- Глаза мои, Мари… глаза будут черными.

- Ничего удивительного, если сын - в отца, - засыпала я, - Рауль… он слишком крупный для семи месяцев, показывать сейчас нельзя.

- Прятать тоже нельзя, Мари. В моих руках он будет достаточно маленьким. И укутан в одеяльце. Нужны свидетели. Завтра я представлю виконта жителям Ло.

- Хорошо… когда он проснется, будите и меня – приложим к груди.

Удивительное дело – психика. И психология. Роды бесконечно сблизили нас и настолько же сильно отдалили, как мужчину и женщину. Я опять не понимала, как отношусь к нему. Наверное, все же, как к любимому брату и еще соратнику по битве, которую мы выиграли вдвоём.

Вся моя нежность сейчас была направлена и доставалась крохотному виконту, к которому и его отец и Андрэ… обращались на «вы». Сюсюкали на «вы»… Прелесть какая!

Рауль имел титул виконта. Его старший брат был маркизом, а после смерти отца стал герцогом и графом.

Что касается старшего младенца мужского пола, то он с рождения имел право на титул на ступень ниже отцовского.

Изначально земельные владения служили показателем и доказательством титула. Но с некоторых пор титулы стали раздаваться королём легко и непринужденно, как плюшки. Заводились новые дворянские книги, а само дворянство стало удобным способом иметь привилегии. Хотя безусловное старшинство старых Домов не оспаривалось никогда и никем.

Со временем количество дворян сильно увеличилось, а владения, если они покупались или выделялись сыновьям, теперь могли нарекаться согласно титулу хозяина, а не наоборот. Пошла путаница и допуски…

- Простите меня, Рауль… а если коротко, то кто по факту наш сын? – стыдно, но я совсем потерялась во время подробного и, наверное, грамотного пояснения.

- Франсуа-Луи виконт Ло де Монбельяр.

Я помолчала, глядя на него – лицо расслабленно-довольное, как и всегда, когда он смотрит на сына. Куда-то делась сухая жесткость черт, которую я наблюдала в первую нашу встречу. Сейчас не только взгляд стал мягче, но и линии челюсти и скул выглядят не так напряженно. А в данный момент это лицо выражало еще и что-то похожее на гордость. И кто я буду, если испорчу такой момент? Который может послан ему откуда-то оттуда… свыше. И какая разница – Александр или Франсуа сопит и писается в люльке? Человеком бы вырос!

- Замечательное имя, спасибо, Рауль, - выдохнула я.

- Я давно о нем мечтал… - чуть потемнел он лицом, но сразу вернулся к теме: - Представление наследника прошло благополучно. Вначале я сказал, что вы отдыхаете после женских трудов и, поскольку младенец слаб, высказали желание кормить его самостоятельно – молока достаточно. Но я полагаю, что несколько женщин с младенцами на руках там… они рассчитывали на роль кормилицы. Но это неважно, что-то подсказывает мне, что мы с вами еще не раз нарушим традиции, - широко улыбался он, - и хорошо бы только в малом.

- И я на это надеюсь. А что было дальше? – осторожно переместила я на постели придавленную книгой и подвязанную брюшину.

- А дальше я огласил наследника, подняв его над головой, потом к нам подошли кюре, глава муниципалитета и его жена. Будет составлен документ и послан куда нужно. И знаете… я будто взглянул их глазами. Вы правы – пока что виконт выглядит не самым лучшим образом. Но у него сильные ноги и выдающаяся… мужская часть, - усмехаясь, отвел он взгляд.

- Со временем она примет нормальные размеры, у младенцев половые признаки действительно… затмевают собой всё остальное, - серьезно согласилась я.

Мужская тема чувствовалась скользкой по определению. И то, что он разрешил себе коснуться её хотя бы вот так - вскользь, уже говорило о большем, чем раньше, доверии. Хотелось верить, что когда-нибудь запретные темы для нас вообще перестанут существовать.

- Вы говорили, что не имели ранее детей, Мари, откуда такие глубокие познания?

- Вы не представляете, как там натаскивают средний медицинский персонал. Наверное, даже к врачам более милосердны. В процессе учебы чего только не довелось. В том числе видеть и не только младенческие органы.

