– Именно. Заметьте, как всем плевать на то, что вы преступник и грабите мирных торговцев и крестьян, главная претензия к вам в том, что вы беглец. Вам уже никогда не смыть этот позор.

– Почему же? – хмуро спросил Ворон.

– Вы были офицером элитного, – Людовик сделал акцент на это слово, – отряда. Если бы это был обычный отряд, вас бы помиловали, приди вы с повинной, но лишили званий. А из-за статуса отряда, в котором вы состояли, вам грозит смерть, и если вы сдадитесь сами, то может и избежите наказания на небесах, но не на земле.

– Как вы складно говорите, где такому научились?

– Рыцари – это не необразованные громилы, а благородные члены общества, мы все окончили школу, господин Ворон, вопреки всем вашим предрассудкам, – сказал Персиваль и двинулся чуть быстрее, чтобы обогнать разбойника.

Уже через час езды они оказались у стен города. Было уже раннее утро, солнце только-только показывало свои лучи из-за горизонта. Ворон и Людовик уже въехали в город, притом их даже не остановили, увидев Кольщика.

– По закону города ее казнят на восходе солнца, но надо не забывать, что стражи Лесной Розы, как, впрочем, и все охранники, часто просыпают установленное время.

– Все равно надо спешить, – ответил Ворон.

Через десять минут максимально быстрой скачки по пустым утренним улицам они были уже в центре города, прямо у здания администрации. Людовик сказал ждать его снаружи, так как лучше будет, если глава города не увидит его.

Ворону не пришлось ждать долго, через двадцать минут на улицу вышли и глава города, и его стража, а сзади шел Людовик.

– Выяснить, где девушка, и передать приказ освободить ее с полной амнистией, – распоряжался толстоватый глава администрации. – И передайте: если будут противиться, то лично встретятся с графом Мольберном.

– Что ты им сказал? – заинтересованно спросил Персиваля Ворон, когда вся охрана разбежалась, а глава города ушел обратно в администрацию.

– Ничего, что противоречило бы письму графа.

– И что там написано?

– Что граф Мольберн требует, чтобы мне выдали эту девушку и я отвел ее в замок, где он планирует лично допросить и наказать преступницу.

– Намек понят, – закатив глаза, сказал Ворон.

– Вам, господин разбойник, лучше вообще максимально избегать контакта с людьми сейчас, иначе нас могут заподозрить в обмане, и в итоге сам граф может пострадать.

– Просто молчу и смотрю в пол, я помню.

Наконец один из стражников вернулся и сказал, что скоро ее приведут сюда.

– Как скоро? – поинтересовался рыцарь.

– Очень скоро, девка бойкая, сопротивлялась долго, но мы дали ей нюхнуть усыплялку, и она вырубилась, а когда очнулась, уже была в оковах и связанная, – с тупым выражением лица отвечал охранник, постоянно смеясь своим же словам.

– Граф не любит ждать, и вы это знаете, – грозно сказал Людовик.

– Зато он сам любит, чтобы его долго ждали, – ехидно ответил охранник.

– Ты не уважаешь нашего графа? – рыцарь уже схватился за меч.

– Расслабься, мужик, я просто говорю правду. Я его уважаю, иначе бы не служил в этой дыре, – напряженно ответил охранник.

Наконец из-за угла показалась лошадь с повозкой, в которой лежала связанная и пытающаяся что-то сделать Глория.

– Если ее кто-нибудь испортил, то граф лично отрубит ему голову, – сказал Персиваль.

Все замолчали. Рыцарь с разбойником выехали из города. Они отъехали на безопасное расстояние, и Ворон наконец-то развязал девушку, и та сразу обняла его.

– Спокойно, дорогая ты наша, с тобой что-то делали? – утешающе говорил разбойник.

– Только толстый хотел напоследок меня взять, сказал, что все равно я завтра, то есть сегодня утром, умру, но пришла его жена, когда он уже спускал штаны, и больше я его не видела.

– Прекрасно, что все обошлось, – сказал Людовик, стоя в стороне.

– А вы кто? – удивленно спросила Глория.

– Я рыцарь графа Мольберна, Персиваль Кольщик… – сказал рыцарь и поцеловал руку девушки.

