– Тебе что по ночам больше заняться нечем? – исподлобья взглянул на сестру Дилфо.

Ларфа покраснела до ушей, торчащих перпендикулярно голове, так же как и у всех жителей Орджена, а затем принялась неумело бранить брата, сгорая от смущения:

– А тебе что, больше не на что дневное время тратить, кроме как над сестрой подшучивать? А ну серп в руки и пошёл работать. Давай, давай! – Ларфа замахала на брата худыми ладошками.

Дилфо, недовольно бормоча под нос, поднял свой серп с травы и пошёл к трудящимся на поле ордженцам, понурив голову. Ючке бесшумно спрыгнула со снопа и пошла вслед за мальчиком.

– Ючке, постой! – Ларфа заметила, что та шла с пустыми руками и протянула ей косу. – Так сподручнее будет, а я пойду другую принесу.

Ючке ничего не ответила, молча кивнула, взяла в руки косу и с легким интересом принялась её разглядывать.

– Только не говори, что видишь косу впервые, – вполголоса проговорила Ларфа. Она бросила на Ючке быстрый взгляд и передернулась, как и всякий раз, когда она оказывалась так близко от неё. Рядом с Ючке Ларфа всегда чувствовала себя странно, она не могла понять, что за чувство охватывало её, но оно было подозрительно похоже на опаску или даже страх. Но Ларфа по натуре была не из пугливых, поэтому старалась отмести все ненужные ощущения, как мешающие обычному ходу жизни предубеждения.

Ларфа дружелюбно улыбнулась Ючке и показала, как управляться с косой, не обращая внимания на холодные мурашки, которые бегали по её спине. Убедившись, что Ючке хорошо справляется, Ларфа ненадолго оставила её и брата, чтобы захватить ещё одну косу из общинного сарайчика неподалёку.

Ючке осталась одна. Она задумчиво провела пальцами по холодной поверхности лезвия косы, с силой надавила подушечками на острие, но никаких следов на коже не осталось. Она нахмурилась, поджала губы и надавила сильнее – никакого эффекта.

– Ючке! – послышался с полей звонкий голос Дилфо. – Давай ко мне, вдвоём быстрее управимся!

Мальчишка радостно махал серпом, его лохматая голова еле виднелась среди густого высокого разнотравья. Ючке убрала руку от лезвия и с натянутой улыбкой двинулась на зов Дилфо.

Мне удалось догнать её на окраине деревни Атто, которую так тщательно и основательно сжёг божественный солнечный шар. Свергнутая богиня стояла посреди пепелища, где раньше располагался дом сельского старосты и, схватившись за грудь, тяжело дышала. На лице её была неописуемая смесь эмоций из ужаса, недоверия, смятения и чего-то ещё. Разочарования?

– Эй, ты так рванула, я уж думал, не поспею… – начал было я, но она резко прервала меня, крепко схватившись за мою руку.

– Что это такое? В груди? Почему так тяжело дышать?

Она с трудом перевела дыхание, по её смуглому лицу катились капельки пота, золотистые волосы выбились из тугого пучка и прядями спускались на плечи, плотно укрытые золотым металлом доспеха.

Забавное зрелище. Я, наверное, выглядел также, когда меня спихнули с Небесной Тверди и окунули лицом в грязь смертной Юдоли. Хорошо, что никто не встречал меня внизу, какой это был бы позор.

– А, ты про это. Привыкай, – усмехнулся я, пытаясь отделаться от её руки, но она словно прилипла ко мне. – Тело без божественной энергии слишком слабое и неповоротливое, ему всё время нужно отдыхать, а возможности его существенно ограничены. Я уже не говорю о постоянной нужде в еде, воде, сне и иных вещах, о которых я из вежливости перед женщиной упоминать не буду.

Свергнутая богиня уставилась на меня, словно на умалишенного, но затем до неё дошёл смысл моих слов и лицо её скривилось.

– Есть? Что есть? – спросила она срывающимся от недавнего бега голосом.

– Как что? Человеческую еду, что же ещё. Души твоё тело сейчас не примет.

