подозревали, что при новой системе налогообложения не имеет никакого смысла перевозить налоговые поступления в таких масштабах.

Шорох в повозке прекратился почти также, как начался, стоило только десяти слитным щелчкам взведенных механизмов спуска прозвучать в свете нескольких тусклых свечей. Воцарилась тишина, в которой гвардейскому десятку предстояло ожидать заветного сигнала, держа ружья наготове.

В этот же момент, в полукилометре от места засады, пятая рота Новгородского полка готовилась принять своё первое, пусть и не очень масштабное, боевое крещение. Сто двадцать человек оцепили участок, медленно смыкая кольцо вокруг того места, где с минуты на минуту должно стать очень жарко. Они шли, осторожно ступая по непролазным зарослям и держа строгий порядок цепи.

Когда лошади наконец довели повозку до места засады Лаврентий, как и предполагалось, выпустил в болт в фигуру за поводьями, от чего та пошатнулась и бесшумно завалилась на бок. Соломенное чучело, тщательно одетое и замаскированное отлично сыграло свою роль и сейчас почти весь отряд мятежников встал в полный рост и с лихим кличем бросился к повозке. Главарь банды также привстал в нескольких шагах от Лаврентия, который уже незаметно отложил свой самострел и также невзначай взялся за шпагу. Вот из маленьких окошек в бортах повозки показались еле заметные стволы ружей.

Лаврентий вскочил на ноги, вынимая шпагу из ножен и в два длинных прыжка настиг того самого главаря. Прозвучал слитный залп, окутавший борта повозки густым дымом и скосивший разом большинство людей, что к ней подбирались. Звук выстрелов заглушил удивленный возглас, который почти тут же оборвался, стоило Лаврентию проткнуть его беззащитное тело острым лезвием тонкой шпаги.

Лучник, стоящий в десятке шагов правее вдруг резко обернулся и, что-то буркнув себе под нос, направил своё оружие на Лаврентия. Шпага гвардейца всё ещё находилась в теле врага, а потому парню оставалось лишь заученным приëмом потянуть её на себя, одновременно с этим подхватывая падающую тушу и прячась за ней. Тетива выпустила стрелу, которая летела не в пример медленнее арбалетного болта. Не будь у гвардейца его живого щита, острый наконечник наверняка поразил бы его. Однако сейчас стрела лишь глухо ударила в уже обмякшее тело и, глубока в нём застряв, там и осталась.