Она громко вздохнула и закатила золотистый глаз:

– Ты слишком много болтаешь.

– Уж прости, мне редко удаётся поболтать на божественном наречии, боюсь утратить навык. Только вот, ты хоть иногда слушай, что я тебе говорю. Я здесь уже не первое столетие, так что знаю: спрятаться в этих краях, особенно от богов – невозможно.

Она хмыкнула и молча пошла вперёд, обогнала меня и, не оборачиваясь, двинулась дальше. Я немного понаблюдал за тем, с какой лёгкостью она поднимается на небольшую каменистую возвышенность, и завистливо присвистнул. Дело ли в оставшихся в ней духовных силах или в том, что она была довольно мускулистой, но при этом невесомой коротышкой – по меркам богов, конечно, для смертных она была выше среднего роста – мне эти оправдания не помогали, я чувствовал себя на её фоне тряпкой и размазнёй, а не бывшим Северным богом Войны.

Мы снова шли в тишине, только теперь поменялись местами. Дорога была прямой и однообразной. Впереди виднелись миражи, обещающие глоток живительной влаги, а на деле ведущие тебя в самое жаркое место полупустыни. Всё в этом месте было против меня: солнце, жара, неразговорчивая незнакомка, которая топала впереди и даже не пыталась быть благодарной мне за то, что я вообще ей помогаю. А ведь мог бы и не помочь, послать её куда подальше и идти по своим делам. Но на её счастье, дел у меня никаких не было, вот уже почти сотню лет, поэтому я с такой лёгкостью сейчас следовал за Ючке. Скука порой вынуждает нас делать то, чего мы бы в здравом уме никогда не решились делать.

Вокруг не было ни души, мы с Ючке не в счёт: как я и упоминал, у богов нет своей души. Тишь кругом, но без благодати. Даже птицы и насекомые попрятались по своим норам: никто в здравом уме не стал бы высовывать нос на улицу в такое пекло. А вот у богов редко ум бывает здравым.

– Не думай, что я лелею бесплодные надежды, так как я в курсе, что здесь мне спрятаться не удастся, – нарушила тишину Ючке, когда я от усталости и жары уже готов был упасть где-нибудь и уснуть. – Я не страдаю излишней глупостью.

– А где тогда? – спросил я. – Солнца нет только в Звёздной Юдоли Смертных. Там тебя уж точно искать будет гораздо труднее.

Она молчала, но уже как-то по-другому, не так, как раньше. Что-то в этой её тишине меня напрягало.

Я остановился и схватил Ючке за руку, покрытую золотом доспеха, – он и вправду не был горячим, даже наоборот, по сравнению с температурой моего тела, он был ледяным.

– Ты спятила? – обратился я к ней, когда она соизволила повернуть ко мне своё лицо, на котором застыла холодная решимость. – Ты что хочешь пересечь Великий лес в смертном обличие? Смерти захотела?

– Ты же как-то пересёк, – она аккуратно выдернула руку и сурово уставилась на меня. – Тебя ведь свергли не сюда. Как-то же ты тут оказался.

– Я другое дело, – покачал я головой. – Мне можно делать что угодно: меня не жалко.

Ючке удивленно вскинула брови, и я поспешил объяснить:

– Если ты, дочь самого Бо Юкана, так глупо помрешь в попытке пересечь Великий лес, то даже не представляешь, что начнётся. А если ещё застанут меня неподалёку от места трагедии, так и я под разнос попаду, – я снова схватил её за руку, привлекая внимание. – Ты должна постараться найти убежище где-нибудь здесь, под солнышком. Разве твои братья тебе помочь не смогут? У них же половина Юдоли под крылышком. Если хочешь, я помогу тебе связаться с ними, я знаю, где находятся их храмы.

Она посмотрела на меня, как на душевнобольного.

– Ты сейчас серьёзно? – она резко выхватила руку и подняла палец к небу. – Если бы там кому-нибудь было дело до моего существования, я бы здесь не оказалась. А если бы и оказалась, то ко мне бы приставили слугу или провожатого, или дали в моё ведение земли, где я бы смогла работать и исправлять свои ошибки. Ты так не считаешь?

Тоже верно. Об этом я как-то не подумал. Боги, которых свергали на короткий срок, обычно и правда коротали сотню другую лет во владениях своей многочисленной родни, изредка выполняя поручения младших богов и выслушивая понукания от старших. Да и в целом жизнь таких богов мало чем отличалась от будних дней в Небесной Тверди. Но вот те, кого ссылали за серьёзные проступки на длительный срок, такие как я, например, лишались такой привилегии. На сколько же лет сослали эту ещё совсем зелёную, ничего не смыслящую в жизни бессмертных богиню?