– О боги, – она закатила глаза, наконец-то отцепилась от меня и утерла пот со лба. Она несказанно удивилась влаге, появившейся на ладони. Как дитё малое, честное слово. Хотя, чего говорить, сам долго привыкал к этой жидкости, которую так любит выделять смертное тело в огромных количествах.

– Да, скажем спасибо старым богам за возможность на собственной шкуре прочувствовать тяжесть быть смертным, – я хмыкнул, а она зыркнула на меня испепеляющим взглядом, которым так славятся её старшие братья. О, сколько раз солнечные боги пронзали меня пиками острых взглядов в словесных перепалках. Эх, счастливые и беззаботные деньки!

Но не время сейчас предаваться воспоминаниям – реальность уж слишком настойчиво стучалась в двери моего сознания.

Богиня уже отдышалась, но на лице её всё ещё появлялись болевые судороги от чрезмерного физического напряжения. Так и недолго свалиться от изнеможения в самый неподходящий момент. Я знаю, каково это, когда смертное тело предаёт тебя в самое неудачное время. Однажды и я проходил через все стадии осознания своей беспомощности и ничтожности, чтобы затем надолго остаться в стадии принятия и абсолютного безразличия к своему положению. Но это я: сотни лет прошло, прежде чем я окончательно смирился, но эта девчонка только сверзилась с небес, представляю, что должно сейчас твориться в её в голове.

– Ты, надеюсь, в курсе, что в любой момент можешь умереть? – осторожно начал я. – Бессмертие твоё, конечно, никуда не делось, но неосторожность и безрассудство теперь могут привести к непоправимым последствиям.

– Умереть? – вопросила она дрожащим от волнения голосом.

– М-да, послушай, солнышко, тебе вообще хоть что-нибудь рассказывали перед изгнанием?

Она как-то странно посмотрела на меня, я ожидал чего угодно: вспышки ярости, гневную тираду или просто равнодушный взгляд, которым она меня недавно одарила, но увидел нечто другое, похожее на скрытую улыбку. По крайней мере, мне привиделось, что её золотистый глаз на мгновение задорно блеснул, а уголки губ ненадолго приподнялись, но тут же заняли своё обычное место. Странная она, надеюсь, её свергли не за сумасшествие, а то у нас, бессмертных, таких примеров пруд пруди.

Но у этой богини, похоже, с самообладанием было все в порядке. Она глубоко вдохнула, прикрыла глаза, а затем в полном спокойствии, без тени иронии или недовольства произнесла:

– Знаешь, боги не церемонились со мной особо, когда сталкивали сюда, а я как-то заранее не интересовалась, что бывает с теми, кого вышвыривают с небес, – богиня скептически оглядела себя, прежде чем произнести: – Это, конечно, неприятно: находиться в теле смертного, но радует то, что моё обличие почти не изменилось. На большее я и не рассчитывала.

Я усмехнулся – вот это выдержка. Еще и дня не прошло после изгнания, а она уже способна критически оценивать своё положение и говорить о нём так спокойно. Когда я был на её месте, то рвал и метал от негодования, пока не свалился на землю от усталости посреди сожженной и уничтоженной мною рыночной площади какого-то города, какого именно – и не вспомнить.

Но не об этом сейчас.

Свергнутая солнечная богиня не заметила моей усмешки, она безрезультатно пыталась отряхнуть запылившийся доспех, окончательно вернув себе утраченное было самообладание. Богиня снова была спокойна и равнодушна к окружающему её миру, совершенно забыв о недавно пережитом сильном волнении.

Не так, ой не так должны выглядеть свергнутые боги. Она словно на прогулку спустилась и вот-вот возвратится обратно. Но что-то я сомневался в том, что её наказание продлится меньше года – если бога свергают, то свергают минимум на сотню лет, иначе это и не наказание вовсе.

Мне о многом хотелось спросить у неё, но имея опыт общения со всякого рода богами, я предпочёл не лезть на рожон, тем более у этой особы всё ещё частично сохранились остатки божественной энергии. Кто знает, как она решит ими воспользоваться, если я вдруг затрону щекотливую для неё тему.

Вы не подумайте, я не трус, просто, многие частенько путают храбрость и смелость с безрассудной тягой к самоубийству. А мне моя жалкая жизнь была очень дорога, у меня на неё большие планы.