1 июня 1506 года. Борки.

Протяжный и звонкий петушиный крик за окном известил о начале нового дня. Вяло скрипнула скамья, на которой от всей души потянулся подросток и, скинув с себя шерстяное одеяло, под которым ночами уже было откровенно жарко, резким движением поднялся со своего места.

— Борька, давай вставай! — Послышался из соседней комнатки голос матери.

— Я уже, маменька! — Откликнулся Борис и, ещё раз потянувшись, стал спешно одеваться.

Летом одежды не так уж и много: по мимо исподнего просторная рубаха, да широкие штаны. На ногах новенькие кожаные сандалии с твёрдой подошвой, на которые парень накопил сам, усердно трудясь чуть больше недели, чем очень гордился. Когда же они с папенькой, в один из выходных воскресных дней поехали в Новгород, у Бори прямо глаза разбегались от того, что он может купить на собственноручно заработанные на мануфактуре деньги.

Он бил все рекорды производства среди отроков, собирая за час порой едва ли не три десятка инструментов из металлических деталей и деревянных черенков и ручек. Среди всех своих новых друзей-мальчишек он получал в конце дня прямо-таки баснословные деньги, которые большинству из них даже и не снились.

Пройдя из основной комнаты с печкой, где он и спал, в комнатку поменьше, потрепав попутно по голове десятилетнюю сестренку, что усердно стирала вещи в небольшом тазу с мыльной водой и, подняв над собой пятилетнего братишку, он застал мать за привычным делом — она, сидя за большим столом, который занимал едва ли не половину комнаты, и за которым вечерами их семья собиралась за ужином, увлеченно штопала что-то белыми нитками. Боря подошёл к столу, самостоятельно отложив себе из кастрюльки пшенной каши и, отломив кусок ржаного хлеба, принялся увлечённо есть.

— А папенька что, уже на фактуру ушёл? — Опомнившись, спросил Борька.

— Да во дворе он покамест, — Улыбнувшись, ответила ему мать, не отрываясь при этом от своего дела.

Когда Боря уже почти доел свой завтрак, мама, по всей видимости, закончила со своим швейным делом и, полюбовавшись результатом, убрала подшитые штаны в шкаф.

— Тебе здесь нравится? — Вдруг спросила она сына.

— Ну, — Борька задумался, откладывая деревянную тарелку и ложку в сторону, чтобы потом сходить помыть их. Он вспомнил день, когда они с семьёй только приехали в вотчину с чудным названием. Борька тогда, больше месяца назад, и не представлял, как круто изменится его жизнь. Они проезжали по улочкам села, которые удивили тогда своей чистотой. Все ямы засыпаны мелким камнем, по обочинам не встретишь ни единого следа жизнедеятельности животных. Боря с интересом вертел головой, наблюдая за множеством строек вокруг. Всюду возводились новые двухкомнатные избы, топившиеся, что удивительно, все поголовно по белому. В одну из таких через несколько дней заселили и их семью, определяя еë как «многодетную и вельми важную для нового государства.» Как только они прибыли, их тут же отправили в баню, где выдали мочалки из липы и тëмные бруски мыла. Оно очень напоминало какой-то странный жир, явно с чем-то смешанный и куда более густой и плотный. Борька раньше слышал про него, но лишь из уст купцов, что ходили далеко на юг, да из немногочисленных книг. Сейчас же им строго приказали мыться исключительно с мылом. Им же приказали стирать одежду. Далее отца семейства забрали на мануфактуры дабы выяснить, что он умеет, а ежели не умеет, то выяснить, чему его можно научить. Но, похоже, бывалый ремесленник произвёл достаточное впечатление и его, вместе с юным сыном, приняли на работу в этот же день выдав особые пропуска с печатью и их внешним описанием. Научили и тому, как нужно отчитываться о работе местному дьяку и от него же после получать оплату серебром.

— Тут много чего нового. — Наконец выпалил Борька. — Изба эта, — Он огляделся вокруг так, словно оказался в этом доме впервые в жизни. — Фактура, чудные порядки.

— А что, порядки хорошие. — Задумчиво ответила мать. — Ну и правильно, что моемся раз в три дня теперь. А то, что за грязную да рваную одежду виру берут, так и вообще хорошо. Ну а избу такую грех хаять. — Уверенно заявила она. — Топится по белому, тëплая, стены вон, светлые. — С восхищением протянула она.

