Раскрасневшийся от вина, возбужденный Георгий почти не отводил взгляда от девушки. И она посматривала – мельком, и тоже розовела.

И весь этот антураж – непривычный, пряно пахнущий восточной экзотикой… с неожиданным сватовством, скромной невестой-девственницей и! – регулярным сексом в перспективе… Мозг и так уже вело, а тут еще:

- Дорогие друзья, сейчас мы выпьем за высокую культуру нашей Сакартвело! За огненные танцы, глядя на которые, старики становятся молодыми! Нуца… Вахтанг… порадуйте нас и дорогих гостей!

Только сейчас Георгий заметил, что девушка сидела за столом в национальном наряде. Продуманная режиссура не царапнула, наоборот – она удачно вписывалась в тот разговор в саду, как и в сам принцип такого… договорного брака. Товар показывали лицом и это даже льстило – его хотели мужем и зятем, ценили и уважали.

Нуца будто плыла по утоптанному двору, скромно потупив глаза. А красивый парень в чохе и с кинжалом на поясе кружил вокруг нее коршуном, то наступая, то давая и ей простор скользнуть мимо, проплыть вокруг него с тихой улыбкой. И опять наседал, настаивал, завоевывал, добивался, заставив Георгия заволноваться. Может он не так что понял? Кто этот выскочка – ревниво соображал он. Спросил…

- Это брат Нуцы, мой сын – Вахтанг, курсант военного училища, в следующем году станет офицером-танкистом, - с гордостью доложил ему сосед по столу – хозяин дома.

- Так выпьем же за нежную красоту наших женщин, которая веками вдохновляет на подвиги сильных и отважных мужчин! – провозгласил тамада.

Дальше шли тосты за процветание Сакартвело, за свободу и независимость, за мир и дружбу – Георгий слабо улавливал. Только заметил, что улыбка мамы стала напоминать приклеенную, а отец что-то говорил ей… Забеспокоившись, потянулся к ним услышать и услышал… прозвучало что-то похожее на «очень люблю». И пьяно заулыбался – все одно к одному.

Сейчас уже понимал – тогда у него просто не было шансов. Если бы еще не годичный пост… «интерес» и не думал проходить. Хорошо, что застолье закончилось уже в темноте. Пах ломило… душ не помог – ночью случилась полюция и это решило все.

Утром родители засобирались в Тбилиси. Сын удивился – хорошо же отдыхаем!

- Хорошо, сынок, - согласился отец, - но упорно звучат националистические нотки – здесь это в тренде сейчас. Ты сам разве не уловил? Что я тебе разжевываю? Мать не то, чтобы расстроилась, но... и людям напряжно, что здесь сидеть?

- Не уловил, если честно… вы езжайте, я тут чуть задержусь – на день-два.

Днем он поговорил с бабушкой Нуцы, потом с ней самой, а через день их расписали в местном муниципалитете. Если и нужны были какие-то дополнительные документы или положенные сроки, это дело по-свойски уладили.

Жалел ли потом? Первую неделю, а потом и еще года два – нет... почти нет. Хотя чувство к Маше, как оказалось, никуда не делось – при встречах с ней щемило и ныло в груди, мысли разные мучили… Под собой вместо жены в процессе её не представлял – это вообще нужно быть… в измененном состоянии сознания. А Георгий был здоровым реалистом. Но ныло… Может назло этому нытью он по полной вкладывался в семью, да и виделись они с Машей редко – её распределили в травматологию. А если и сталкивались иногда… Сталкивались – чего уж!

Это продолжало быть настоящей потребностью – просто видеть её, слышать иногда голос, любоваться… Чем там – не понимал уже сам. Особой красотой девушка не отличалась, но приятной точно была – ловкая, тонкая, с естественной легкостью и целесообразностью движений… грацией. И даже если были недостатки - он их просто не видел, в Маше ему нравилось всё. Всё в ней было уникально для него, всё - особенно и неповторимо.

Уверенных объяснений для продолжающегося помешательства не было.

Не существовало в природе оправданий для любви.

