Быстро переодеваясь у себя в платье с обрезанными еще после первой операции рукавами и убирая волосы в пучок, я обдумывала варианты – что там могло? Ранение колющее, рваного разрыва и раздавливания внутренностей быть не должно. Район пупка…

Вышла на улицу, осмотрелась – солнце. Ярко, светло, тепло пока еще – юг… Подготовка шла полным ходом. Уже стоял большой стол – тот самый, с отпиленными под мой рост ножками. Рядом – стол маленький и мой сундук с перевязочным материалом. Люк вешал на перекладину еще один котелок с родниковой водой – побольше размером. Я бросила в закипающую воду сегодняшнее приобретение – расширитель.

- Хороший мастер, - доложила Дешаму. Он промолчал.

- Не злитесь, док, - попросила я, - доверьтесь мне, пожалуйста. Сказать – смертельна рана или нет нельзя, не оценив внутренних повреждений. Никогда не поздно… Пирогов делал однажды резекцию тонкой кишки после пулевого и даже без наркоза, и больной выжил.

- Вот вы сейчас обещали ему легкую смерть, я правильно понял? Сделаете? – нейтрально поинтересовался он, не обращая уже внимания на непонятные частности и странности: - Или это из несбыточных обещаний? Как это удобно, правда? Так сильно надеяться на кого-то, кто есть рядом?

- Я безумно сильно надеюсь на вашу помощь и верю, что у нас получится. Но, если что… это буду я, Жак, - кивнула я, - обещаю вам.

У каждого врача, а особенно хирурга, действительно, есть свое маленькое кладбище. Было оно и у Шонии… Я никогда не забуду именно ту операцию – месиво из лопнувших при тупом ударе кишок, крови и кала, и капли пота, которые я буквально поминутно стирала с его лба. Как он в какой-то момент отложил инструмент и просто отошел от стола, глядя в потолок… Мы все молчали, а он решал. Но немного постоял там и вернулся. Если есть малейший шанс… Тогда пациент не выжил, но варианта, при котором шеф не вернулся бы к столу, я просто не представляла.

- Подите вы к черту, Мари! – рванул Дешам за палатку.

- Помочитесь, чтобы не отвлекаться, док, и пора уже мыться! Определитесь с анестезией, я хотела бы начать, как можно скорее.

- Я понимаю…

Скоро тепло укрытый больной спал, привязанный к столу ремнями. В прорези простыни кровила колотая штыком рана. Я опять необыкновенно остро воспринимала действительность – будто включились дополнительные органы чувств. Слух, например, улавливал малейшие звуки: тихий шелест листвы, бульканье кипятка в котелке, беспокойное дыхание Люка слева от меня, у столика с разложенными на простыне инструментами. Сдержанное, но шумное – Дешама, стоящего по ту сторону стола, на месте ассистирующего.

- Док, если я снова шлепнусь в обморок, не прикасайтесь ко мне. Пусть Люк умоет меня холодной водой. Я встану и закончу, обязательно, - уточнила я на всякий случай. Дешам что-то промычал в ответ. Я лично намывала им обоим руки щеткой и щелоком, и мне не хотелось бы…

Запахи – крепкий ромашковый, исходящий от котелка с фильтрованным экстрактом и пропитавший салфетки, которыми я планировала очищать брюшную полость, слабый желудёвый – от дубов… и мужского пота. Я тоже волновалась, но как-то иначе. Пальцы вдруг стали необыкновенно чувствительными, глаза смотрели будто сквозь очки – полная концентрация, полное погружение… состояние, похожее на медитативное - отстраненность, почти пофигизм.

- Лапаротомия, блин… - выдохнула я, принимая от Люка скальпель и опять вспоминая предоперационную подготовку с УЗИ, КТ, рентген с водорастворимым контрастом… Сложнейшую аппаратуру и инструментарий для лапароскопии. А еще сшивающие аппараты, исключающие зависимость наложения анастомоза от квалификации хирурга. А еще – улыбку Шонии, ласково прищурившую его глаза и его спокойный, уверенный голос… Благословите же свою ученицу, шеф!