— Ну так, кто строил то? — Послышался голос отца. Боря метнул взгляд в сторону дверного проёма, в котором показалась его высокая худощавая фигура.

— Ой прям уж ты один и строил, — Улыбнулась мать. И правда, все материалы и десяток рабочих, что помогали в возведении избы были поставлены здешним наместником, а поговаривают, что и близким другом князя, Максимом Петровичем.

— Уже проснулся? — Усмехнулся он в густые усы.

— Да, папенька! — Воскликнул Боря. — И позавтракал уже.

— Ишь ты, какой шустрый. Ну, раз так, то идём на фактуру. — Отец призывно махнул рукой и скрылся в проходе. Боря хотел уже было стремглав помчаться за ним, как вдруг его остановила мать.

— Сынок, ты сегодня как придёшь, дядя Емеля со своей телегой будет у нас отходы на селитряницу свозить. Так ты и помоги ему, всё равно раньше отца приходишь. — Выдала указания матушка, также собираясь в скором времени с детьми идти уже на свою работу. Мать Борьки работала в поле, за рекой, обрабатывая землю, за что получала оплату рожью и репой, с которыми и работала. Младший брат, которому едва исполнилось пять лет, в это время находился недалеко, под надзором нескольких уже давно не молодых женщин, которые не просто следили за всеми детьми рабочих, но и, разделив их на группы по возрасту, обучали тому, что знали сами: как ухаживать за посевами, как стирать, готовить и многое другое. В общем, всему тому, что они должны были узнавать в своём возрасте от родителей. Но самое главное: дети не сковывали ни отца ни мать, позволяя им обоим выходить на работу. Всё чаще Борька стал слышать, что для них в скором времени должны построить отдельное, большое здание, с необычным названием «детский сад».

Сестрёнка же Борьки, которой было аж целых десять лет, была слишком мала для мануфактуры и для того, чтобы остаться дома, но при этом возраст, в котором за ней должны были следить няньки в поле, уже переросла. Но и этот момент продумал вездесущий наместник, ещё весной пристроив к местной церквушке небольшое помещение в пол дюжины кабинетов, где несколько преподавателей учили детей от шести до четырнадцати лет разным наукам.

Само собой, и для Борьки и для остальной семьи по началу стало мягко говоря неожиданным то, что оба родителя могут вполне успешно работать, а маленькие дети при этом находятся под присмотром воспитателей и учителей. Но больше всего, конечно, их поразил тот факт, что девочка в относительно простой семье, да ещё и в сельской местности, может на ровне с мальчиками учиться в церковной школе. Правда, как рассказывала сестрёнка Борьки, именно церковной эту школу назвать можно едва ли. Да, их учат некоторым молитвам и дают читать церковные книги, однако значительно больше времени они уделяют счету, разным наукам о том, что есть вокруг них и, что самое интересное, новому письму и чтению. Папенька, как и сам Борька, мало-мальски знал грамоту. Однако то письмо, которому детей учили в школе, отец семейства понимал с трудом, хотя в последствии и признал эти буквы куда более понятными.

Они с отцом шли по главной улице посёлка, по деревянной мостовой, что недавно возвели из досок. Теперь даже в непогоду что телеги, что люди не будут увязать в грязи, а спокойно продолжат свой путь. Отец шёл чуть впереди, заметно торопясь, однако на лице его сияла легкая улыбка. Борис не поспевал за отцом, а потому иногда прибавлял ход, дабы поравняться с ним.

— Жизнь здесь, Борька, и правда хорошая. — Вдохнув полной грудью, проговорил отец. — Помнишь, как мы сюда больше месяца назад приехали? Тут ведь и дома нашего ещё не было и мостовой этой, по которой мы идём. А оно вона как быстро всё строится. На фактуре уж пятое колесо водяное хотят строить, а сама она, что дворец, три сотни человек ремесленного люда в себя вмещает. — Отец восхищённо жестикулировал. Таким его Боря раньше, до переезда, не видел, но как только они приехали в Борки, папенька его прямо-таки расцвёл на глазах.