– А ты ему сообщил о своих чаяниях? Пирт, конечно, прекрасный юноша, но брать на себя ответственность не только за свою жену, но и за чужого ребенка? Нет, этому не бывать. Дилфо и Ларфа останутся с нами, мы пройдем через это вместе, и только тогда останется надежда на то, что мы встретимся вновь.

Борф ничего на это не ответил. Дилфо содрогался от волнений: его зубы принялись отбивать дрожь, и ему пришлось засунуть в рот палец, чтобы стук не был услышан.

«О чём они говорят? Что такое Жатва? Сбор урожая? Но что в ней опасного, она случается каждый год и ничего страшного до сих пор не происходило. Спрятаться в других землях? Но Пирт сказал мне вчера, что покидать Орджен нельзя, он врал мне?» – думы мальчика метались от одной мысли к другой, и он не знал, за какую из них следует зацепиться.

Дилфо в смятении хотел было схватиться за ручку двери, отворить её нараспашку и потребовать объяснений от бабушки и отца, но его остановила тонкая бледная рука, что легла на его запястье. Дилфо замер от страха, мелкая дрожь пробежала по его телу от того места, где его коснулась ледяная кожа.

– Расику, – послышался тихий хриплый голос. – Ито расику.

Дилфо скосил глаза, но смог разглядеть только бесцветную руку, рубаху из грубого сукна и прядь черных волос.

«Ючке? Но как он тут оказался? Его же не было в комнате, я точно знаю», – подумал Дилфо про себя, не решаясь теперь подать голос и выдать своё местоположение отцу и бабушке.

Как бы то ни было, но Дилфо расслабился, когда понял, что рядом с ним не бесплотный дух, а человек из плоти и крови, притом знакомый, и не важно, что этот самый человек возник в комнате из ниоткуда. Дилфо успел позабыть, что всего мгновение назад хотел покинуть комнату, внезапное появление юноши сбило его с толку, а то, что Ючке остановил попытку Дилфо вторгнуться в чужую беседу, и вовсе его запутало. Поэтому он, не оборачиваясь, кивнул юноше, в надежде, что их намерения схожи. Ючке убрал ладонь с его запястья, но не ушёл, Дилфо ясно чувствовал холодок за своей спиной.

За дверью снова возобновился разговор, но теперь незваных слушателей было двое.

– Староста завтра утром отбудет в Омоту, просить о поддержке деревни в дни засухи, – сухо произнёс Борф. – Возможно, Вилфо удастся узнать подробнее о том, что сейчас происходит в Орджене.

– Старый дурак, неужто не понимает ничего, – заворчала Ольфа. – В столице над нами только посмеются. Засуха до деревни ещё даже не дошла, есть ордженцы, которым гораздо труднее.

– Вилфо хочет предупредить последствия, что в этом плохого? Тем более до столицы путь не близкий, а через неделю обстановка в Овлесе может разительно поменяться, – бесстрастно произнёс Борф.

– Предупредить! – вскинулась Ольфа. – Это как стричь овцу осенью, толку никакого. Чтобы помочь деревне хотя бы ненадолго оттянуть голодные дни, нужно отменить продажу хлеба в другие царства. Вилфо должен снизить налог на муку, чтобы жители смогли скопить достаточно запасов, а не кататься в столицу.

– Ты прекрасно знаешь, чем закончились наши попытки попросить его снизить налог, как только в деревню дошли слухи о засухе и после того, как солнце изменило свой ход. Горф пострадал больше всех, он смог встать на ноги только через неделю после того, как на него набросились люди Вилфо, – устало произнёс Борф. – Сам Вилфо нас даже слушать не стал, спрятался в доме, будто мы чужие люди, видно, чувствует, что в Овлесе ему больше никто не доверяет.

– Ну конечно, не доверяют! Сколько раз он предавал Овлес! Этому дуралею дороже уважение Омоты, чем своих деревенских, – ворчала Ольфа. – Ты вспомни, как Вилфо в прошлом году отдал половину своей отары даром старосте из соседней деревни, в знак признательности, а потом поднял налог на шерсть так, что мы полгода не могли оправиться.

– Давно надо было сжечь его дом и сделать старостой Ольфо, – бесцветным голосом произнёс Борф, – тот хоть и старый и родом с северных земель, но котелок у него варит хорошо. Он бы не дал в обиду Овлес.

