— Ну, слова я им иногда подсказываю, выписал скрпача из Польши, пару бардов из Дании, чтобы помогали с музыкой. Но в остальном, конечно, всë сами. — Александр как-то хитро улыбнулся, но у Иоганна, почему-то, его слова не вызвали подозрений.
Их разговор прервал небыстрый, но ритмичный бой барабана. Потом к нему присоединилась одна из лютен, которую здесь, вроде как, зовут «гитарой», потом другая, уже с заметно другим звуком. И вот, когда все инструменты слились в единую мелодию, а ведущую роль так неожиданно взяла на себя скрипка, тот самый парень с голым торсом откуда-то взял небольшой рупор и, на очередной барабанной сбивке, наконец подал голос:
— В тëмных сосен дальний бор,
Я, тихонько, словно вор,
Пробираюсь не спеша,
Дабы не спугнуть…
Интерлюдия. Генрих фон Майер.
Поредевшая рота продолжала держать отчаянную оборону, даже лишившись трети личного состава. Противник уже трижды прорывался через линию обороны редута и каждый раз, разменивая своих бойцов по курсу три к одному, спешно отступал. Уставшие солдаты, сидели в траншеях, когда послышался очередной сигнал трубы и все бойцы, как один, открыв сомкнутые в полудреме глаза и привстали, направили свои ружья в сторону вероятного противника и, прищурив один глаз, стали выцеливать надоедливых всадников.
Казалось, мятежникам нет конца и края. Пороха осталось уже совсем немного, буквально на пару залпов. Пушки же молчали уже давно, исчерпав свои запасы зарядов.
— Пали! — Отдал громогласную команду раненный в ногу капитан, который был вынужден отсиживаться в окопе. Восемь десятков стволов дали не очень слитный, но все же весьма ощутимый залп, от чего многие всадники замертво свалились с лошадей, порою придавленные мертвыми скакунами, а большинство выживших, спешно развернувшись, на радость своих лошадей помчались прочь. Однако около десятка самых богато одетых воинов, судя по всему дворян, лишь на мгновение замялись, после чего продолжили свое наступление. Они вынули из ножен сабли и с громогласным кличем рванули на редут.
— Рота, слушай мою команду! — Поправив грязный, весь избитый нагрудник, начал Генрих. Он шагнул из траншеи, подавая пример солдатам. — В две линии, перед окопом, по направлению к противнику становись! — Солдаты, подхваченные волной вернувшейся после недолгого перерыва энергии стали спешно выполнять приказ и, когда до всадников, набравших скорость, осталось едва ли два десятка шагов, все восемьдесят штыков, выставленные вперед на манер пики, единой стеной преградили путь отважным всадникам. Лошади, не желающие умирать также безвестно, как их хозяева, затормозили в нескольких шагах от сплошной стены смертоносной стали. Дворяне старались вернуть животным боевой запал, однако те, еще не до конца отошедшие от звуков пальбы, наотрез отказались идти вперед.
— В штыковую атаку, вперед шагом марш! — Прозвучала, перекрикивая лошадиное ржание, новая команда. Хотя солдаты неимоверно устали, они не предали вбитые в них основы дисциплины и навыки строевого боя. Рота почти синхронно сделала длинный шаг вперед, длинными уколами поражая как всадников, так и их лошадей. Исход короткой стычки был очевиден. Лишь четверо мятежников смогли ускользнуть от штыков и отступить назад, в громадный лагерь в полукилометре от позиций редута.
Бойцы вернулись на свои позиции и, пока появилось немного времени, вновь устало облокотились на о стены окопа. Никто не желал стоять на ногах, лишний раз подставляясь под шальную стрелу мятежников.
— Ну, Всеволод, здорово ты того заколол! А ты, Степан, в следующий раз бей уверенней, чтобы наверняка! — Фон Майер, нисколько не пригибаясь, вихрем промчался по сырым траншеям, подбадривая практически обессиленных бойцов.
— Господин командир! — Окликнул Генриха постовой, наблюдающий за лагерем противника. — Глянь-ка, вона сколько гадов собирается! Строятся, похоже, снова в атаку хотят идти.
Майер бросил быстрый взгляд в указанном направлении. Действительно, в полукилометре от них толпа, наверное, в пол тысячи человек собиралась в подобие организованного построения. В основном, конечно, все они были пехотинцами и, скорее всего, не очень хорошими, скорее даже ужасными. Однако их численность заставляла задуматься даже заряженного адреналином Генриха. Пожалуй, сейчас здесь собрались все силы мятежников, разбойников и просто противников революции во всей округе на много десятков верст.