У Франсуа светлело личико, он округлялся и подрастал на грудном молоке. Все наружные органы и члены стали соразмерными, на ручках и ножках появились весёленькие перевязочки, а глаза из мутно-грязно-непонятных и правда становились жгуче-черными. В остальном какого-то сходства пока не наблюдалось, но были еще и буйные кудри, и длинные стрельчатые ресницы…

Когда ему исполнилось два месяца, как-то после обеда мы устроились перед камином – семейно, только втроем. Рауль держал сына на руках, а я в этот раз взглянула как-то иначе – не на них двоих, а только на сына. И вдруг в детской гримаске… или свет так упал, но я ясно увидела, как он будет выглядеть подростком. А может, нечаянно сравнилось? Вспомнилось, как любовалась его биологическим…? Без понятия – что и как, но я вдруг испугалась. И пробежал такой колючий холодок внутри, как от неприятного предчувствия. Может и глупо, может и неоправданно. Но сколько там той Франции, на самом деле?!

И в этой тихой мгновенной панике, не подумав толком, я и ляпнула:

- Рауль, у нас проблема. Кажется, он будет копией своего отца, а чем это может грозить, как вы ду…мм... о, Господи… дура какая, - потерянно выдохнула я. И сразу - слезы в глаза! Ну как вот так?!

Помолчав, он ответил. И голос такой холодный…

- Насколько я сейчас понял, мадам, вы все же знаете имя его отца.

- Тупо – осеменителя, Рауль! Какой он отец? – вскинулась я. Да как у меня вообще язык повернулся?!

- Простите? – на миг потерялся он от непривычного речевого оборота. Но мне хватило, чтобы сбить этот холодный настрой.

- Не прощу! Если вы будете подозревать меня хоть в чем-то нехорошем. Просто я считаю его недостойным того, чтобы между нами даже имя его звучало.

- Мадам, я обещаю вам не совершать опрометчивых поступков. Кажется, я понимаю природу ваших страхов и со своей…

- Да ничего вы не понимаете! – вырвалось у меня, - не можете вы понимать – как сильно я боюсь потерять вас! Насколько страшно мне остаться без вас, а может и сына. Вы мужчина, вам никогда не понять!

Через секунду я уже тихо выла у него на груди, а он обнимал меня одной рукой и гладил по спине. Дал время успокоиться и:

- Мари, это…?

- Вы обещаете? Никаких дуэлей? – вытирала я нос.

- У меня нет права на эту дуэль, так что легко вам это обещаю. И потом, судя по тому, что вы мне ранее рассказывали, имело место недоразумение. Прискорбное… но не для меня, как ни кощунственно это звучит. Несмотря на все, что вы перенесли, Мари. Это…?

- Полковник де ла Марльер, - прошептала я обреченно.

- Это… и правда неожиданно. Но… весьма достойный человек, - прошептал мой муж, а потом добавил чуть громче: - Мне нужно подумать над вашим вопросом о последствиях сходства. Простите, но для этого нужно уединение. Я попрошу Андрэ оседлать Бастиона. И не смейте паниковать! Мне действительно нужно подумать. Пойду, переоденусь для верховой езды.

Отдав сына мне в руки, он вышел из зала.

Франсуа уже дрых… Он почти постоянно спал, набирая вес и я не представляла себе – с каких таких? Потому что сцеженное молоко имело голубоватый цвет, а потом покрывалось тонюсенькой пленкой сливок. А может, это природа так корректирует – что для этого ребенка именно такая жирность самая оптимальная? Щёки вон… Я готова была думать о чем угодно, только не о нашей первой… ссоре? Я бы так не назвала. Но он понял, что я умею непринужденно врать, а это хреново… потому что врала я ему.

Когда снаружи раздались голоса и ржание, я подошла к окну и выглянула - Рауль вскочил на коня, Андрэ подал ему поводья…

Вечером я услышала к чему он пришел:

- Вам не нужно ничего бояться, Мари. Мы вынуждены, а потому будем делать так, как лучше для сына. А виконт в шестнадцатом поколении Дома, это лучше, чем графский бастард. Хорошо, что вы сознались. Теперь мы исключим поездки в Безансон, взяв курс на Монбельяр… Я примирюсь с братом. Мы как-нибудь нанесем им визит – когда Франсуа подрастет. А пока извещу о нашей радости письмом.