— Я тоже этого боюсь. — Честно признался я.

— Я вот чего спросить хочу у тебя, Саша. — Бывалый воин вдруг как-то по-детски замялся. — Ежели я на вече не поеду, дозволь мне здесь, у тебя, в Борках покамест остаться, да учения малого полка твоего, ну хотя бы посмотреть. Уж больно справно они у тебя раз от разу всё делают. И стрельбу ведут и построения разные, что ромеи когда-то давно. Ну мне то порою дьяки да священники сказывали, что в грамоте дюже сильные и древние свитки читали.

— Да какие вопросы, Григорий? — Отмахнулся я. — Конечно, конечно! Смотри на здоровье. — Я ударил в бока своего коня, от чего тот лениво зашагал вперёд. — Ну, бывай, Григорий. Время не ждёт. — Сотник положил руку на мою, останавливая движение.

— Великой силой станет армия, что по твоим устоям упражняться начнёт. — На последок шепнул он мне. — Ну, с Богом! — Я благодарно кивнул сотнику и, дав знак Ивану, рванул по улице сразу рысцой.

— Взвод, рысью, за мной! — Последовала команда лейтенанта и три десятка лошадей, сливая топот копыт в единый монотонный звук, рванули следом.

В Новгород мы прибыли поздно вечером. Гвардейцы, потеснившись, разместились в старых бараках и, частично, в доме. Назначив привычным образом трëх дежурных, которые должны были меняться каждый час на трëх других, я улëгся спать. Вече… Хм. А много ли я о нём знаю? И вообще, что там могут решить?

Как оказалось, вече — это собрание в самом, что ни на есть прямом смысле слова. Просто собралась огромная, вечно гомонящая толпа мужиков, дабы решить важные вопросы. А то, что большинство из них понятия не имеют о том, что такое раздробленность, чем она грозит и как её избежать, похоже, никого кроме меня не волновало. К слову, когда Григорий говорил, что допускаются к голосованию лишь землевладельцы, старшие в роду мужчины, он не врал. Ибо на въезде в детинец пропустили лишь меня одного, а всех гвардейцев вежливо попросили остаться снаружи. И не ясно, была эта вежливость вызвана высоким воспитанием стражников или угрожающим видом чёрной тучи гвардейских мундиров и угрожающе торчащих из-за спин штыков ружей. Я даже удивился. Как же, без проверки документов или хоть какого-то подтверждения? Они что, всех подходящих под критерий в лицо знают? Однако, как позже оказалось, подобная честь оказывалась далеко не каждому. У большинства простых горожан действительно проверяли, кто они есть и сверяли данные по каким-то, одним им известным длиннющим спискам.

Впрочем, меня сейчас мало беспокоила вся эта бюрократическая волокита. Протиснувшись поближе к деревянному помосту, откуда, по всей видимости, должны были вноситься предложения. И, похоже, сделал я это как раз вовремя. Туда стали подниматься богато одетые люди, среди которых я узнал посадника, воеводу Михаила и нового, пришедшего вместо гостя из будущего, епископ Новгородский, с которым я так и не успел наладить контакт. Было и ещё несколько людей, мне незнакомых или знакомых, но очень уж смутно, так, что я даже не придал этому значения.

Тем временем зазвонил колокол, до этого сиротливо стоящий на помосте и народ разом заткнулся, уставившись на тех, кто стоит выше.

— Слушай, народ Новгородский! — Начал епископ. — Давеча в Москве отдал душу богу царь наш Иоан Васильевич. — По толпе прошёлся возбуждённый шёпот. Всем отлично известно, что прямых наследников у царя нет. — Сегодня мы все собрались здесь, пред собором святой Софии, дабы решить судьбу Новгородской земли. Я предлагаю вам решить, как будем мы устраивать власть теперь, когда нет над нами никаких иных владык. Покамест бояре Московские царя пригодного на престол не посадят, следует нам пред лицом ворога злого свою правду держать и не дать земле нашей святой попасть в лапы иноверцев. Предлагаю вам, народ славного города, вернуться к старым устоям, когда все князья и посадники народом выбирались, да им же и прогонялись. — Повисла тишина. Однако продолжалась она не долго. Вскоре люди начали буквально выкрикивать своё мнение касательно этого предложения. Да так активно, что сложно было разобрать что-то конкретное, лишь читался иногда общий, где-то положительный, но чаще отрицательный тон. Вот, оказывается, что значит голосование по местным устоям. От слова «голос» и никак иначе. Ни тебе избирательных бюллетеней, ни здравой демократии. Тоже мне, республика!