– Ты что опять подбиваешь соседей идти против старосты? – изумилась Ольфа. – Ты целитель, Борф, нечего тебе встревать в дела управы, будет лучше, если мы тихо отсидимся в стороне. Вилфо – старый дурак, с этим я спорить не стану, но не нам сжигать его дом и посыпать голову золой новому старосте: в деревне есть люди, которым можно доверить это дело. У тебя растёт сын, не лезь ты во все это.

Борф молчал, и его безмолвие густым душным туманом окутало Дилфо. Мальчик совсем ничего не понимал и давно потерял нить разговора. Он устало прислонился к стене и встретился глазами с Ючке. Тот словно истукан стоял над мальчиком и смотрел на него. Дилфо попытался определить, что именно выражал взгляд юноши, но, не добившись никакого результата, что смог бы удовлетворить его, кисло улыбнулся Ючке.

А за дверью продолжали. Борф так и не сказал ни слова матери, и она не оставила это без внимания:

– В последнее время ты становишься все больше похож на своего отца, – устало проговорила Ольфа. – Тот тоже хотел изменить деревню, даже подбивал меня покинуть родные края, но мне хватило разума отказаться. Тогда я ничего не знала ни об обряде, ни о Жатве, но что-то меня всё же остановило и дало силы убедить твоего отца бросить затею уехать из Орджена.

Дилфо удивился: «Значит, не я один хотел уехать из дома? Дедушка тоже. Да и отец твердит, что вне Орджена будет гораздо безопаснее. Но почему бабушка и Пирт так противятся?»

– Зря Пирт рассказал тебе правду о Жатве, – с уверенностью произнесла Ольфа, – ты только хуже делаешь себе и деревне. Одно дело – ругать Вилфо под собственной крышей и совсем другое – подначивать соседей на поджог. Они же ничего не знают, не понимают, что на самом деле происходит, а ты их с толку сбиваешь.

– Я думаю, им следует знать. Пускай весь Орджен и останется в неведении, но Овлес должен устоять, поэтому держать секрет только в нашей семье глупо, – непреклонно заявил Борф. – Вилфо сказать правду нельзя, он растреплет по всему Орджену, но Ольфо всё поймёт. Если мы сделаем его старостой, дела в деревне пойдут на лад. Сейчас, когда Вилфо решил отъехать в столицу, у нас появился шанс всё изменить.

– Нет, я тебе запрещаю даже произносить это слово рядом с другими! – закричала Ольфа, уже даже не пытаясь сдержаться. – Пирт ясно дал понять, к чему приведут ненужные знания. В Орджене начнётся бунт, Жатва будет под угрозой и кто знает, чем это закончится для всей Юдоли. Мы должны жить так, как привыкли, не пытаясь изменить предначертанного пути. Я уверена в том, что мир таков, какой он есть, по какой-то причине, нам, увы, неизвестной. Я прошу тебя избавиться от мыслей и идей, которые могут с лёгкостью отравить семье последние спокойные дни перед засухой. Прошу тебя, Борф, живи, как и прежде, лечи, как и прежде, у тебя дети, им нужен будет отец, когда наступят тяжелые времена.

На последней фразе голос Ольфы затух и стал еле слышен. Немного погодя полы в кухоньке заскрипели – бабушка поднялась со скамьи и принялась хлопотать по кухне. Шагов и голоса Борфа слышно не было, словно он застыл ни в силах сдвинуться с места.

Если бы Дилфо проснулся в этот момент, то он даже и не заметил бы, что в доме творится нечто неладное. Бабушка даже начала напевать себе под нос колыбельную Омотеи, которую пела Дилфо, укладывая его спать, пока ему не исполнилось пять, и он не стал достаточно взрослым для этого.

Мальчик не понимал, что ему теперь делать. Выйти и сказать, что он всё слышал? Притвориться спящим и сделать вид, что он остался в полном неведении о творящемся за дверью?

Дилфо поднял взгляд на Ючке, тот безмолвно стоял рядом с ним и думал о своём.

– Ну и что мне делать, Ючке? – неслышно пробормотал Дилфо. – Отец хочет, чтобы мы с Ларфой от чего-то бежали из Орджена, хочет сжечь дом старосты. Они говорили о Жатве. Ты наверняка знаешь, о чём они, не так ли?

Ючке не ответил. Юноша оглядел поникшего мальчишку, присел рядом с ним и заглянул ему в глаза.