— Как вам будет угодно, — склонился Дорсьер.

Он направился к двери, но на мгновение задержался: — Да, инспектор. Вот пуля, которую мы извлекли... Фару положил ее в карман и принялся названивать по телефону, приказывая невидимым абонентам сменить Антуана на его посту и тщательно осмотреть комнату Элен Парри на улице Деламбра.

— У меня еще есть время съездить в комиссариат, — сказал он, вешая трубку.

— Это еще зачем?

— Собрать сведения об этом доке из 14-го округа и о доме на улице Вокзальной в Монруже. Можно было бы, конечно, посидеть и здесь, но лучше уж с пользой провести время, отделяющее нас от разговора с мадемуазель Парри.

— Я еду с вами?

— Нет. Лучше не оставлять этого дока в одиночестве. Составьте ему компанию.

Я засмеялся.

— Ладно. Поговорим с ним о концлагере.

— О! Но тогда станет известно, что вы были военнопленным...

И удалился.

— Воистину, — рассуждал я некоторое время спустя, наливая себе пятую чашку превосходного кофейного эрзаца, — воистину, дорогой Дорсьер, нам на роду написано встречаться при весьма щекотливых обстоятельствах. Мы познакомились с вами в связи с шантажом, которому подверглась ваша сестра, затем вновь увиделись в концлагере, и вот теперь, стоило нам доставить вам прекрасное тело мадемуазель Элен Парри, чтобы вы его хорошенько искромсали, как вы чуть было нас не продырявили.

— В очередной раз приношу вам свои извинения, — вздрогнув, проговорил Дорсьер.

— Э-э-э! Довольно об этом, — снисходительно сказал я. — Я дал инспектору Фару слово детектива, что та байка, которой вы нас сегодня угостили, соответствует действительности. И не будем больше к этому возвращаться.

Он помрачнел.

— Байка? Вы что же, хотите сказать...

— Что вы наглый лгунишка, так-то. Но в данной ситуации ваша скрытность более неуместна. Ведь нас двое. Карты на стол.

— Мне нечего от вас скрывать. Вас подводит воображение, — сухо отрезал он.

— Ой ли? Я назвал пострадавшую по имени: Элен Парри, дочь похитителя жемчуга, о котором вам должно быть известно. Джо Эйфелева Башня... И вы, если не ошибаюсь, вздрогнули.

— Даже вы способны заблуждаться, месье Бюрма. Рискуя задеть вас, повторяю, что вы ошибаетесь.

— Так и быть! Оставим это! — сказал я примирительным тоном. — И все-таки хотелось бы надеяться, что в этом округе вы пользуетесь репутацией безукоризненно порядочного человека; ведь инспектор Фару поехал справиться на этот счет.

— Инспектор понапрасну потратит силы и время.

— Не сомневаюсь. И последний вопрос: вы не отлучались сегодня из дому?

— Я сам удивляюсь, что отвечаю вам. Нет, не отлучался.

После этого обмена любезностями наш разговор поблек, да так и не ожил до самого возвращения инспектора. Последний казался растрепанным, что вызвало беспокойство доктора. Однако инспектор обратился к нему весьма любезно. А так как не было в мире человека более неспособного к притворству, чем Фару, то я пришел к заключению, что добытая им характеристика эскулапа оказалась безукоризненной.

— Можно поговорить с девушкой? — спросил он.

— Сейчас узнаю, — ответил Дорсьер.

И вышел.

— Собираетесь надеть на него наручники?

Фару пожал плечами.

— Это воплощенная добродетель, выше всех похвал. Вы были правы: он попросту повел себя как глупец. Но тут произошло еще одно событие. Некая история, которую мне рассказали в Монруж. Какая-то машина, ехавшая во время воздушной тревоги с выключенными фарами, сбила у Белого Дома человека. Когда его обнаружили, он был уже мертв; может быть, в результате столкновения с автомобилем, а может, это покажет вскрытие, и по другой причине — на теле обнаружены пулевые ранения. Поскольку место, именуемое Белым Домом, недалеко от Вокзальной улицы, я съездил в Кошен взглянуть на тело. Оно принадлежало некоему Гюставу Бонне, жителю Лиона. Занятно, не правда ли? Что-то мне не понравилась его физиономия. Могу я попросить вас... гм... Она мне ни о чем не говорит. Может быть, вы окажетесь счастливее...