– Да, Глория, нам очень повезло, что граф оказался на стороне сопротивления и знал твоего отца лично.

– На самом деле это не везение, господин Ворон, уже большая часть графов не доверяет Императору и верит, что сможет победить в революции.

– Откуда вам это известно? – продолжала удивляться Глория.

– Графы общаются между собой, а я лишь тот, кто открывает письма, чтобы графа не могли убить каким-нибудь насекомым, спрятанным в конверте. А также я читаю их, чтобы проверить, ядовиты ли слова, написанные в них, и сам пергамент.

– И граф для этой работы нанимает рыцаря? – усмехнулся Ворон.

– Он мне очень доверяет, господин разбойник. Слава обо мне такая ходит, – подмигнув, сказал Людовик и, сев на коня, уехал прочь.

– Ты меня не бросил, – утвердительно сказала Глория.

– Тебя? Да такую девушку никто бы не бросил на произвол судьбы, хотя, честно признаюсь, я хотел это сделать.

Сказав последние слова, Ворон поймал на себе прозаичный взгляд Глории, и они отправились в лес.

– Этот парень безнадежен, – сказал мужчина в одеянии разбойника. – Мы его держим взаперти больше месяца, и он никак не хочет признать, что сопротивление – это реальная возможность стране не сгинуть в коррупции.

– И что ты предлагаешь? – спросил человек, сидящий за столом главы деревни.

– Не тратить на него еду и воду, казнить его как приспешника империи.

– Пойми, Серый, Консильваль сказал, что надо сохранить ему жизнь и оставить в здравии.

– Но Кайл, ты же сам понимаешь, что он нам вообще не нужен. Он много ест по сравнению с нами, в то же время ничего полезного не выполняет, – эмоционально говорил Верн.

– Знаешь, почему империя держит людей в тюрьмах, а не убивает? – сказал Кайл и встал, начиная привязывать письма к голубям и отпуская их.

– Зачем мне это знать? Это все имперское, чужеродное, мы боремся с империей, а не примыкаем к ней. Мы должны что-то новое сделать.

– Империя держит людей в тюрьмах, потому что верит, что они исправятся и станут благородными и работающими членами общества, то же и с ним.

Кайл посмотрел на местную тюрьму.

– Наш лидер верит, что он исправится. Я тоже верю.

– И зачем ты мне это сказал? – помотав головой, ответил Серый.

– А затем, что пора бы тебе заняться делом, а не болтать попусту. Меня Консильваль назначил главой деревни, а тебя, если мне не изменяет память, тренером, и вроде бы твои занятия по стрельбе из лука начинаются, – Кайл посмотрел на настенные часы, – сейчас.

Серый тоже посмотрел на часы и, увидев сколько времени, попрощавшись, выбежал из здания и в спешке отправился на поле, где он должен был обучать новобранцев. По пути его хотели остановить двое солдат, но он, быстро сказав что-то невнятное, убежал.

На поле уже стояли новобранцы, и было видно, что они стояли не пять минут. Интерьер был уже готов. Мишеней должно было хватать, чтобы у каждого из двадцати ребят было, куда стрелять.

– Так, молодежь, вы должны понимать, что у нас нет времени долго и тщательно готовиться, потому у нас будет максимально ускоренный курс стрельбы. Главное правило – не стрелять по другим, не целиться в других, только по мишеням. Все ясно? – громко и четко сказал Верн.

– Так точно, – недовольно сказала парочка молодых людей.

– Я почему-то не слышу всех, все ясно? – уже громче спросил мужчина.

– Да, сэр, – громко сказали все.

– Отлично, начнем, – сказал Серый и начал учить молодежь стрельбе из лука.

Тем временем Кайл занялся распределением работы в городе. Все должны были что-то делать для блага сопротивления. Кузнец дни напролет делал стрелы, фермеры поставляли еду и так далее. А так как временно отсутствовали налоги, то все трудились с двойным упорством. Каждый день все члены деревни собирались на главной площади, чтобы обсудить планы на будущее.

– Что говорит Консильваль? – спросил Кайла офицер, который выходил из местной тюрьмы.