Однако спустя несколько минут активного «голосования» стало ясно, что народ, в большинстве своём, не хочет вновь разделять власть. Не знаю, насколько это верное решение, однако против большинства, как говорится, не попрёшь. Вновь ударил колокол и народ замолчал.

— Раз народ Новгорода не желает вновь возвращаться к устоям торговой республики, — Начал епископ после того, как воцарилась тишина. — Тогда, наверное, вы желаете видеть единого властного князя, что землю Новгородскую будет держать в твёрдых руках? — И тут ситуация оказалась полностью зеркальной. Народ, в основном, стал голосовать за единоличное правление одного человека. Примерно через минуту ещё раз ударил колокол. — Хорошо! — Продолжил свою речь епископ. — Тогда нужно избрать человека, который до установления порядка на всей земле русской княжить в Новгороде станет. — После этого епископ стал планомерно озвучивать всех кандидатов на это роль, которые вышли с ним на деревянный помост. И главными претендентами оказались, как я и думал, воевода и посадник. Вот только если за первым числилось лишь пара неуверенных военных побед, а также неплохая знатность рода, то про второго в народе ходила только самая хорошая молва. Он, по сути, и выполнял роль князя всё это время. Только армией не командовал. А всё остальное делал и делал, стоит признать, весьма успешно. Да и епископ ему явно благоволит. Не удивительно, что в минуты голосования его имя выкрикивал чуть ли не каждый второй.

В последний раз ударил вечевой колокол.

— Значит, решено, — Властно произнёс церковный служитель. — Волей народа Новгородского, князем полноправным до воцарения в Москве законного царя, назначается посадник Дмитрий, сын Ивана, рода Белородцевых. — Епископ утвердительно ударил посохом по деревянному помосту и народ радостно загомонил. Вверх полетели шапки и я сам, на волне всеобщей радости, заулыбался. Ну, может и обойдётся смута. Тут я от чего-то бросил взгляд на спину уходящего вместе со всеми кандидатами, Михаила. Он обернулся, коротко взглянул на новоиспечённого князя и как-то странно, не по-людски, оскалился. Буквально на мгновение, но я этот жест уловил. А может, и не обойдётся…

14 апреля 1506 года.

Через десять дней после избрания князем на время неразберихи в государстве бывшего посадника Дмитрия Белородцева народ стал потихоньку затихать. Казалось, все поверили, что кризис миновал и сейчас Новгород сможет отбить нападение любого возможного противника. С самим новоиспечëнным князем мне пообщаться не удалось, хотя, наверное, я бы смог этого добиться при желании. Однако у меня были пока что и более важные дела в Борках. Дмитрий, как я понял, человек весьма прогрессивный по местным меркам, хоть и не молодой. О народе думает, авторитет имеет. Так что, пожалуй, пока что беспокоиться не о чем.

Но отменять начатую мобилизацию я не торопился. И перед народом как-то неудобно, да и установленная стабильность сейчас имеет откровенно зыбкое положение. Власть в лице князя имеет легитимность лишь у простого народа. Это, конечно, весомый плюс, но вот только важно эту самую легитимность иметь ещё и среди высокопоставленных людей. А вот местная знать, как ни крути, в последние десять дней наверняка смотрит на Дмитрия мягко говоря косо и хищно. Ну не знакомы люди с продвинутой демократией, что уж тут говорить. Не то чтобы мне какой-то проверенный источник донëс о том, что князя знать недолюбливает. Просто это, как мне кажется, очевидно. Ведь не только бояре в Москве готовы родину продать ради власти и богатства. Подобная картина сейчас чуть ли не в каждом городе каждого государства рисуется.