— Поклянитесь, что это не предлог, чтобы удалить меня, пока вы будете допрашивать девушку.

Он с негодованием отверг мое предположение.

— В таком случае еду в госпиталь. Напишите записку, чтобы я смог воспользоваться вашей колымагой.

Возвратившись из Кошена, я застал Фару за дружеской беседой с Дорсьером.

— Ну как? — нетерпеливо спросил он, даже не дав мне снять шляпу.

— Видел жмурика. Рожа и в самом деле мерзкая.

— Вам не доводилось с ним встречаться?

— Нет, — солгал я.

Лежа на белой кровати в сияющей чистотой палате, с убранными под чепчик густыми волосами, бледная, как простыня, Элен Парри едва дышала.

Почувствовав, что я прикоснулся к ее руке, она медленно открыла свои прекрасные грустные глаза и удивленно взглянула на меня. Из арсенала своих интонаций я выбрал ту, которую считал наиболее вкрадчивой.

— Добрый вечер, мадемуазель Парри, — произнес я. — Тяжкие обязанности вынуждают нас докучать вам, но не в нашей власти откладывать допрос. Речь идет о том, чтобы отомстить за вас. И за Боба. Ведь вы знаете его, не правда ли? Было бы странно, если бы вдруг оказалось, что он ничего не рассказывал вам обо мне, его патроне, Несторе Бюрма.

Она прикрыла глаза в знак согласия.

— Вы были на вокзале, — тихо сказала опа.

— Да. Так же, как и вы. Зачем вы достали револьвер?

— Что это еще за история? — всполошился Фару. — Вы мне ничего не...

— Помолчите, Флоримоп. Это дитя не может уделить нам много времени. Зачем вы достали револьвер?

— Инстинктивно. Я ждала Боба. Он знал, что я возвращаюсь, и в телеграмме просил подождать его на перроне. Он приготовил для меня сюрприз. Я услышала, как кто-то окликнул его по имени. Это были вы. Он побежал и... О, Боже!..

Дорсьер буквально подпрыгнул. Руки его дрожали. Ноздри трепетали. Он склонился над пациенткой.

— Она в таком состоянии, что не вынесет допроса, — выговорил он со странной решимостью.

Я прекрасно отдавал себе в этом отчет, но у меня оставалось еще два вопроса. С остальными можно было и повременить.

— Последнее усилие, мадемуазель Парри. Вы ведь не отрицаете, что вас зовут Элен Парри и что вы дочь Жоржа Парри?

— Нет, не отрицаю.

— Превосходно. Вы не несете никакой ответственности за противоправные действия вашего отца. А теперь слушайте меня внимательно и постарайтесь ответить с той же искренностью. Вы видели, кто стрелял в Боба?

— Да.

— Сегодняшний ночной гость в доме на Вокзальной улице?

— Да.

— Вы с ним знакомы?

— Да.

-- Имя! — глупо заорал Фару, бросаясь к девушке, словно хотел ее проглотить.

— Полегче, — вмешался доктор, хватая его за руку. Впрочем, совет запоздал. Элен Парри прошептала; «Его зовут...» — и лишилась чувств.

— На сегодня все, — сказал я. — Можно идти спать. Тем более что я выяснил все, что хотел.

Инспектор исподлобья взглянул на меня.

— С вами не соскучишься, — произнес он.

Несколько часов спустя, после глубоких размышлений, я обрел наконец сон, который был нарушен телефонным звонком.

— Алло, месье Бюрма? — раздался напевный голос.

— У телефона.

—- Здравствуйте, дорогой друг. Это Жюльен Монбризон.

— Какой приятный сюрприз! Решили стать парижанином?

— Всего на несколько дней. Получил наконец-то этот проклятый Ausweis ⁹. Мы не могли бы встретиться?

— Трудно сказать. Работы по горло.

— Вот черт, — разочарованно произнес он. — А я хотел поручить вам одно дело.

— Какое?

— Мой слуга, приехавший со мною в Париж, исчез.

— И вы хотите, чтобы я его разыскал?

— Да.

— Не изводитесь из-за такой чепухи. Если вдруг выяснится, что он развлекается с какой-нибудь блондинкой или брюнеткой, вряд ли им понравится наша назойливость.