Возле двери в собственную квартиру накрыло чем-то таким… не входил бы вообще, если б мог. Не оттого, что не хотел. Просто… - тошно тащить на себе вину. Он и сознавал её, и виноватым себя не считал. Так вышло – сразу не туда пошло. В самый неподходящий момент, на самом пике молодости. Когда видишь цели и четко осознаёшь желания, когда впереди открываются бескрайние горизонты, а жизнь впереди видится полем из васильков, уходящим в синее небо!

Он встретил Машу.

Она не виновата и никто не виноват. И все-таки кто-то что-то сделал неправильно, иначе почему сейчас войти в собственный дом, как серпом… промеж ног? Знал он этого «кого-то»… видел в зеркале каждый день, мля…

Звонить не стал, открыл дверь своим ключом. Его никто не встречал, хотя Нуца не могла не услышать – он громко возился. Нечаянно скинул зонт… и на хрена он тут зимой?! Взглянул на часы – почти двенадцать. Понятно – у пацанов режим и мать загнала их спать в одиннадцать, отобрав гаджеты. Они слушались её.

И он - муж, тоже, если речь не шла о вещах глобальных и судьбоносных. Но и тогда прислушивался - его жена была женщиной практичной и здравомыслящей.

Соглашаясь на брак, Георгий был пьян от алкоголя и мужского желания - это понятно. И, как дурак, не уловил несоответствия между показательно-скромным образом застенчивой девственницы и словами бабки, что инициатива исходила от неё же. А дружная семья, похоже, только подхватила идею и помогла воплотить её в жизнь.

У Нуцы был характер. Пресмыкаться она точно не собиралась. И чтила, и хозяйкой была хорошей, и в постели - тоже порядок. Его все устраивало, и Георгий взял курс на семью. А жена привыкала на новом месте, знакомилась с его родными и друзьями, ждала гражданство, потом родила ему сына… и скрывала характер.

Ничего страшного, в принципе, в нем не было. Они и притерлись друг к другу довольно быстро, хотя даже любящим людям иногда сложно привыкнуть и подстроиться в быту под желания и привычки партнера. Все было почти идеально до тех пор, пока Нуца не обозначила свои цели. Они не устраивали Георгия, но уже родился Данька, а потом и Дато...

Раздевшись, он в одних боксерах прошел в ванную и принял душ с дороги. Постоял, посмотрел в зеркало – погано. Ну… что имеем. Накинул купальный халат и заглянул в комнату сыновей. Четырнадцать и тринадцать – взрослые почти ребята. Почти…

Старший, на удивление, уже спал. Уходился на тренировке? А младший Дато смотрел из полумрака спальни блестящими черными глазами - мамиными.

- Пап! – позвал шепотом и махнул рукой – давай, мол, ко мне. И Георгий прилег на край кровати и обнял сына. Тот пах его шампунем – мужским. И детским еще теплом, и доверием. И дрогнуло где-то внутри, уютно заворочалось что-то такое… непередаваемое.

- Мы тебя ждали, ты долго, - жался к нему мальчишка.

- На работу заскочил. Я предупреждал – на полчаса всего, - шепотом виновато признался отец, крепче прижимаясь щекой к голове сына.

- У тебя там полутруп? Неприятности в отделении, пап? – громко шептал мальчик.

Георгий чуть помолчал, потом отрицательно качнул головой: - Устаревшие данные, не бери в голову. Расскажи – как ты? Как Даня?

- Я – точно нормально, - раздался хрипловатый басок старшего, - а у вас, пап? Вы разводитесь?

- Не было такого разговора, - присел на кровати Георгий, - откуда такие сведения?

- Мама говорила с Грузией, не слышала, как мы вошли, так что… Про полутруп и правда было. И что ты деньги…

- Не нужно, Дань, мы разберемся с мамой. Не переживай раньше времени.

- Я не поеду в Грузию, как бы вы там ни разбирались – независимо, - напряженно ответил Даниил, садясь на кровати: - Можете делать все, что хотите… Школу я закончу тут и поступлю - тоже.

- Я уже сказал… - начал отец, подбирая слова.

- А у меня секция. И я тоже хорошо учусь… я – с Даней.

- Зря вы, - поднялся с кровати Шония, - у женщин иногда бывает… под настроение.

- Ага! - отвернулся Даня к стене.

- Спокойной ночи. Все будет хорошо. Помните, что ваши интересы для нас главное.

- Иди, папа… она ждет там – нарядилась.