— Командир, — Хриплым голосом обратился к Майеру капитан роты, привстав на здоровой ноге, оглядывая опытным взглядом силы ещë врага. — У ребят патронов на один-два залпа. Боюсь, не сдюжим мы такую ораву.
Генрих задумался. Он ещё раз посмотрел на приближающуюся людскую лавину, потом на своих уставших солдат с глазами, полными решимости. Оглядел усеянное телами поле боя, поправил шпагу на поясе, прошелся в глубокой задумчивости из одного конца траншеи в другой и, наконец остановившись, решительно глянул на серое небо.
— Рота, слушай мою команду! Собрать раненых и оружие, пушки к телегам. Отходим к реке. Мы не отступаем — мы атакуем в другом направлении! — Солдаты начали организованно собираться, как будто не было многочасовых боев и рукопашных схваток. Они словно зарядились энергией и желанием жить.
Покинув редут, две повозки с ранеными и зацепленными за собой орудиями вместе с колонной пехотинцев двинулись вдоль дымящихся руин непокорного острога в сторону полноводной реки. Пройти через бурный поток в брод практически невозможно, а потому пришлось положиться на один-единственный хлипкий мост, перекинутый через реку. Широкие телеги с трудом преодолели столь узкое препятствие и, переправившись на другой берег, подгоняемые кучерами рванули по дороге вдоль реки в направлении Тихвина, увозя подальше раненых и ставшие бесполезными пушки.
Однако окончательно уйти от столкновения поредевшей роте не удалось: когда последний десяток вместе с Генрихом переправлялся через мост, на позиции пустого редута ворвалось несколько десятков всадников в кольчугах и длинных кафтанах. Они растерянно переглянулись, пытаясь разобраться, куда подевались ещё недавно огрызавшаяся горстка солдат. Наконец, сообразив, в чем дело, небольшой отряд кавалерии устремился вниз с холма, стремительно сокращая расстояние. Десятки, которые первыми пересекли мост, уже выстроились в линию по обеим сторонам переправы и вскинули свои ружья, готовясь дать залп. Генрих, сидя в седле, до последнего оставался на мосту, подгоняя отстающих солдат.
Вскоре из-за холма показалась и пехота. Как и ожидалось, это были в основном оборванцы с топорами и копьями, однако их количество не оставляло сомнений в том, какая судьба ждала роту, если бы она практически без боеприпасов осталась на своих позициях. Тем временем те солдаты, у которых ещё остались патроны, дали разрозненный залп, в очередной раз собирая смертоносный урожай из лошадей и всадников, превращая плотный строй в кашу, в которой убитые перемешивались с живыми, свалившимися из сëдел в результате давки.
Поднялась пыль и, казалось, что в круговерти тел и болезненных криков захлебнется вся атака самоуверенных, живущих прошлым помещиков. Однако из бесформенной толпы, немного погодя, все же вырвались два всадника. Первым мчался среднего уровня оснащения молодой парень с копьем на перевес, в меховой шапке и красном кафтане. Следом за ним, подгоняя шпорами крупного коня, мчался тяжеловооруженный воин: бородатый, в кольчуге почти на все тело и в шлеме с наносником, в одной руке он держал большой каплевидный щит, а в другой богато украшенную саблю. Они вдвоем, единственные из всего отряда помещичьей конницы, кто может продолжать бой, сейчас мчались в сторону Генриха, стоящего на мосту и преградившего им дорогу.
Майер не сомневался ни секунды. Он, славный германский рыцарь, присягнувший на верность великому воину, полководцу и правителю попросту не мог усомниться в своëм решении. Не отрывая взгляда от противника, он развернул коня лицом к врагу. Скакун, качнул головой, закованной в латы и, глубоко вздохнув, хладнокровно фыркнул, ударив по деревянному мосту подкованным копытом. Генрих достал небольшое полутораметровое копьё, прикрепленное к седлу, перехватил его хватом для удара и, легонько ударив шпорами своего коня, стал набирать скорость. Он не слышал ничего, что происходило вокруг. Ни пронзительных кличей мятежников, ни коротких команд сержантов и лейтенантов, которые в быстром темпе строили рядовых в оборону. Даже стук копыт его собственного коня для него приглушился и стал лишь монотонным сопровождением.