- Ну, с Богом! И-и-и… обеспечиваем доступ, рассекая брюшину в месте травматического вмешательства… Люк – расширитель… Док, держите здесь. Не двигаться, держим рану открытой. Люк - салфетки… еще, еще, еще… поставь лоток ближе, буду брать сама... Так… чистую подкладываем под травмированный участок. Док, резекции не будет – два длинных пореза тонкой кишки, видите? Ровных, не рваных, одна и та же петля, - выдохнула я с облегчением, - длина петли достаточная… выводим её наружу… будем шить вне брюшной полости. Освобождаем участок от жировой клетчатки. Влажные салфетки… Опорожняем петлю… салфетки… Раствор… Вставь нить в маленькую иглу, Люк. Люк…? Не спеши, мой хороший – в маленькую. Большой будем шить живот… А этот шов называется двухрядным, причем первый ряд будет инфицированным, так как он проходит через просвет кишки. Стерильность шва обеспечивается наложением второго ряда … - опять не закрывался у меня рот.

Когда все еще спящего больного унесли и переложили на кровать, мы с доктором сели на бревно и замолчали. Болела спина, между лопаток будто вогнали нож. Кресло бы сюда, как у полковника, чтобы откинуться на него и полностью расслабиться... я не чувствовала в себе сил жить. И солнце ушло… прямо роковое какое-то время – ближе к закату.

- Платье заказали?

- Заказала – серое, - вяло кивнула я, отвлекаясь от тоскливых мыслей.

- Я же просил…

- Откуда вы знаете такие тонкости, Жак? – развернулась я к нему, - я уже заметила – вы в курсе многого из того, что знать не должны бы.

- Как и вы, Мари – не должны, - усмехнулся Дешам, - я бастард. Отца называть не стану, ношу имя матери. До четырнадцати лет жил рядом с ним, но не в семье. Потом меня отослали в медицинскую школу. По окончанию вместе с посольством отбыл в Персию… там пять лет, потом Королевская академия хирургии, которая мало что мне дала. Дальше служба в войсках, участие в войне за «польское наследство».

- Сильно. И семья с тремя детьми? Не самая плохая судьба даже на этот момент, - кивнула я с уважением, - а восточный друг, поставляющий опий, это еще с персидских времен?

- Да, с тех… там опий называют - териак. Обезболивая им, делают даже кесарево сечение живым женщинам, и они выживают… - горько улыбался он, - я говорил об этом в Академии – и матку нужно сшивать, а не только живот! Меня высмеяли – она, мол, срастается сама… не стоит спорить с природой.

- Зависть… а еще сила инерции и привычка, - качнула я головой, соглашаясь с ним: - Юлий Цезарь своим указом распорядился делать чревосечение женщинам, которые скончались родами – чтобы извлечь младенцев. В принципе о выживании роженицы речи не шло. А опий в медицине хорош...

- Его уже много лет используют на востоке. Он будет жить, Мари? – сменил доктор тему.

- Сказала бы я вам, Жак… Прогноз? Я надеюсь. И нужно признать - мне непостижимо везет… хотя я готова была и к резекции кишечника. А тут… и кровотечение не настолько сильное, и вы очень удачно удалили пинцет при затягивании узла, не пришлось накладывать дополнительный шов. Если не разовьется перитонит – выживет. Во внутрибрюшную полость попало содержимое кишки и кровь. Я очистила по максимуму, но антисептический раствор слабенький... И до этого дня я еще ни разу не ушивала кишку, хотя справилась, кажется, неплохо, - грустно улыбнулась я, а Дешам выпрямился, пораженно глядя на меня:

- Да, я осмелилась. Сильно рисковала и рискую. Возможно, придется вскрывать повторно и делать ревизию… А то и резекцию поврежденного участка. Кормить его нельзя, пить – микроскопическими порциями на язык, часто смачивать губы. Люк - молодец. Люк! Ты умница, - клонило меня к земле. Устала, хотелось спать. Мне почти все время хотелось спать – еще один признак беременности. И я улыбнулась Люку. Просто подумала, а на душе уже легче, светлее...

- Меня едва не вывернуло, мадам, - скривился парень, лихо сплюнув в сторону: - Особенно когда полезло дерьмо.

- А я в обморок упала прошлый раз, - пожала я плечами, - и что?

- Как вы собирались… каким способом сделать это, Мари? – тихо поинтересовался доктор.

- Не хочу об этом, потому что не придется - я верю в успех. А способы есть, и вы их знаете. Я не представляю, Жак… но вы же видели эти муки и не раз. Опий… но его запасы у вас не бесконечны, я права? - встала я, - сегодня вы дежурите. А что касается платья… меня не будут представят, как вдовствующую баронессу, я не имею на это права – мой ребенок не наследует баронский титул. Значит просто – Маритт дю Белли.