– Даже несмотря на то, что никому до тебя нет дела, – упорствовал я, – не значит, что нужно идти на верную смерть.

– Я не собираюсь умирать, поэтому мне и нужно в город, – мягко и вкрадчиво проговорила она, словно я был маленьким, глупеньким ребенком. Это кто тут из нас глупый, а? Я хотя бы не лезу в самое пекло, зная, что могу там погибнуть. Ну, по крайней мере, сейчас. То ли дело раньше…

– А как же твоё священное орудие? Разве тебе не нужно его искать? – попытался переубедить её я. – Вдруг оно где-то рядом, мечется в растерянности, вдруг ему страшно и одиноко. Давай для начала поищем его, а потом будем думать над тем, что делать дальше.

– Я не буду его искать, так что перейдём сразу к думам о будущем, – Ючке покачала головой, отвернулась от меня и снова зашагала вперёд.

– Почему? Ты настолько беспечно относишься к своим вещам? – я, с трудом переставляя ноги, двинулся за ней.

– Он не захочет меня видеть, – сухо проговорила она, ускоряя шаг.

Чего? Постойте-постойте. С каких пор бога вообще должны волновать желания его священного орудия? Нет, серьёзно. Кем бы ни было твоё орудие в момент жизни, после смерти оно становится вещью – это всем известный факт. И даже если сейчас у него есть руки и ноги, это ещё не означает, что орудие перестало быть вещью. Вы же не станете относиться со всей серьезностью к стулу или к телеге, если они вдруг заговорят и начнут перемещаться в пространстве на своих двоих? Вот и боги не станут.

– Погоди. Какое вообще тебе дело, хочет оно тебя видеть или нет? – не унимался я. – Опасно оставлять орудие в одиночестве, мало ли что ему взбредёт в голову, ведь вся духовная энергия, что была накоплена в тебе, почти исчезла, а вот его дух в целости и сохранности. Если твоё орудие вдруг потеряется или не дай боги истратить всю свою силу, что ты будешь делать тогда?

– А что ты сделал? – вдруг резко обернулась она ко мне. Её золотистый глаз ярко сверкнул, отразив солнечный свет. – Где твоё священное орудие?

Я хотел соврать, но у меня возникло ощущение, что Ючке уже знала ответ на свой вопрос.

– Я его отпустил, – честно признался я.

Ючке тут же кивнула и произнесла:

– Вот и я своё отпускаю.

Что ж, тут и возразить нечего. Хотя… Чего же ты так испугалась тогда, в деревне? Не того ли, что твоё орудие теперь свободно?

Солнечная богиня развернулась и устремилась вперёд. А я безмолвно потопал вслед за ней, размышляя над тем, сколько проблем мне принесёт в будущем эта упрямая особа.

Дилфо поначалу был очень рад тому, что теперь мог хоть как-то общаться со своим новым знакомым, но вскоре эта радость быстро прошла.

Как Пирт и обещал, они устроились в более спокойном и удобном месте: на улице, под навесом кузни. Дилфо забрался на наковальню и беспокойно болтал ногами, а Пирт и Ючке разместились на длинной деревянной скамье перед мальчиком. Рядом сновали кучерявые овцы, коих ещё не забрали хозяева, что распевали пьяные песни в Торчащем зуб, они тёрлись об ноги и изредка блеяли, недовольные тем, что на них не обращают никакого внимания.

Но в плохом настроении были не только овцы. Дилфо обиженно насупился, потому что ему уделяли времени не больше, чем пушистым животным. Мальчик наблюдал за тем, как Пирт и Ючке ведут оживленную беседу на непонятном ему языке, причем Пирт с каждой новой фразой становился всё менее воодушевлённым и более суровым, тогда как Ючке всё с тем же каменным лицом коротко отвечал на его вопросы, не задавая ему ничего взамен.

Слушая, как легко Пирт разговаривает на своём родном даганском языке, Дилфо в очередной раз посетовал на то, что родился ордженцем. Нет, он, конечно, любил свою родину, но не мог отрицать того факта, что Орджен не самое интересное место в мире: куда бы ты ни отправился везде увидишь одни и те же деревни с полями сокруса, пшеницы и льна, между которыми снуют коричневые овцы; одни и те же улыбчивые лица будут встречать тебя как родного, завидев издалека твою светлую голову и румяное лицо. В Орджене всё было привычным и однообразным до скрипа в зубах.