Не сбавляя темпа, под барабанный бой, гвардейцы и ополчение из Борок отбивали слитный стальной марш. Я не боялся, что нас заметят. Напротив, я хотел, чтобы первое боестолкновение было как можно более показательным. Возле некоторых дворов недвусмысленно стояло несколько лошадей. Похоже, в них сейчас учиняют разбой над последними горожанами те самые летучие отряды, которые вот уже неделю кошмарят всех жителей между второй стеной и детинцем.

Замедлив шаг своего коня, я приблизился к Григорию, ведущему свою сотню в арьергарде и указал ему на каждую лошадь у двора отправлять в этот самый двор двоих своих воинов. Тот воодушевлённо кивнул и принялся раздавать указания своим подопечным. Вот к небольшому двору, возле которого мирно щипали травку три скакуна направились сразу шесть одетых в кольчуги по колено и вооружённых длинными клинками и небольшими круглыми щитами солдат Григория. Они подошли к калитке, как та открылась и показался бородатый явно не возрасту мужчина лет двадцати пяти в стёганке и с короткой саблей на поясе. Увидел бы такого на улице — обошёл бы стороной, не иначе. Он по инерции хамовато дëрнул головой, спрашивая у названных гостей, чего им надо и, наверняка, выясняя, кто это там барабанить вздумал. Сомнений не было, это — грабитель Михаила. И у ведущего воина, похоже, сомнений также не возникло, потому как он, брезгливо пнул дружинника воеводы, который больше походил на бандита и вихрем влетел во двор. За ним туда ворвалась и остальная штурмовая группа. Сотня Григория не раз упражнялась вместе с гвардейцами, в тренировки которых входил и штурм закрытых помещений, а потому сейчас они напоминали заправских бойцов «S. W. A. T.» из какого-нибудь американского фильма. Настолько организованно и бесцеремонно они врывались во дворы и нещадно крошили в капусту тех, кто совсем недавно ворвался сюда же, но уже чтобы пограбить честных людей.

Тем временем дальше по улице вся поредевшая сотня, вышедшая на очередной рейд, стала спешно собираться в единый кулак, общей численностью около полусотни воинов. Намерения у них были явно недружелюбные. Ну, нам же лучше. Не дожидаясь моей команды, лейтенант отдал команду «Стой» и барабан, отбив мелкую и частую дробь, затих. В наших рядах повисла звенящая тишина. Пол сотни всадников метрах в ста пятидесяти от нас же напротив — пытались всячески подначить себя разного рода криками и улюлюканьем. Тоже мне, лихие казаки.

— Лейтенант. — Окликнул я Ивана. — Дадим полный залп.

— Так точно, командир, — Весело выкрикнул он. — Накормим гадов свинцом! Первая шеренга — Ложись! — Первая линия гвардейцев в одно движение опустилась на колено, а во второе — на живот, приняв боевую готовность. Всё чётко и без лишних движений. — Вторая шеренга — на колено! — Последовала вторая команды и вот уже вторая линия встаёт на колено и берёт ружья на изготовку. Тем временем конница предателей начинает движение в нашу сторону, вальяжно набирая обороты и, по всей видимости, не представляя, какую опасность может нести горстка пехотинцев без брони и с какими-то странными, но отнюдь не угрожающими палками. Лёгкой победы хотят? Ну, мы сейчас посмотрим.

Дистанция примерно сто метров — противник идёт быстрой рысью, обнажая сабли.

— Взвод, готовсь! — Командует лейтенант и второй и третий ряд выставляют штыки вперёд. Три десятка курков одновременно встают на взвод.

Дистанция семьдесят — противник переходит на галоп и ещё громче раздаются лихие кличи. И как они до сих пор столь архаичной доктриной атаки битвы выигрывали? Или это Михаил понабрал всяких неучей, которые только грабить могут более-менее достойно? Я сумел получше разглядеть противника: кольчуги дай бог у половины, у остальных стёганки, но и те отнюдь не у всех. Щиты, однако у большинства, но качество их, судя по всему, оставляет желать лучшего. В общем, ничего, что могло бы послужить преградой для пятнадцати граммов свинца. Да и идут самые матëрые и хорошо одетые всадники в первых рядах. Глупо, первыми же и полягут.

— Цельсь! — Звучит вторая команда и слитный звук ружей, переходящих в последнюю перед выстрелом стадию заставляет меня поёжится. Я и сам взял своё ружьё без штыка, этакую кавалерийскую версию обычного пехотного, и тоже прицелился, выбрав своей целью одетого в кольчугу воина в первом ряду.

Дистанция шестьдесят. Пока рано. Пятьдесят. Нет, я должен увидеть крошки хлеба в бородах на их жирных мордах. Сорок. Ну, вот теперь можно. Словно прочитав мои мысли, Иван отдаёт излюбленную всеми команду.

— Пли! — Три десятка стволов одновременно изрыгают пламя, дым и смертоносный свинец. Если бы я не сидел на лошади, то облако дыма надолго заволокло бы мне обзор. Однако тот дым, что появился после моего выстрела, рассеялся довольно быстро и я увидел результат залпа. Как там, в Лермонтов писал? «Смешались в кучу кони, люди…» У нас тут конечно, не Бородино, но тоже неплохо. На узкой улице упавшие замертво лошади стали преграждать путь тем, что на полном скаку шли за ними, из-за чего те стали спотыкаться и хороня под своими тушами своих же всадников. Другие же скакуны, не получившие пулю в грудь, стали повально артачится и тормозить. Всадники уводили их от столкновения с трупами других лошадей и упорно вели на нас, хотя на их лицах уже не было ни тени былой уверенности. Не было и лихих кличей. Их сменили стоны и крики боли.

— В штыки! — Крикнул лейтенант. Первые два ряда встали на ноги и выставили ружья вперёд. Невозмутимо. Чётко и слаженно. Как будто не лежали в полусотне шагах от них десятки людей и лошадей, истекая кровью в своей, наверняка, последней агонии. — Шаго-ом, марш! — Взвод невозмутимо зашагал вперёд, а барабан застучал, помогая бойцам взять ритм стального марша. Они уверенной поступью шли вперёд. Некоторые всадники, развернув лошадей, дали дëру, но пара десятков всё же отважно двинулись вперёд, уже не успевая перейти на галоп. Они пытались рубить гвардейцев саблями, но те были слишком коротки. Штыки бойцов были длиннее и они хладнокровно вонзали их в предателей-грабителей, стаскивая их с лошадей и, перешагнув через раненных, оставив их для тылов, продолжали отбивать чёткий марш, раз за разом ударяя штыком в единичные очаги сопротивления. Первый реальных бой с ружьями, очевидно, был разгромно выигран.

Когда всё закончилось, я обратился к своим солдатам с речью. Сидя в седле, я, на волне эмоций и адреналина, вероятно, был похож на Ленина, когда тот говорил со своего броневика о свершившейся революции. А возможно, я был даже более эмоционален.

— Сегодня предатели лишились почти сотни своих бойцов. — Я указал на сложенные в кучу трупы в одном исподнем. — Сегодня мы начнём излечивать город от зловредной опухоли, что вылезла прямо в его сердце. — Указал я в сторону детинца. — За свободу и правду!

— За свободу и правду! — Также искренне кричали мне сто пятьдесят глоток, вздымая наверх свои ружья.

— За веру и честь! — Продолжил я.

— За веру и честь! — Последовал мне ответ.

— За наше отечество, братцы! Ура!

— Ур-р-а-а! — Казалось, что эхом кричат даже улицы. Будто бы весь город, всем своим существом, поддержал наше дело. Дело революции. Революции не красной и кровавой, а светлой и праведной. Провозглашающей справедливость и человеческую свободу.

Сразу после разгрома отряда грабителей-предателей мы стали приготавливаться к долгой осаде. И гвардейцы, и моё «рабочее ополчение» и даже сотня Григория привычным образом, отведя в сторону лошадей, везущих повозки со всем походным и не очень барахлом, выставляли телеги полукругом в сторону стен детинца, чтобы те, в случае чего, играли роль укрытия и преграды для неприятеля. Внутри же импровизированной крепости из повозок стали размещать палатки, разводить костры(по одному на десяток человек) и заниматься привычным походным бытом. Сначала я подумывал отдать приказ заселять многочисленные пустующие дома, однако быстро отмёл эту идею. Сейчас нам больше всего важна организация и мобильность. А если все расселяться по избам, то в случае чрезвычайной ситуации те мгновения, что солдаты потратят на сбор, могут стать фатальными для всех нас и поставить под угрозу всю операцию. Так что только классический походный лагерь! Дëшево, сердито, но зато невероятно эффективно в наших условиях.